Братья по крови
Шрифт:
– Мой отец всю свою жизнь посвятил служению Риму! Императоры приходят и уходят, а он сохраняет постоянство в служении империи и делает все, что в его силах, оберегая ее от врагов внешних и внутренних.
– Готов поспорить, то же самое утверждает и Паллас.
– Палласа Рим не интересует, – пафосно возразил Септимий. – Его занимают лишь власть и собственное богатство.
Вмешался Катон:
– Не могу не заметить: на своем служении Риму Нарцисс неплохо нажился. Ходит молва, что он один из богатейших граждан города. Я, кстати, слышал, что он ссужает внушительные средства и кое-кому из знатных персон в Британии. Это правда?
Септимий на секунду-другую потупился, а затем кивнул:
– Не скрою, это так. Но это же можно сказать и про многих других.
– Включая Палласа?
– Как
– Серьезное обвинение. Будь добр, объяснись.
Септимий сплел перед собою пальцы, после чего тихо и серьезно заговорил:
– Вы, должно быть, слышали историю о том, как пришел к власти Клавдий. Когда его предшественник пал от рук Кассия Хереи [13] и его сообщников, это ознаменовало конец императорской династии. Риму предстояло снова стать республикой. Тогда до преторианской гвардии дошло: ей теперь грозит упразднение. Без особы императора, которую надлежит охранять, ее расформируют по легионам. Прощайте, щедрые выплаты и привилегии… И вот гвардейцы выбирают из уцелевших остатков императорской семьи Клавдия и провозглашают его императором. Может ли сенат чем-то возразить десяти тысячам вооруженных до зубов преторианцев? Ответ очевиден. Так этот человек стал императором Клавдием.
13
Кассий Херея – офицер преторианской гвардии, глава заговора и убийца императора Калигулы.
Но этот выбор едва ли можно было назвать всенародным. Свой титул Клавдию предстояло оправдать. Нужна была великая победа, которую можно было запихать в глотку сенату, и при этом показать народу Рима, что император способен потакать чаяниям подданных. Вот почему Клавдий вторгся в Британию. Это оправдывало законность его правления. Император завоевал остров, который не удалось покорить даже Юлию Цезарю. С этим нельзя поспорить. И вот почему вслед за этим в Британию хлынули люди и средства. Но покорение необходимо закрепить. Британия должна стать смиренной провинцией империи. Если мы здесь потерпим неудачу, правление Клавдия целиком себя опорочит. Враги императора осмелеют и решатся вновь проверить его на прочность. И если у них все получится, то Рим вновь погрузится в пучину распрей. Вы этого хотите?
– Если я верно припоминаю, – вклинился Катон, – Нарцисс был одним из тех, кто подбил Клавдия вторгнуться в Британию.
– И что?
– А то, что речь идет в такой же мере о безопасности твоего отца и его состояния, как и о судьбе Клавдия и Рима.
– Ну так что с того? В итоге все сходится в одном.
– Рад, что мы установили хотя бы это, – резко сказал Катон. – Так что к нашему чувству долга ты будешь взывать уже не столь безоглядно… Ну а теперь, в каких таких замыслах ты подозреваешь Палласа?
Септимий, протяжно вздохнув, невозмутимо продолжил:
– Мой отец полагает, что Паллас вознамерился привести эту провинцию к полному упадку. И готов сделать все, чтобы эта его затея увенчалась успехом. На острове у него есть лазутчики, стремящиеся вступить в сговор с Каратаком, чтобы сплотить против Рима самые сильные племена. И если этот союз горцев с бригантами или иценами состоится, то сил у них окажется достаточно, чтобы совладать с нашей армией. Наши легионы будут оттеснены и опрокинуты в море, города и поселения – сожжены дотла, их жители – перебиты, Рим – несказанно унижен, а Клавдий – посрамлен и сломлен. Его так или иначе сместят, а Риму, даже если и удастся избежать новой гражданской войны, что уже будет благом, откроется не лучшая перспектива: Паллас посадит на трон Нерона, рядом с ним – Агриппину, а сам из тени будет тянуть за все нити.
– Вместо Нарцисса, – едко вставил Макрон. – А заправлять этим театром станут новый император и вольноотпущенник, одержавший верх. Вот и вся разница.
