Братва

Припарковал «мерс» там же, где и вчера. Все повторилось, издевательски скопировав прошлый вечер, словно тот просто погляделся в зеркало. Мои настойчивые звонки у вожделенных дверей остались без ответа. Оказывается, фортуне все еще не прискучила ее вызывающе-неприличная поза. Явно не просекает в своей женски-легкомысленной беззаботности, что я ведь могу обозлиться и обойтись с ней совсем не по-джентльменски, а чисто по-лагерному...

Присаживаясь на опостылевшую скамейку у подъезда, обратил внимание, что в детской песочнице снова копается малыш в болоньевой куртке. По ходу, такой же бесприютный бродяга по жизни, как и я. Увлеченно-сосредоточенно строит себе сказочный песочный замок и наплевать ему, что вечера на Урале неласковы и легко можно подхватить простуду. Я поежился и поднял воротник куртки. А может, ему и пойти некуда? Да навряд ли. Не беспризорник, поди? Хотя в наше бардачное время ничему удивляться не приходится. Бедлам, женившийся на беспределе... Как говорится, слов нет, остались только слюни.

Решив со скуки разобраться, что к чему, я встал и подошел к песочнице:

– Привет, земляк! Ты чего домой не идешь? Передачу «Спокойной ночи, малыши» не боишься пропустить?

– Не-а, – лишь на секунду оторвавшись от своих архитектурно-строительных забот, ответствовал мальчуган, шмыгнув носом.

– Ну, вот, пожалуйста! Ты же в натуре простыл, пацан! Как кличут? В смысле, зовут тебя как?

– Солнышко.

– Хм, ну, так тебя, наверно, мамаша величает. А другие дяди и тети зовут Сашей или, допустим, Сережей?

– Не-а. Вовчиком. А мамы у меня вовсе не было.

– Это навряд ли. Солнышком чужие не зовут.

– Баба Люда звала. Померла она.

– И сколько ж тебе лет?

– Шесть с половиной.

– А где живешь, с кем?

– В восьмой квартире, с тетей Надей.

– А домой чего не идешь?

– Сейчас нельзя. Как дяденька уйдет, тетя Надя меня позовет. Уже скоро.

– Какой дяденька? Который вчера был?

– Не-а. Вчера совсем даже другой приходил.

– Ясно! Полный беспредел творится! Значит, пока тетя с мужиками развлекается, ты на улице мерзнуть должен, как щенок бездомный. А ну, айда! – Я протянул руку и мягко заграбастал маленькую теплую ладошку мальчугана.

– Мне запрещается со двора уходить, – испуганно пискнул тот.

– А мы к тебе домой направляемся, – успокоил я. – Восстанавливать социальную справедливость.

Восьмую квартиру я обнаружил на третьем этаже. Обыкновенная, выкрашенная коричневой половой краской дверь, ничем не указывающая на то, что здесь проживает нахальная садистка тетя Надя, издевательница над невинным малолетним ребенком.

Дверь долго не открывалась, несмотря на мои нетерпеливые, по-ментовски настойчивые звонки. Наконец приоткрылась, явив на обозрение средних лет сердитую женщину в домашнем ситцевом халате морковного цвета.

– Вы почему нарушаете, гражданка?! – не дал я времени ей обрушить на меня свой наверняка богатый оригинальными идиомами лексикон. – Я ваш новый участковый! На каком основании дитя без присмотра?

Воспользовавшись кратким замешательством хозяйки, я перешагнул порог, заставив ее посторониться. Вовчик, понурившись, семенил рядом. Не сбавляя темпа, я прошел в комнату. Квартира оказалась всего однокомнатной.

На застеленном простынью диване сидел полуодетый мужик лет пятидесяти. Незастегнутая клетчатая рубаха открывала его грузный, словно беременный, живот. Взъерошенные жидкие волосенки смешно торчали на голове в разные стороны.

– Так, так! Развратом занимаетесь, пока ребенок воспаление легких зарабатывает? – Я праведным вопиющим перстом указал на смятую простыню. – Предъявите документы, гражданин!

– Да в чем дело-то? – неуверенно запротестовала хозяйка. – Пройдемте, товарищ инспектор, на кухню. Я вам все объясню, останетесь довольны.

