Братья-соперники
Шрифт:
И перед тем, как идти к вечерне, князь Борис сделал все необходимые распоряжения относительно ужина, а после службы сам обошел кругом дворца, осмотрел все караулы, в своем саду расставил сторожей и в шутку, заглянув в жилые избы потешных, намекнул, что царь Петр Алексеевич к нему сегодня на ужин пожалует, а потом, как с ужина домой пойдет, так к ним заглянет и сделает тревогу – посмотрит, как они спохватливы и как проворны, когда их со сна подымешь…
– Спасибо, князь-батюшка! – загалдели в ответ ему потешные. – Спасибо, что сказал нам! Мы теперь и глаз не сомкнем!
Спустились сумерки на Преображенское. Мало-помалу смолкла в нем обычная жизнь: затихла дневная
А между тем за оградою сада, в той части леса, которая отделялась от него лишь небольшой полянкой, между кустов опушки копошились в темноте какие-то мрачные фигуры и шепотом вели между собой беседу.
– Теперь уж наши там, на сеновале…
– Вон и Ларька пополз туда же… к амшенику… Там запустит красного петуха, – прошептал другой голос. – Тогда, вишь, с трех сторон обхватит дом-то Бориски…
– А кто на сеновале?
– Кто ж, как не Микитка Гладкий! Сам вызвался… А на конюшне Куземка Чермный.
– Ну слушайте же, братцы! Как займется пожарче да пойдет чесать… Чур, не зевать! Все разом туда, к крыльцу!.. Да двери на запор! Пока сбегутся да суета поднимется – всех разом порешим! Не отставать – за мною всей кучей!.. Где я – там вы. И маху не давать!
– Не бось, Обросим Петрович! – отозвалось в темноте несколько голосов. – Охулки на руку не положим!
И все опять смолкли в ожидании. Вдруг в темноте из-за деревьев что-то сверкнуло, засветилось… Над одной из крыш в двух местах мелькнул огонь. Красноватые языки пламени показались из-под стpex, потом разделились еще на несколько языков, синими огоньками пробежали по соломенной крыше – и сеновал загорелся, как свечка, освещая одну сторону дома князя Бориса. Почти одновременно огонь показался и с другой стороны, в нескольких шагах, на крыше конюшни, которая также вспыхнула разом, обливая ярким светом окрестность и освещая до малейших подробностей каждое деревцо сада, каждое бревно в ближайших домах.
– Пожар! Пожар! Горим! – раздался отчаянный вопль всполошившихся людей, которые вдруг засуетились и забегали, как мураши, во дворе князя Бориса, без толку бросаясь во все углы. «Пожар! Огонь!» – отдалось по всему селу, словно из одной груди, между тем как зарево заиграло в ночных облаках и кровавым отблеском отразилось на крестах дворцовой церкви.
Поднялась та ужасная суматоха, которая и составляет главное бедствие пожара. Народ сбегался отовсюду, кричал, шумел, толкался, суетился около горящих зданий и ничего не делал, чтобы остановить быстрые успехи огня… Но суматоха продолжалась недолго. Из первых на пожар явился князь Борис с гостями и с ними Петр.
Пока Нарышкины побежали во дворец, чтобы успокоить царицу, а князь Борис с остальными гостями бросился к конюшне, помогая людям поскорее выводить лошадей, Петр мигом подбежал к избам потешных и поднял там тревогу. Через минуту, по барабану, двести человек разом высыпали на площадь перед городком и построились в правильные шеренги.
– Вперед! За мной! – звучал как труба среди общего шума
молодой звонкий голос Петра. – Воды сюда! Крючьев! Лестниц! Ломай, круши все кругом, что не горит!И с топором в руках он лез в самый огонь, он всех вел за собою, он указывал, он повелевал… Он был прекрасен и страшен. Его дядька Никита Зотов вздумал было сунуться к нему и закричать:
– Государь! Побереги себя – ведь там сгоришь!
Но Петр крикнул на него: «Прочь!» – одним ударом кулака сбил его с ног и полез дальше… Впереди всех, работая за десятерых, он подрубал стропила, разбрасывал горящие бревна! Никто из окружающих уже не смел его удерживать: в нем вдруг сказалась та страшная стихийная сила, которая потом проявлялась во всех его делах, в его неотразимой, железной воле. Горящие здания оцепили, мигом разрушили кругом их все службы и заборы, по совету иноземцев установили до реки двойную цепь людей, передававших ведра из рук в руки (как в их городах бывало на пожарах), и быстро совладали с огнем. Сгорели только две пелевни да конюшни и флигелек князя Бориса, который с двух сторон охватывало пламенем… Два часа спустя на месте горевших зданий дымилась и тлела груда обгорелых бревен, которую усердно поливали и растаскивали потешные.
Только тут, когда миновала всякая опасность, Петр почувствовал утомление и сдался на уговоры окружающих, которые советовали ему удалиться с пожарища и опочить от трудов. Князь Борис и братья царицы уверили Петра в том, что они до света не сомкнут очей, сделают все распоряжения, необходимые для общей безопасности, и проводили его до дворцового крыльца. И точно: Федор и Мартемьян Нарышкины, посадив на-конь человек пятьдесят потешных, устроили кругом всего села разъезды и сами поехали во главе их; а Лев Кириллович и князь Борис, убедившись в том, что потешные деятельно наблюдают за пожарищем, решились переночевать в амшенике…
По их приказу холопы натаскали туда сена, накрыли сено коврами и попонами, и бояре с большим наслаждением протянулись на этом мягком ложе.
Первым словом Льва Кирилловича к князю Борису было:
– А ведь это поджог?
– Вестимо!.. Недаром же они, злодеи, и собак моих перетравили!
– Они небось еще с утра сюда забрались и дожидались ночи, чтобы все село спалить…
– И это дело Федькиных же рук… Он, окаянный, затеял всю эту штуку! Да штука-то не удалась! Уж очень ловко тут царь Петр потешными огонь-то потушил… А только это верно, что Федька подослал сюда своих головорезов – чтобы похозяйничали среди пожарной суматохи. А там: сгорело все, и след простыл… И концы в воду!
– А что ты думаешь! Пожалуй, что и так.
Не успел Лев Кириллович произнести этих слов, князь Борис крепко схватил его за руку и шепнул ему:
– Слышишь… там кто-то дышит в углу?!.
Нарышкин затаил дыхание, и точно – услыхал в темном углу амшеника какой-то странный шорох…
– Да это мышь! – сказал он.
– Не мышь, а красный зверь! – вдруг вскрикнул князь Борис, должно быть, уже успевший разглядеть фигуру человека, притаившегося в углу, и, быстро вскочив на ноги, мигом устремился туда.
Нарышкин услыхал борьбу, возню, глухие удары, кряхтенье и голос князя Бориса, который хрипло и злобно говорил:
– Врешь… не вывернешься… шалишь… не выпущу… не увернешься!..
И опять хрустели суставы… и опять слышно было чье-то хрипение и возня… Наконец чей-то глухой стон…
– Вот так-то! Лежи смирней, не то я тебе коленом грудь раздавлю… Лев Кириллович! Давай сюда кушак… вяжи злодея…
Все это произошло так быстро, что Нарышкин не успел даже отдать себе отчета в том, что около него происходило… Через минуту он вместе с князем Борисом туго-натуго уже крутил руки какому-то человеку, которого князь Борис, сильный, как медведь, держал за горло, став ему на грудь коленом.