Братва

– Красиво, ничего не скажешь, – кисло улыбнулся следователь, но тут же принял строго официальный вид. – Хорошо! Перейдем к делу! Когда и при каких обстоятельствах вы последний раз видели гражданина Лебедева?

– Вчера около полуночи в «Кенте». Он был в холле, выполняя служебные обязанности, охраняя входную дверь. В разговор я с ним не вступал, лишь поздоровался. Дежурство его заканчивалось в шесть часов утра.

– А где вы находились с шести до восьми утра сегодня?

– Спал у себя в квартире.

– Кто это может подтвердить?

– Никто. Так как я давно перековался и живу законопослушным гражданином, то обеспечивать себе алиби на каждый час считал необязательным.

– И напрасно! – Следователь радостно оживился, чуть руки не потирал от избытка положительных эмоций. – Так, значит, и запишем – на время убийства Лебедева алиби у вас, кстати, бывшего мокрушника, отсутствует полностью! Верно излагаю, а, Монах?!

Я невольно скривился – мент произнес мое блатное прозвище как грязное ругательство. Я быстро отвел взгляд, чтобы скрыть глаза, налившиеся ненавистью. С превеликим трудом подавив справедливое желание промассажировать капитану челюсть, по возможности спокойно ответил:

– Слова ваши заслуживают внимания лишь в том случае, если укажете хотя бы один правдоподобный мотив для убийства собственного работника и ко всему еще давнего приятеля.

– Всему свое время, неуважаемый! – противно осклабился следователь прокуратуры. – Расследование только-только начинается, а когда оно закончится, надеюсь, ты у меня в камере загорать будешь.

– Ну, раз мы уже по-свойски перешли на «ты», – не сдержался я, – то ты, начальничек, слишком много на себя берешь! По ходу, извилина у тебя лишь одна, да и та образовалась от ношения фуражки!

С глубоким удовлетворением заметил, как позеленела от бешенства физиономия Горбина. Выдержки, оказывается, у него на ломаный грош – даже губешки подрагивали, когда заговорил.

– Браво, Евгений Михайлович! Мы еще вернемся к этому вопросу, обещаю!.. А сейчас расскажите, будьте так любезны, о частной жизни вашего приятеля Карата. У него были враги?

– Без понятия, капитан. Проживал он там же, где и работал – в гостинице «Кент». Постоянных подружек, насколько знаю, не имел. Спиртным не злоупотреблял. Был спокойным, рассудительным человеком, но одновременно и сентиментальным романтиком.

– Хорош романтик! – Следователь заглянул в раскрытую папку. – Последний срок отбывал за умышленное убийство, совершенное с особой жестокостью!

– Вы же в курсе, как у нас судят! – заметил я, закуривая. – Карат сделал несколько лишних ножевых уколов, желая помочь клиенту скорее крякнуть, чтобы тот не слишком страдал. А суд, не разобравшись в побуждениях Карата, посчитал множественность ранений за признак особой жестокости. Тупые законники, разве им дано понять движения тонкой сентиментальной души!

Капитан завороженно глядел на меня распахнутыми глазами, как на чудо-юдо какое-то. Я сбился с патетического тона и мигом закруглился:

– Вот и все, в общем, что мне известно о господине Лебедеве. Думаю, пришила его шпана в поисках денег на очередную дозу наркоты. Банальное ограбление.

– А что он делал утром в Парковом переулке?

– Не имею представления.

– Вы его туда не посылали с каким-нибудь личным поручением? За сигаретами, к примеру?

– Нет, не посылал, – я сделал наивный вид будто не замечаю сарказма капитана. – Это же на другом конце города! Да и в «Кенте» любые сигареты в баре имеются.

– Хорошо! – недовольно поморщился Горбин, явно не поверив в мое наигранное простодушие. – Допрос закончен. Пока можете быть свободны.

На воле я вздохнул полной грудью, очищая легкие от затхлого воздуха казенного учреждения. «Да – тот еще фрукт этот Горбин. Как говорится: каждому овощу – свой фрукт!..»

Но на сей раз собственный каламбур почему-то не вызвал у меня даже тени улыбки.

2

Электрокамин почти натуральными огненно-малиновыми всполохами качественно создавал иллюзию спокойного домашнего уюта.

Опер Инин занимался своим любимым делом – задумчиво грел в своих короткопалых ладонях пузатый бокал с коньяком, словно предварительно знакомясь осторожными пальцами с жидкостью, которую будет усваивать его желудок.

– Твое предположение об убийстве с целью ограбления имеет объективное подтверждение, – заметил майор, отправляя, наконец, содержимое бокала на свидание с печенью. – У Карата вывернуты карманы, да и массивная золотая цепь с шеи исчезла. Между прочим, на трупе была обнаружена кобура наплечная. Судя по размерам – от пистолета-пулемета Стечкина. Он тоже пропал.

– В общем-то, дело ясное, – согласился я. – Одно непонятно – что понадобилось Карату в Парковом, да еще после ночного дежурства?

– Пока никаких зацепок. Скорее всего у него телка где-то там проживает. Пытаемся нащупать через тамошнего участкового.

– Бесперспективно, – высказал я личное мнение. – Карат женщинами интересовался исключительно как агрегатом для удовольствий. А таких и в «Кенте» предостаточно. На любой, самый придирчивый вкус. Незачем на окраину города тащиться.

– Все же мы должны отработать и эту слабенькую версию.

– Кстати, о версиях. Капитан Горбин из горпрокуратуры почему-то решил, что я причастен к мокрухе. Вызывал на допрос и пытался моралью давить. Сосунок!

– Не скажи, Монах! – усмехнулся майор, наливая себе по новой. – Ему еще и сорока нет, а имеет уже довольно приличный послужной список. Раскрываемость у него почти семьдесят процентов. На совещаниях в управе Горбина постоянно в пример ставят. Упорный тип! До прокуратуры одиннадцать лет во внутренних войсках протрубил. Юридический заочно кончал.

– Что еще о нем знаешь?

– Ничего. Мы ведь в разных ведомствах.

– Но из одной конторы! Пробей о капитане все, что сможешь. Это моя личная просьба. Да, чуть не забыл! – Я выложил на столик заранее приготовленный конверт с долларами. – Твой гонорар за прошлый месяц.

Пока я наливал себе коньяк, конверт с баксами мгновенно-чудесным образом уже исчез из поля видимости в одном из карманов моего осведомителя.

– К личным просьбам друзей я отношусь как к долгу чести! – ухмыльнулся Инин, поднимая бокал. – Сделаю в лучшем виде и в оперативные сроки. Останешься доволен.