– Демократия на дворе! – строго заметил я в спину удаляющейся на кухню женщине. – Сейчас я для вас уже не товарищ, а господин.

Обернулся к растерянно-безмолвно таращившему на меня глаза мужику:

– Чтоб через минуту мухой испарился из апартаментов! Иначе я тебе, фраер, ухо откушу. Как раз нынче не ужинал еще.

С нескрываемым удовольствием полюбовавшись на ошарашенно-испуганную физиономию Надиного хахаля, я по-свойски подмигнул Вовчику и прошел в кухню, больше похожую на тесную кладовку.

Хозяйка поджидала меня, зажав в кулачке десятитысячную купюру.

– Это для вас, господин участковый, – немного смущенно пробормотала женщина, протягивая деньги. – Живи и давай жить другим, как любит говорить ваш предшественник. А что, Василь Семенович уволился, а вас в дела не посвятил? Ну, не беда. Столько будете иметь с меня каждую неделю. Немного, конечно, но войдите в положение. Сама кое-как концы с концами свожу. Да и Вовчика ведь кормить каждый день надо.

– А кем он тебе приходится? – игнорируя купюру, поинтересовался я.

– В том-то и дело, что никем. Мамаша моя в тридцать втором детдоме работала. А зимой ее расформировали подчистую. Средств, вишь ли, у мэрии нет. На служебные «Мерседесы» откуда-то отыскивают. Жлобы захребетные! Детишек работники детдома по своим семьям разобрали, а оставшихся в Пермь отправили. Там один детский дом еще кое-как держится. И мамаша, дура дурой, тоже взяла мальчонку. Вовчика этого. Солнышком прозвала за рыжие волосы, – явно расстроившись от воспоминаний, хозяйка тяжело опустилась на табуретку у стола.

– Ясно. А отчего баба Люда, мать то бишь твоя, умерла?

– Рак желудка, как уж потом выяснили. А денег у меня даже на гроб не было, безработная я. Обанкротилась наша швейная фабрика... Пришлось кремировать, все ж подешевле...

– Деньги убери, мне они без надобности. Значит, торговля собственным телом не больно рентабельна? Сколько тебе этот плешивый хмырь обещал?

– Всего сто тысяч. Сильно не разбежишься.

Я окинул бывшую швею опытным мужским взглядом. Сделанный вывод, что большего она и не стоит, чисто по-интеллигентски оставил при себе и вынул из заднего кармана брюк неразлучный бумажник.

– Клиент, насколько разбираюсь в людях, уже слинял в неизвестном направлении, – сказал я, кладя на кухонный стол двадцатку «гринов». – Это тебе в возмещение убытков.

– Так вы не участковый?! – наконец-то врубилась Надя, уставясь на меня, как бык на новые ворота. – Кто дал вам право врываться к честным людям?

– Заглохни, честная! Я Счастливый Случай, а он положняком всегда приходит без предупреждения. Не знала разве? Так вот, Надежда, прекращай давай свое малодоходное надомное ремесло. На «конвейере» у меня будешь в десять раз круче зарабатывать. Наведайся завтра в гостиницу «Кент», спроси господина Цепелева. Он тебя пристроит к делу и номер в гостинице выделит. Понятно, не за красивые глазки. Будешь ему двадцать процентов с навара отстегивать. Покатит такой не хилый расклад?

Проститутка, почему-то покраснев, долго переваривала полученную информацию, но, видать, так и не нашла подходящих случаю слов благодарности и просто кивнула.

– Вот и ладушки! А то дань платить какому-то ржавому Василь Семенычу в наше индустриальное время высоких технологий – явный нонсенс! Да и унизительно, в конце концов. Ладно. Мне в путь пора. Время ужина давно пришло. Кстати, запомни – Вовчика не просто каждый день надо кормить, а хотя бы трижды за сутки. Ну, бывай пока.

Как и ожидал, кроме пацаненка, в комнате уже никого не было. Мимоходом потрепав на прощание рыжие вихры мальчугана, я вышел в подъезд, еле-еле освещенный экономной сороковатткой.