Братья крови

Первую ночь, не желая повторять ошибки предыдущего посещения Третьего Рима, я посвятил аудиенции у Прозоровского. Князь глядел хмуро, говорил мало, вместо мундира Преображенского полка нарядился в атласный шлафрок. Рядом с ним неотлучно находились два птенца, прошедшие, как ходили слухи, обучение у китайских мастеров боевых единоборств в Шао-Лине. Хотя буддистские монахи не слишком-то жаловали вампиров, а кровному брату трудно находиться в любом религиозном сооружении, пускай даже и чуждой его национальности конфессии, компромиссные пути для сотрудничества находились. Все решала давняя дружба Никиты Григорьевича с князем Харбина. Шао-линьское умение, помноженное на силу и скорость «немертвого», давало жуткую смесь. Телохранителей Прозоровского побаивались даже таллинские головорезы Григория Лукьяновича.

Увиденного мною оказалось достаточно, чтобы понять – Князь Москвы напуган. Что-то недоброе творится в Первопрестольной. Связано ли это с появлениями фейри или интригами среди местных кровных братьев, я не знал, а Князь Никита пояснить не соизволил, ограничившись очень короткой и сухой беседой. Среди его свиты тоже витало какое-то непонятное напряжение, грозящее выплеснуться, самое малое, скандалом, а худшем случае – междоусобицей.

Памятуя об этом, я подавил желание прогуляться по ночному Китай-городу и остаток ночи просидел в номере. Збышек, удивленный и даже слегка озабоченный моим смирным поведением, стучал по клавиатуре ноутбука, подключившись к гостиничной сети.

– Я так и знал! – вдруг хлопнул он себя по лбу. – В Москве начинается эпидемия!

– Чума, оспа, холера? – лениво поинтересовался я. Одно из преимуществ кровных братьев – полная невосприимчивость к болезням – делает нас циничными, когда речь заходит о людских недугах.

– Собачий грипп.

– Какой-какой?!

– Собачий, пан Анджей. В прошлом году был свиной. Пару лет тому назад – птичий. А сейчас болезнь назвали собачьим гриппом. Здесь, на форумах, пишут, что его разносят бродячие псы.

– Бродячие псы разносят бешенство. Это всем известно.

– Это было известно до этой зимы. Сразу после Рождества в московские больницы стали поступать люди с жалобами, похожими на испанку. Жар, ломота в костях, головная боль. Такие болезни обычны для этого времени года. Их пробовали лечить обычными методами – благо фармакологических компаний сейчас тьма-тьмущая. Но страждущим делалось только хуже. Через два-три дня наступала смерть. Необратимые изменения головного мозга врачи связывали со слишком большим жаром.

– Что за изменения? – Я насторожился, памятуя о рассказе полковника Спицына.

– Полное разжижение. Вместо мозгов – серая слизь, смешанная с кровью.

– Слава Великой Тьме… А при чем тут собаки?

– Да вовсе ни при чем, как по моему мнению. Бродячих псов в городе всегда хватало. Ну а сейчас кое-кто заметил, что участились случаи нападения собак на прохожих. Большие косматые псы…

– Да?

– Свидетельства очевидцев, пан Анджей.

– Тебе ничего не напоминает?

– Напоминает, – вздохнул Збышек. – Но прямых ведь доказательств нет. Если в Москве засилье фейри, то почему все видят только бист вилаха? А где же боггарты и луэ, спригганы и оркулли, броллаханы и лепрехуны? Впрочем, боуги…

– А ты серьезно поднаторел в кельтской мифологии, – я позволил себе улыбнуться.

– Я старался, – невозмутимо ответил слуга. – Кто-то же должен разгадать эту загадку, если князья предпочитают прятаться и дрожать.

Его слова мне не понравились, и я даже хотел рассердиться, отругав, как следует, наглеца, но потом передумал. Ведь в чем-то Збышек прав. Неужели тревожных предзнаменований мало, чтобы собрать Совет России? Почему Прозоровский отмалчивается, Амвросий прячется, а остальные князья ведут себя как ни в чем не бывало?

– Что ты там про боуги говорил?

– Этот фейри тоже принимает облик пса. И вообще, если верить интернет-сайтам, в собак оборачивается каждый второй из племени фейри. Как доброжелательные к людям, так и не очень. А теперь я, с вашего позволения, продолжу поиски.

Он поклонился и, повернувшись ко мне спиной, вновь уткнулся в экран ноутбука.

Я чувствовал усталость и, как следствие, сонливость. Надо было перед вылетом из Киева напиться крови. Чего проще? Смотался бы к Семену на Троещину… Просить разрешения на охоту у князя Никиты мне не хотелось. Неизвестно, чем дело обернется.

Очнувшись утром от забытья без сновидений, я вспомнил о визитке полковника ФСБ. Хорошо было бы спросить его мнение об эпидемии. По словам Збышека, она нарастала лавинообразно. Люди отказывались выходить на службу, просто избегали появляться в толпе, мешками раскупали какие-то шарлатанские снадобья, которые тут же начали предлагать им аптекари, надевали на лица марлевые повязки и забивали ноздри гадостной мазью. Кое-кто, правда, считал, что водка перебивает любую заразу. Эти попросту напивались каждый день до полусмерти. Но, несмотря ни на что, жизнь в городе не останавливалась. Невольно я припомнил эпидемию свиного гриппа в своем родном Киеве… Амвросий тогда опасался, что начнется исход из города, как в Лондоне в тысяча шестьсот шестьдесят пятом. В тот год погибла Агнешка…

Отгоняя мрачные мысли, я вскочил и позвал Збышека.

К нашему с ним глубокому прискорбию, визитка пропала. Мы честно старались, обыскивая все карманы моих пиджаков, жилетов, брюк и халатов, упакованных еще в Киеве. Картонный прямоугольник словно в воду канул. Мог ли я забыть его где-то дома? Или оставил у Амвросия? Запросто…

В сердцах я даже накричал на Збышека, обвиняя слугу в разгильдяйстве. Как будто он хранил визитную карточку или отвечал за нее. Мой помощник ничем не выказал обиды, за исключением того, что стал до противности вежливым и обращался ко мне подчеркнуто официально. Но тем не менее с клиентом созвонился, назначив встречу на двадцать три часа. Не так уж поздно, по московским меркам.

И снова шкафоподобный Витек привез меня на дорогущем лимузине на Рублевку. Снова Валентин Валентинович встречал меня в шикарной гостиной, обошедшейся ему не в одну сотню тысяч долларов. Коллекционер улыбался и весь подрагивал от нетерпения – волнение прорывалось даже сквозь его носорожью шкуру дельца. Нет, он как обычно предложил мне коньяк, кофе, китайский чай, анисовую водку, апельсиновый сок, но сегодня, казалось, обрадовался вежливому отказу. Развел руками, словно хотел сказать: «Ну на нет и суда нет!»—и позвал в зал, где хранил экспонаты.

На ходу миллионер аж вздрагивал, словно боевой конь, почуявший сражение.

Вновь я ощутил эстетическое удовольствие от изысканного убранства – позолоченных шпалер и ореховых панелей, бордового ковра под ногами (похоже, самого настоящего персидского), ламп, стилизованных под старинные канделябры, висящих на стенах мечей, сабель, кинжалов. Вполне допускаю, что Валентин Валентинович ничегошеньки не смыслил в холодном оружии, хоть и любил его трепетно, но его вкус мне определенно нравился. Или вкус того дизайнера – так эта профессия, кажется, называется? – который оформлял его дворец, не побоюсь этого слова. Посещая московского коллекционера, я словно окунался в давно минувшую эпоху князей, герцогов и графов. Признаюсь честно, нынешняя жизнь с ее стремительностью, практичным минимализмом и оснащенностью последними новинками техники доставляла мне куда меньше радости, чем прежняя – неторопливая, но исполненная достоинства.