Братья по крови
Шрифт:
Солнце сияло в зените, когда ворота лагеря отворились и наружу во главе своего маленького отряда выехал трибун Отон. Сбоку от него ехала жена, держась на лошади по-мужски прямо. Из-под ее задравшейся столы проглядывали бледные ноги. «В Риме небось затребовала бы себе паланкин», – насмешливо подумал Катон. Однако здесь, в этих диких краях, о таких удобствах и не слыхивали, а потому женщине не оставалось ничего иного, кроме как безропотно трястись в седле, соблюдая всю возможную грацию и достоинство. Чуть позади держались Катон, Макрон и Веллокат с двумя телохранителями трибуна. На всех троих офицерах блестели надраенные нагрудники и шлемы с красными плюмажами; на теплом летнем ветерке кружевными тенями скользили по лицам пушистые перья. Поверх доспехов колыхались чистые алые плащи – слегка
Блестели серебром наградные фалеры. А Макрону шею украшало еще и крученое золотое ожерелье – трофей, снятый много лет назад с поверженного брата Каратака, которого центурион уложил в схватке вскоре после первой их с Катоном высадки на этот остров. Вещь настолько ценная, что Макрон надевал ее лишь по особым случаям, а хранил завернутой в тряпицу на дне своего личного сундучка, подальше от глаз пронырливых служек или кого-нибудь из нечистых на руку солдат. Украшения Катона и Макрона контрастировали с девственно чистой в плане боевых наград грудью Отона, но он компенсировал это своим томно-горделивым видом патриция, безусловно надеясь, что это впечатлит варваров не меньше, чем золотые и серебряные награды за доблесть, украшающие его подчиненных.
С возведенных за утро воротных башен вслед отряду смотрели Гораций и остальные офицеры, но ни Отон, ни его спутники не унизились настолько, чтобы оглянуться, посмотреть напоследок на спасительные стены лагеря. Вместо этого кавалькада сосредоточила взгляды на поселок перед ними, где тонули в высоких травах окраинные хижины, выдавая полудикую простоту существования здешних жителей. А наверху крутого склона римлян ждал въезд в укрепленную со всех сторон столицу бригантов.
Оказалось, они были не единственные, кто сейчас направлялся ко двору королевы. Впереди поселка по тропе взбиралась еще одна группа людей, да еще две сходились со стороны холмов, что севернее. Замеченным Катон поделился с Макроном.
– Должно быть, знать съезжается? – высказал догадку центурион.
Катон кивнул.
– Думаю, судьба Каратака будет решаться перед солидной аудиторией. Картимандуя постарается продемонстрировать перед всеми, насколько непререкаема ее власть. А мы вызваны для того, чтобы ее знать убедилась, какие у нее могущественные друзья. Не так ли, Веллокат?
Бригант пожал плечами.
– Иной раз не мешает произвести впечатление, чтобы остудить глупцов, идущих за Венуцием.
К тому времени как они добрались до поселка, поглазеть на их проезд уже собралась небольшая толпа. Люди стояли молча, в поношенных долгополых рубахах и просторных крестьянских штанах. Сословие воинов, ясное дело, ожидало гостей в крепости наверху. Тех же, кто жил в тихой и нищей глуши хижин у подножия холма, мало заботили далекие войны, решающие судьбы других племен. Глухая, сумрачная жизнь этих людей была в основном отягощена ежедневной заботой о собственном прокорме. На невиданных здесь римлян и их переводчика кто-то посматривал с любопытством, кто-то с подозрением или страхом, но вступить в контакт не пробовал никто. Макрон случайно встретился взглядом с девчушкой лет двенадцати, подпирающей на въезде воротный столб, и приветливо ей кивнул. Та в ответ робко улыбнулась, но ее тут же сердито сграбастал за плечи и уволок в толпу кто-то из взрослых – видимо, отец.
Поппея, оглядевшись, негромко сказала:
– Если это место сходит им за столицу, то тогда мы точно среди дикарей, за самыми границами цивилизованного мира.
Трибун одернул ее взглядом.
– Дорогая, был бы признателен, если свои мысли ты удержишь при себе. Кое-кто из этих, гм, дикарей говорит на нашем языке.
Катон, заслышав этот обмен репликами, ощутил неловкость и вскользь глянул на Веллоката. Молодой придворный сжал губы, а рука его на поводьях сжалась в кулак, но отвечать на оскорбительную ремарку он не стал. Катон заметил это про себя с одобрением. Человек, умеющий сдерживать гордыню и держать язык за зубами, является весьма ценной находкой, особенно в свете предстоящих событий.