– Ошибаешься, центурион. Даже
в зените своих полномочий мой отец был частью коллегии советников, влиявших на императора. При Палласе же все будет сосредоточено в руках одного. А его путь к власти будет вымощен телами солдат здесь, в Британии. Погибнете вы, ваши товарищи и все остальные, кто сложит голову, защищая империю, когда наши враги наберутся смелости поднять оружие после нашего поражения в Британии. Таковы, в конечном итоге, ставки. И риск несказанно высок. Что бы вы ни думали о моем отце, вы не можете отрицать, что Рим в случае выигрыша Палласа окажется перед лицом бедствия.Макрон с минуту стоял в задумчивости, взвешивая доводы имперского соглядатая. Затем он повернулся к другу:
– Ну, что думаешь, мой герой?
– А то и думаю, что выбора у нас нет, – скупо улыбнулся Катон. – Ни туда, ни сюда. Похоже, Нарцисс втянул нас в очередную переделку… Скажи мне, Септимий, и скажи без утайки: он знал, на что посылает нас, когда мы получили назначение в Британию? Это изначально было частью его замысла?
– Нет. Слово даю. Отец понимал, что его влияние на императора постепенно идет на убыль. И вас он сюда послал для вашей же безопасности.
– Тогда я так и подумал. Однако теперь, уж извини, уверенность моя не столь крепка. Уж слишком много совпадений.
– Вот-вот, и я так думаю, – поддакнул Макрон.
– Думайте, что хотите, – парировал Септимий, – но это правда.
В палатке нависло молчание: все трое взвешивали положение. Спустя какое-то время Катон зашевелился и скрестил на груди руки.
– Вопрос в том, что нам делать теперь? У тебя наверняка есть какой-то план. Не с пустыми же руками ты сюда шел…
– Да, есть кое-что. – Септимий слегка откинулся и провел пятерней по волосам. – Я подкупил одного знатного воина бригантов, чтобы тот присматривал за Венуцием, супругом правительницы Картимандуи. Похоже, это он увещевает ее сойтись с Каратаком. Она же пока проявляет осторожность. У нее союз с Римом, что дает ей постоянный приток серебра и обещание военной поддержки в случае необходимости. Но вместе с тем она и для Каратака дверь не закрывает. Женщина, безусловно, умная, но в шатком положении. Если она двинется на Каратака, то добрая половина ее людей перейдет в стан врага вместе с тем же Венуцием. Если же двинется на нас, то войско бригантов возглавит ее муж, а по окончании затребует себе всю власть. Куда ни кинь, везде проигрыш. А потому все зависит от удержания расклада таким, какой он есть. Если мы лишимся поддержки бригантов, то потеряем провинцию, а значит, и всё остальное. В случае везения мой соглядатай при дворе правительницы предупредит меня загодя, и тогда можно будет известить об опасности полководца Остория.
– Откуда у тебя уверенность, что верховному можно доверять? – спросил Катон.
– Осторий старомоден. Он ищет славы своему роду. Его устремление – одержать великую победу и, вернувшись в Рим, повесить свой меч на стену. То же самое можно сказать и о некоторых других офицерах, за которыми я прислеживаю.
– Вот как? И кто же? Может, легат Квинтат?
– Экий ты въедливый, префект… Да, Квинтат – один из них. Его семейство – сторонники Агриппины. Есть еще старшие офицеры – их немного, – кто прибыл в Британию недавно. Ты уже, я знаю, знаком с трибуном Отоном и префектом Горацием. Кстати, какого ты о них мнения?
Катон подумал, прежде чем ответить.
– Гораций – офицер, вроде как надежный. Повышен из рядов, служил вдали от Рима…
– Не так уж далеко. Как раз во время восшествия Клавдия он был центурионом преторианской гвардии. Один из немногих поддержал призыв сената о переходе обратно к республике. Он тебе об этом обмолвился?
– Нет. Зачем ему?
– Тогда от тебя, видно, укрылось и то, что его потом вскорости переназначили в Одиннадцатый легион.
– К этим жополизам? – ухмыльнулся Макрон. – Все как один были готовы подняться на нового императора, пока не объявился твой папаша с мешком золота и не откупился от них… Какой он им там присвоил новый титул? – Секунду-другую центурион припоминал и наконец щелкнул пальцами: – Верный империи Одиннадцатый легион Клавдия. Пока их не перекупит кто-нибудь другой. А зачем было посылать туда Горация, если его верность под вопросом?