Братья-оборотни

— Так что, сэр Роберт, получается, дракона приручил?! — воскликнул барон Тейлор неожиданно громко.

Сэр Роберт оборвал свою речь на полуслове, бросил на Тейлора гневный взгляд, затем вдруг задорно улыбнулся и крикнул:

— Да я хоть самого Сатану приручу, если оттого моей дружине будет выгода!

— Ура ярлу Локлиру! — завопили дружинники.

Мгновением спустя к ним присоединилась замковая стража. Пусть его высочество и не упомянул их в своей речи, а упомянул только дружину, и так ясно, что подразумевал он всех бойцов до единого, жалование-то получили все, и с тех пор его высочество им стал как родной отец.

— С нами бог и дракон! — кричал сэр Роберт. — Пиздец дурным повстанцам! Ура, товарищи!

— Ура! — радостно кричали бойцы. — Слава сэру Роберту! Слава ярлу Локлиру! Слава победителю дракона!

— Сотники ко мне, остальные разойдись! — приказал Роберт.

Строй смешался, сотники бодрой трусцой двинулись на центр плаца, позвякивая оружием и доспехами.

— Это войско непобедимо, — сказал Реджи. — Как мало для этого нужно, оказывается — всего лишь выплатить жалование. Кто бы мог подумать!

— Одна вещь меня беспокоит, — сказал Роберт. — Лазутчик докладывал, что с повстанцами идет настоящий святой Михаил с лицом как на иконе. Не дрогнут ли бойцы при виде его?

— Могут дрогнуть, — ответил Реджи и сам при этом дрогнул. — Может, сразу стрелой? Или дракона с цепи спустить?

— Дракон не сидит на цепи, — резко сказал Роберт. — Дракон — не зверь, но союзник, во всем равный человеку, кроме биологического происхождения.

— Кроме чего? — переспросил подошедший барон Айронсайд.

— Кроме телесной природы, — переформулировал Роберт. — Гельмут, друг мой, вы не приносили мне присягу, будьте любезны, покиньте построение. Я не смею принуждать…

Гельмут Айронсайд выпятил тощую грудь, задрал нос к небесам и гордо провозгласил:

— Осмелюсь заметить вашему высочеству, что в принуждении к ратному труду не нуждаюсь, а если какой мудак станет меня прннуждать в ратном труде не участвовать, то вот это как раз меня оскорбит пиздец как…

— Но я не могу дать вам сотню, мой друг! — воскликнул Роберт. — Командиров перед боем не меняют! Не подумайте, что я недооцениваю…

— Я не настолько самонадеян, чтобы принимать под начало незнакомую сотню! — отчеканил Гельмут. — Но ни один долбоеб не смел до сих пор отвергнуть мой меч!

— Вы готовы сражаться рядовым бойцом? — спросил Роберт.

— Дык ёбте, о чем я, блядь, толкую?! — не выдержал Гельмут.

— Прости, брат, — сказал Роберт и мимолетно обнял несостоявшегося тестя. — Иди куда хочешь и сражайся, и не посрами рыцарского достоинства.

Гельмут ушел. Подошел Реджи и сказал:

— Часовые докладывают, противник на горизонте.

— Херово, — сказал Роберт. — Я-то рассчитывал отправить тебя в Хаддерсфилд за городским ополчением. Но теперь уже не получится.

— Можно ночью, — предложил Реджи.

— К ночи, я думаю, все закончится, — закончился Роберт. — А до заката стремно, словишь, не дай бог, шальную стрелу, мне тебя будет не хватать.

— Спасибо за добрые слова, — склонил голову Реджи. — Однако осмелюсь заметить, что не вполне понимаю ваше высочество. Если все кончится до заката, зачем собирать ополчение?

— Когда начинается большая смута, ополчение лишним не бывает, — сказал Роберт, хитро улыбнулся и подмигнул. — Не идти же на Лондон с одной только дружиной.