Дорога вилась через поселок, петляя между скоплениями хижин и загонами с козами и свиньями. День стоял
жаркий, и от животных, пота и навоза над землей облаком висел густой вонючий дух. За поселком тропа зигзагом петляла вверх по склону в сторону крепости, до которой отсюда было с полтысячи шагов. Сзади за проезжающей кавалькадой семенила ватага дикоглазой вихрастой ребятни, но их тревожными голосами окликали родители, а с крутым подъемом в гору остаток ребячьей свиты и вовсе утратил к гостям интерес.При приближении к внешним укреплениям Катон и Макрон окинули дернину взором знатоков.
– Поменьше будет, чем та, которую снес на юге легат Веспасиан. Помнишь ту кровавую бучу у крепости дуротригов?
– Как не помнить, – ответил Катон.
Макрон тогда был ранен и в приступе не участвовал, а крепость видел уже после ее падения. Для Катона же тогда все складывалось совершенно по-иному. Он с небольшой группой проник в цитадель для спасения заложников, в то время как Второй легион в основе своей брал крепость снаружи.
– Этот орешек, пожалуй, покрепче будет.
– Ты так думаешь?
– А вот глянь. Склоны здесь круче, и штурмующие будут открыты для камней и стрел весь путь наверх, а там их ждет пояс воротных укреплений. Хорошо, что бриганты наши союзники. Штурмовать такое место мне ох как не хотелось бы. Позиция выбрана с умом – естественная крепость.
Они продолжали подъем, пока не достигли первого поворота вдоль внешних укреплений. Сверху вздымался наружный бастион, с которого вниз на проезжающую кавалькаду смотрели часовые. Через полсотни шагов дорога делала разворот и уходила в узкое ущелье между земляными укреплениями, в конце которых виднелись ворота – прочные тяжелые створки за подъемным мостом. Над воротами находился укрепленный настил, выходящий на крутые, отороченные палисадом валы, расположенные по обе стороны от ворот. С них вниз тоже смотрели караульные. С подъемом из низины вновь отрадно ожил ветерок, развевая над вратами Изуриума желтое знамя бригантов. Черный вепрь посредине полотнища шевелился, как живой. Дальше в проеме виднелся небольшой отряд воинов с копьями и щитами.
Отон в седле обернулся к Веллокату:
– Ты мне сейчас понадобишься.
Тот кивнул и, пришпорив лошадь, обогнул Поппею и поехал рядом с трибуном. Под копытами застучал подъемный мост, и всадники через ров проехали по нему в ворота. Путь им преградил строй копейщиков, остановившись перед которыми, Отон зычно объявил:
– Мы гости королевы Картимандуи! Расступитесь!
Его слова старшему из воинов – рослому, с проседью длинных, охваченных кожаным ободом волос – перевел Веллокат. Воин не сводил с конного римлянина суровых глаз, а затем что-то произнес.
– Это Траб, начальник личной стражи королевы, – пояснил Веллокат. – Послан сюда, чтобы проводить нас в чертог.
– Тогда поблагодари его, – со степенным поклоном головы сказал Отон, – и проси провести нас.
Сопровождение выстроилось по обеим сторонам от всадников, а Траб зашагал впереди. В противоположность поселку, внутренняя часть крепости была гораздо более упорядочена. Хижины и домишки располагались вдоль пояса внутренних укреплений, а перед королевским чертогом оставалось большое открытое пространство. Сбоку на нем упражнялась пара десятков человек, имитируя поединки под надзором жилистого немолодого воина, голый торс которого был испещрен синими татуировками. Еще шестеро воинов, в охристых туниках и с копьями, стояли караулом при входе в чертог и встали заслоном перед открытыми дверями, как только завидели приближение через площадку.
Катон огляделся, подмечая детали, особенно те, которые позднее могли бы сослужить возможную пользу. Сбоку от чертога тянулись две линии коновязи, где вперемешку с лошадьми стояла большая группа людей, весело и громко обмениваясь приветствиями. А за ними у стены виднелась телега Септимия; Катон на ходу мельком различил и его самого, занятого болтовней с кем-то из прибывшей знати.
– Видно, те, которых мы углядели дорогой, – рассудил Макрон.
– Похоже на то.
По другую сторону чертога ютились хижины поменьше, располагаясь вокруг костровых ям с рогатинами для вертелов. Там женщины разделывали барашков и свиней, а дети охапками бросали в ямы хворост для растопки.