Братья Гримм

14 апреля 1816 года Якоб вновь написал курфюрсту: «После того как Ваше высочество милостиво изволили освободить меня от дипломатической службы, в течение многих месяцев я продолжаю получать жалованье секретаря посольства, лишь пребывая в постоянной надежде вскоре получить новое назначение, соответствующее моим скромным способностям. И насколько с благодарностью я принимаю это благодеяние, настолько оно противоречит моим принципам — не получать жалованья, не заработанного никаким трудом, которое к тому же связывает меня и заставляет пребывать в неопределенности относительно нового места работы. Поэтому я, ссылаясь на причины, почтительнейше изложенные в моих прежних представлениях, осмеливаюсь настоящим возобновить мою покорнейшую просьбу о назначении на вакантное место придворного архивариуса». На этот раз решение было принято быстро. Хотя Якоб и не получил места в архиве, но 16 апреля 1816 года он был назначен вторым библиотекарем Кассельской библиотеки. Это была неплохая должность. 600 талеров — такое же жалованье, какое он получал, будучи секретарем посольства. Первым библиотекарем был назначен Йоганн Людвиг Фёлькель, который был старше Якоба на 20 с лишним лет, а потому братья Гримм не видели в этом какой-либо обиды для себя. С ним они были дружны и работали в полном согласии.

Якоб и Вильгельм теперь трудились вместе — осуществилась их давнишняя мечта. Вильгельм так писал по этому поводу: «Важнее повышения для меня была надежда, что мой брат, может быть, получит место (в Кассельской библиотеке). Мы твердо решили, что до тех пор, пока это в наших силах, мы останемся вместе, и такая совместная работа отвечала нашему самому заветному желанию. Почти против ожидания просьба была удовлетворена».

Условия работы в Касселе для братьев были в высшей степени благоприятны. Библиотека с прекрасным залом, в котором можно было принимать и консультировать посетителей. Темы бесед были весьма разнообразны, поскольку желавшие получить консультацию представляли самые различные области. Кроме воскресных и праздничных дней, братья бывали в библиотеке ежедневно. Для посетителей библиотека была открыта в течение трех часов, остальное время оставалось для чисто служебных дел. После окончания дневной работы можно было заняться и собственными исследованиями. Об этих годах Вильгельм писал: «Благодарные, мы наслаждались счастливым временем, когда нашли приятное и полезное занятие в четко работающем учреждении, а также свободные часы для занятий исследовательской работой и осуществления некоторых литературных планов». Якоб дополнял: «С этого момента начинается самое спокойное, наполненное интенсивной работой и, по-видимому, самое плодотворное время моей жизни».

Случалось, когда братьям приходилось туго. В 1821 году после смерти гессенского курфюрста Вильгельма I его сын и преемник Вильгельм II приказал объединить личную библиотеку своего отца с Кассельской. Сюда поступили многие тысячи томов из библиотеки замка Вильгельмсхёе. Приходилось в тесных комнатах распаковывать ящики, составлять скучные реестры, выискивать дублетные экземпляры, переставлять целые стеллажи с книгами — короче говоря, налаженный, размеренный ход рабочего дня тогда сильно нарушился.

Особое неудовольствие библиотекарей после смены владельца трона вызвало подчинение библиотеки ведомству обер-гофмаршалa 24 . В связи с этим для установления контроля потребовалось переписать каталог библиотеки. Понятно, что такая никчемная работабыла весьма неприятна братьям. Но они вместе со старым библиотекарем Фёлькелем вынуждены были подчиниться приказу — скопировать строчка в строчку все восемьдесят фолиантов каталога. Эта утомительная и бессмысленная работа продолжалась полтора года. «Всегда с удовольствием делаешь все, — писал Якоб, — в чем есть хоть какая-то польза, но я должен признаться, что это занятие оказалось самым неприятным в моей жизни, оно угнетало меня и портило мне настроение на долгие часы и дни».

24

Обер-гофмаршал — старший придворный чиновник.

Но это были временные неприятности. А в общем братья Гримм были довольны своей работой. Именно библиотека дала им возможность находиться вместе дома и на работе, а это для них было очень важно. На протяжении многих лет они жили в прекрасной квартире на Вильгельмсхёер Аллее, перед городскими воротами. Зимой за окнами завывал пронизывающий ветер. С приближением весны опять украшали зеленью балконы, сажали подсолнухи, горошек, вьюны и желтофиоли. Особенно хорошо было в этой полузагородной квартире летом, когда из окон можно смотреть в безоблачное небо, на вершины окрестных гор, и вообще, как говорили братья, «нельзя было налюбоваться природой, наполненной счастьем и радостью».

Счастье Якоба и Вильгельма не было бы столь полным, если бы с ними рядом не были младшие братья и сестра Лотта, которая вела хозяйство в доме. О сильной их взаимной привязанности говорит «Домашний дневник нашей жизни», который Якоб отпечатал в своем издательстве, снабдив его портретом Лотты, и подарил на рождество своим братьям и сестре. В дневнике он записал даты жизни своих родственников и оставил достаточно свободного места для дальнейших записей. Впоследствии этот дневник стал их семейной хроникой. Обращаясь в предисловии к братьям и сестре, Якоб писал: «Дорогие братья и сестра, на это Рождество я дарю вам всем вечный домашний дневник, над составлением которого мне пришлось немного потрудиться, и заверяю вас в том, что изложенные в нем дела и события занимают в моем сердце больше места, чем все остальное, что когда-либо бродило в моей голове.

Будьте и дальше добры ко мне, терпите во мне все человеческое, что когда-нибудь кончится, хотя будет продолжаться главное — наша взаимная любовь. Что касается меня, то я постараюсь исправить все свои ошибки, выровнять все свои щербинки, даже если от этого сточится лезвие моего ножа. Каждый может записывать все, что он пожелает. Звездочка означает рождение, крест — смерть... На страницах оставлено достаточно места, чтобы дорисовать восходящую звезду или уходящий в землю крест; на какой день придутся эти знаки, знает один лишь господь бог. Пусть он поможет мне никогда и ни при каких обстоятельствах не быть помехой никому из вас».

Это было время, когда братья вели оживленную переписку с учеными и друзьями и при этом успевали много трудиться. Однажды Вильгельм получил от Людовины фон Гакстгаузен из сказочного дома в Бёкендорфе «чудесный веночек из мха и химонантов», который вместе с прикрепленными к нему добрыми пожеланиями положил на стол перед своими рукописями.

Но в 1822 году братьям пришлось оставить дом на Вильгельмсхёер Аллее. Новый курфюрст, больше интересовавшийся своими амурными делами, чем успехами ученых, предложил им подыскать другую квартиру. Новая же ни в какое сравнение не шла с предыдущей. Переезд оторвал братьев от их обычной ежедневной работы. Снова и снова приходилось перебирать оставшиеся от отца и деда вещи. Трудно было расставаться с предметами, с которыми было связано столько воспоминаний. Но, как и в прошлый раз, было оставлено только то, без чего нельзя обойтись на новом месте. Упаковывая вещи, Якоб размышлял: «В это время убеждаешься, сколько мелочей дорого сердцу».

После переезда он записал: «Три дня назад мы окончательно переехали и живем теперь намного хуже; мне досталась очень тесная комнатенка с одним окном, в которой после расстановки книг и столов помещаются всего лишь два стула; окно в ней выходит не на север, а на запад, и я не вижу больше мое любимое созвездие Большую Медведицу и Полярную звезду». Правда, из комнаты Якоба был виден сад с газонами и яблонями. Вильгельму привыкание к новой обстановке давалось тоже нелегко, он признавался: «Я не могу забыть прежнюю квартиру с видом на прекрасные горы и широкие просторы, а здесь я вижу на заднем плане недавно выстроенную казарму, откуда ежедневно появляются одни и те же мундиры и фигуры. Мне может понравиться все, кроме штабного трубача, который по вечерам упражняется на своем инструменте, разрывая мозг окружающим». Днем же было так шумно, что порой невозможно было сосредоточиться. В том же доме, внизу, находилась кузница. Тяжелый молот с грохотом опускался на наковальню, заставляя всякий раз вздрагивать.

1822 год принес в семью Гриммов еще одно важное изменение. Вскоре после того, как они устроились в новой квартире, братскую обитель покинула сестра Лотта, которая вела все это большое хозяйство. Ее мужем стал асессор Ганс Даниель Людвиг Фридрих Хассенпфлуг. Этот «абсолютно порядочный, серьезный и душевный человек, — писал Вильгельм, — сделал хорошую карьеру, став впоследствии министром юстиции и министром внутренних дел в Касселе, а также занимал другие высокие посты». В день свадьбы Лотта простилась с братьями. На ней было праздничное подвенечное платье, на голове — миртовый венок; серьезным выражением глаз и бледным, несколько болезненным цветом лица она напоминала братьям их мать. И братья желали лишь одного — чтобы она была здорова. В этом случае ничто не помешало бы ее супружескому счастью с честным и добрым Хассенпфлугом.

Беспокоила не только сестра. Вильгельм снова стал жаловаться на боли в желудке и сердце, и Якоб, одолеваемый сомнениями, писал своему другу Лахману: «Я было очень испугался вновь начавшихся многократных приступов, но постепенно они стали ослабевать, и вселяло надежду, что злая болезнь отступит». Но надежды не оправдались. Уже через несколько месяцев, весной 1823 года, у Вильгельма начался жар; боялись, что болезнь перейдет в нервную лихорадку. Все ночи Якоб дежурил у постели больного брата, а днем выполнял на службе работу за двоих. Наконец наступило улучшение, и Якоб пишет друзьям: «Благодарю бога, что все закончилось благополучно и не случилось ничего ужасного. Мысль о смерти Вильгельма, которая разрушила бы всю мою жизнь, пронизывала душу; даже сейчас я все еще боюсь писать это слово. Я буду терпеливо переносить все невзгоды, возникшие из-за этой болезни».