Братья Гримм

Вскоре Вильгельм получает письмо «с большим приложением сказок и песен». В ответном письме младшему фон Гакстгаузену он пишет: «Вашу манеру изложения нахожу безупречной, здесь все достоверно и просто, как я этого и хотел. И если Вы будете продолжать и дальше в том же духе, как Вы мне обещали, то Ваше участие во второй книге (сказок) будет немалым».

Во второй том вошло много сказок, услышанных и записанных не самими братьями Гримм, а их друзьями. В достоверности этих источников они не сомневались.

Как и раньше, братья оставляли за собой право давать сказкам собственную языковую редакцию.

Чтобы самому услышать сказки, еще сохранившиеся в Бёкендорфе и его окрестностях, летом 1813 года Вильгельм отправляется в поместье семьи Гакстгаузенов. Из детей в этой семье, кроме Августа, Вернера и Людовины, были еще Фердинандина (по мужу фон Зойдвик), Анна и Софья. Все они оказали братьям Гримм немалую помощь в собирании сказок. Под проливным дождем колесит он по раскисшим проселкам Вестфалии. Часто приходится выходить из кареты, чтобы вытащить ее из грязи. И вот наконец после многочасовой дороги добрался он до Бёкендорфа. Его сердечно встречала вся семья Гакстгаузенов. Сестры нежно заботились о нем, пока он был в гостях. Жили они все в одном большом доме. В это же время у Гакстгаузенов гостила баронесса фон Дросте-Хюльсхофф, урожденная фон Гакстгаузен, с дочерьми Женни и Аннеттой. Вильгельм познакомился с ними. В старшей, Женни, по словам Вильгельма, было «что-то весьма приятное и милое». Обе «барышни из Мюнстера» знали много сказок. Вильгельм удивлялся, что Аннетта, которой было тогда всего шестнадцать лет, знала такое невероятное количество сказок. Но вот беда, по его мнению, она была слишком категорична в своих суждениях и умна не по летам. И только перед отъездом Вильгельм заручился обещанием записать все, что она еще вспомнит, и переслать ему. А нежная и тихая Женни брала на себя заботу проследить, чтобы сестра сдержала свое обещание. Таким образом, была проложена тропинка и в богатый сказками Мюнстер.

Вильгельм сообщал своему брату после посещения Бёкендорфа: «Я приятно провел время. Они знают массу сказок, песен, легенд, поговорок и так далее; я записал большую часть, другую — Август (фон Гакстгаузен), который хочет их еще переписать начисто. Рассказывали даже малыши. Рассказывали также портной и служанка. Мне бы пришлось пробыть там четыре-шесть недель, чтобы все записать точно и в спокойной обстановке. С утра и после обеда часто удавалось писать, а по вечерам мы ходили в лес, расположенный неподалеку; после ужина пели до темноты; братья играли на рожках, Август иногда на флейте, а девушки пели; мелодии некоторых народных песен исключительно красивы».

Бёкендорфские друзья пополняли запасы братьев Гримм все новыми и новыми сказками для второго тома. Некоторые сказки поступили и от семьи Дросте-Хюльсхофф. Братья были бесконечно благодарны им за это. Август фон Гакстгаузен, участвовавший в войне против Наполеона, в конце 1813 года прислал сказку даже из военного похода, которую он услышал от своего товарища ночью, находясь с ним на сторожевом посту. А спустя несколько месяцев, весной 1814 года, Вильгельм благодарил Людовину фон Гакстгаузен за присланные сказки, предания и легенды, которые в зимние месяцы были собраны и записаны в Бёкендорфе для братьев Гримм. «Вы, уважаемая сударыня, — писал он, — доставили мне весьма неожиданную радость. Прежде всего я хочу поблагодарить Вас за сказки. Они для меня вдвойне дороги — из-за того, что собирали их Вы, и из-за их милого сказочного сюжета; они станут украшением второго тома. Вы не представляете, какое чувство я испытываю от подготовки второго тома, в особенности от участия и помощи других людей».

В сентябре 1814 года подоспели и сказки от Августа фон Гакстгаузена. Второй том украсили следующие сказки, полученные от семьи фон Гакстгаузенов: «Лесная старушка», «Ягненок и рыбка», «Королевские дети», «Шестеро слуг», «Живая вода», «Белая и черная невеста», «Вороны», «Дух в бутылке» и многие другие. Не у всех этих историй счастливый конец, и не все они оканчиваются словами: «...если они не умерли, то здравствуют и по сей день». Века и эпохи прошли через эти сказки и оставили на их сюжетах свои следы — следы горя, бед и несчастий. В вестфальских сказках и легендах ощущалась тоска по освобождению, избавлению от страданий и злых чар, и обязательно с добрым концом. Вот сказка «Ягненок и рыбка»: «И произнесла ведунья над ягненочком и рыбкой свое доброе слово, и вот обернулись они опять сестрицею и братцем. Потом она отвела братца и сестрицу в дремучий лес, в маленькую избушку, и стали они там жить да поживать одни и были счастливы и довольны». Так все просто — одно хорошее заклинание помогло стать человеком, помогло стать счастливым. Да, это кажется простым, но в этих простых историях чувствуется одновременно и жизненная мудрость народа, ибо для того, чтобы быть счастливым, людям нужна милость и доброта.

Примерно о том же, то есть о счастье, рассказывали и сказки, попавшие во второй том из Мюнстера от семьи Дросте-Хюльсхофф. В одной сказке «бедный солдат, который был ранен и не мог больше нести службу», узнал тайну «стоптанных туфелек». Владея этой тайной, солдат сумел добиться такого успеха, какого не добился ни один из заносчивых королевских сыновей. В конце сказки солдат получил в жены старшую дочь короля: «В тот же день и свадьбу сыграли, и было ему обещано после смерти короля и все государство». А в сказке «Солдат и столяр» двое подмастерьев попадают к владельцу замка, «у которого две прекрасные дочери; они получат дочерей в жены и проживут всю жизнь в удовольствии, как великие рыцари».

Неудивительно, что народ, которому в течение веков всегда доставалась самая тяжелая доля, в своих сказках мечтал о радостном, светлом. Хотелось свободно пожить хотя бы в мечтах. Однако эти мечты, хотя и были наполнены чудесами, не были лишены реальности. Весь ужас, все горе, что выпадало на долю простых людей во время господских сражений, отражались потом в сказочных приключениях. Народ в своих мечтах приходил к счастью благодаря справедливости, трудолюбию и доброте. И это отвечало страстному стремлению людей к более совершенному и чистому мирозданию. Кто же осмелится осуждать народ и его сказки за эти стремления!

Таким образом, основную часть второго тома «Сказок» братьев Гримм составили сказки из разных местностей Гессена и Вестфалии. В количественном отношении больше всего было сказок из Гессена. Как и в первом томе, задача братьев опять состояла в том, чтобы все истории и рассказы, полученные от разных рассказчиков и переписчиков, так отредактировать и литературно обработать, чтобы был выдержан единообразный сказочный стиль. С одной стороны, следует оставить, сохранить первоначальное содержание, с другой — манера изложения должна быть едина и гармонична по звучанию. Якоб, а еще в большей степени Вильгельм, которого поэтическая сторона привлекала значительно сильнее, чем написание предисловий и комментариев, постоянно работали, оттачивая и шлифуя каждую фразу. Языковое оформление вплоть до мелочей, произведенное осторожно, бережно, сделало книгу не только антологией нового типа, не только сборником, но и своеобразным произведением братьев Гримм.

Осенью 1814 года второй том «Сказок» был отдан издателем Раймером в печать, в декабре отпечатаны листы, но лишь в январе книга была выпущена с указанием года издания — 1815. Братья получили авторские экземпляры, в том числе «два на великолепной гладкой веленевой бумаге», и они смогли подарить их своим друзьям.

Книгу открывало предисловие, написанное Вильгельмом. Поясняя смысл издания, он говорил, что собирание сказок служит двум целям. Во-первых, сохранить древнее поэтическое наследие народа, во-вторых, познакомить с этим наследием взрослых и юных читателей. Братья надеялись, что этот том «Сказок», как и первый, станет надолго хорошей, живой детской книгой: «Своим сборником мы не только хотим оказать услугу истории поэзии, мы намерены сделать так, чтобы сама поэзия, живущая в книге, воздействовала на читателя — радовала, кого она может радовать, кроме того, чтобы она превратилась в настоящую воспитательную книгу. Против последнего некоторые возражали, говоря, что в ней то одно, то другое вступает в противоречие с этой целью, не подходит или является неприличным для детей — например, когда речь идет о некоторых обстоятельствах или отношениях, а то и о черте — и поэтому родители не хотели им давать эту книгу в руки. Может быть, в отдельных случаях такая озабоченность обоснованна, но ведь очень легко выбрать для чтения другую сказку; в целом же эта озабоченность излишняя. Ничто нас здесь не может оправдать лучше, чем сама природа, которая те или иные цветы и листья окрасила именно в этот подходящий цвет и придала им именно эту форму; кому же это из-за их собственного вкуса не нравится, о чем природа не знает, тот легко может пройти мимо, но он не может требовать, чтобы все было перекроено и перекрашено по-другому. Или еще: выпадающие дождь и роса — благодеяние для всего на земле; кто же не хочет выставлять свои растения, опасаясь, что они слишком чувствительны и могут быть повреждены, тот поливает их дома, но ведь он не будет требовать, чтобы так делали все. Развиться и разрастись может все, что естественно, и к этому мы должны стремиться... При правильном чтении ничего плохого из нее вычитать нельзя; а наоборот, она становится, по удачному выражению, «свидетельством нашего сердца». Дети без страха указывают на звезды пальцем, а некоторые считают, по народному поверью, что они этим оскорбляют ангелов».

Братья Гримм были правы. Они, конечно же, и не представляли, что этой книге сказок, изданной скромным тиражом (первое издание первого тома составляло около девятисот экземпляров), суждено в миллионах экземпляров победно прошествовать по всему миру. Детские сказки как «свидетельство нашего сердца» пришли к нам из народа, поэтому они завоевали такой успех, поэтому их читает и стар и млад вплоть до наших дней.

Будни, полные труда

Первые научные статьи братьев Гримм были хорошо встречены в научном мире, а поэтические сборники сказок значительно обогатили литературу.

Еще в начале 1814 года Вильгельм получил место библиотечного секретаря в Касселе, и это было весьма кстати, так как Якоб после ухода из дипломатического ведомства в 1816 году некоторое время пребывал в ожидании какого-нибудь места. Правда, жалованье продолжало еще поступать, и он мог бы воспользоваться свободным временем, но ему поскорее хотелось заняться делом.