— Ой, бля… — изумленно выдохнул барон.

— Выше нос, Реджи! — сказал ему Роберт. — Что за уныние? Мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Или ты боишься не справиться с обязанностями первого рыцаря?

— Никак нет! — воскликнул Реджи и неосознанно принял стойку «смирно». — Разрешите выполнять, ваше высочество?

— Выполняй, — разрешил Роберт.

Реджи развернулся на каблуках, сделал три шага и сообразил, что его высочество ничего ему не приказывал. Что выполнять-то? Впрочем, не возвращаться же теперь за разъяснениями… В принципе, и так понятно, что делать.

3

Армия крестоносцев окружила Локлирский замок. К этому времени она окончательно утратила сходство с армией и больше походила на бродячий цирк. В самом деле, что это за армия, в которой осадных сооружений нет вообще, лошадей можно пересчитать по пальцам, мечами вооружены от силы пятьдесят человек, а в кольчуги одеты и того меньше? Пиздец какой-то, а не армия. С такой армией только кроликов пугать, а не замки штурмовать.

Впрочем, крестоносцы и не собирались штурмовать замок, замысел у них был совсем другой. Из нестройной толпы выехал на рыцарском коне странный человек с головой, закутанной в покрывало, как принято у сарацин, и подъехал к замковой стене почти вплотную, и сбросил покрывало с головы. И стало видно, что это вовсе не сарацин, а сам святой Михаил, точь-в-точь такой, какой изображен на иконе в сельском храме села Ноттамуна, где, по слухам, этот святой впервые повторно ступил на грешную землю. И смутились многие воины на стенах, ибо жалование жалованием, а бессмертная душа бессмертной душой. Орать во всю глотку о лояльности и прочих добродетелях — дело безусловно хорошее, когда стоишь в строю рядом с другими бравыми воинами, но поднять оружие на несомненного святого — это совсем другое дело. Это все равно, что свою бессмертную душу сразу и навсегда ввергнуть в огненную геенну, и никакое чистилище не поможет! И если не на самого святого оружие поднять, а пусть даже на самого последнего обозника в его нелепом войске… Войско-то хоть и нелепое, но божье благословение на нем явно присутствует, а в таких случаях твердость клинка и боевая выучка мало что значат, это всем известно. Господи, пиздец-то какой…

Святой Михаил приблизился к стене и начал проповедовать. Дескать, дошли до престола всевышнего достоверные сведения, что некий ярл Роберт исповедует поганый атеизм вместо благочестивой христианской веры, и намеревается установить неведомый, но богомерзкий коммунизм вместо справедливого феодального правления, где каждый каждому либо как отец сыну, либо как сын отцу. А при коммунизме не сразу и разберешь, кто чей раб или вассал, это же прямая дорога к анархии! Нет, не будет удачи стране, в которой установится коммунизм! Чаша господнего терпения близка к переполнению, но милосерден господь, и говорит он так: пусть поганого ярла выдадут на справедливый суд, и не будет тогда нанесено никакого ущерба ни замку, ни поселениям. И клянется во всем вышеперечисленном святой Михаил собственной бессмертной душой, уже прошедшей апробацию у престола господнего. И да будет так воистину.

И закончил свою обличительную речь святой Михаил, и стал ждать ответа. И поднялся на стену ярл Роберт и закричал зычным командирским голосом:

— А что, есть еще воины в моем замке? Не слышу ответа! Что, бля, воины вымерли, одни поповские подстилки остались?! Коврики, блядь, молитвенные?! Ну, раз так, отворяйте ворота, пойду на расправу к святошам-пидарасам, западло мне рулить такими вассалами! Трусы женоподобные, кролики козлодраные, мудопроебины трипиздоблядские! Ебаный стыд!

И свистнула стрела, и пронзила грудь святому Михаилу, и засмеялся тот, и вадернул стрелу голыми руками и переломил. И закричал торжествующе: