Братья Волф. Трилогия

Перри показывает на холодильник.

— Точно пива нет?

— Ты что, алкаш, или кто?

— Просто люблю иногда хлопнуть пивка.

— Ну… — говорит Руб прямо, — у нас нет.

Ему слегка не по себе, что он меня вырубил, я вижу. Я вспоминаю, как он говорил: «В жизни меня не волнует ничего, кроме…»

Перри решает вернуться к делу.

Его слова как гром среди ясного неба.

Слова такие:

— Я бы взял вас обоих.

Руб удивленно сопит и трет нос.

Перри переводит взгляд на Руба и поясняет:

— Ты… — и лыбится. — Ты умеешь драться. Факт. — Потом смотрит на меня. — А у тебя есть стержень… Глядите, о чем я еще не рассказал — чаевые. Люди бросают деньги тебе в угол, если видят, что у тебя есть стержень, а… Кэмерон, правильно?

— Угу.

— Вот, у тебя он железобетонный.

Силясь сдержаться, улыбаюсь. Горе с чуваками вроде этого Перри. Ты их ненавидишь, а все равно им улыбаешься.

— Ну и вот как все будет. — Он смотрит на Руба. — Ты будешь выигрывать бои и станешь звездой, потому что ты проворный, молодой, и у тебя корявый, но почему-то симпатичный череп.

Теперь и я смотрю на своего брата. Оглядываю его, и это все правда. Он хорош собой, но на странный манер. Какой-то внезапный, грубый, зазубренный. Какая-то пролетная красота, которая больше вокруг Руба, чем на нем. Скорее, ощущение, ореол, что ли.

Перри смотрит на меня.

— А ты? Тебе, скорее всего, придется огребать, но если драться будешь честно, не липнуть к канатам, то баксов до двадцати будешь собирать: публика увидит твой стержень.

— Спасибо.

— Не за что благодарить. Я говорю, как есть. — Дальше без обиняков: — Так соглашаетесь, нет?

— Не знаю, как вот с братом, — признается Руб осторожно, — он, конечно, держит удар у себя за домом, но это не то, что получать каждую неделю от какого-то чела, который хочет тебя убить.

— У него каждый раз будет новый противник.

— И что?

— Большинство там хорошие бойцы, но есть и полное ни рыба ни мясо. Просто сильно нуждаются в деньгах. — Перри жмет плечами. — Как знать. Малыш может и победить раз-другой.

— Какие другие опасности?

— Вообще?

— Угу.

— Вообще, такие, — он перечисляет, — крутые ребята смотрят матч, и, если ты сливаешь поединок, они могут тебя порешить. С этими ребятами приходят классные девчонки, и, если ты до них дотронешься, тебя могут порешить. В прошлом году копы чуть не накрыли старую фабрику в Петершэме, где мы проводили бои. Если они тебя поймают — порешат. Поэтому в такой ситуации — беги.

Перри ужасно доволен собой, особенно последним замечанием:

— Но самая страшная опасность — это кинуть меня. Если так сделаете, я вас порешу, а я — это хуже, чем все остальные вместе взятые.

— В общем, справедливо.

— Ну что, подумаешь?

— Да.

Ко мне:

— А ты?

— Я тоже.

— Лады. — Он встает и протягивает свой телефонный номер. Он записан на обрывке картона. — У вас четыре дня. Позвоните мне в понедельник вечером, ровно в семь. Я буду дома.

У Руба еще два вопроса.

Первый:

— Что если мы согласимся, а потом захотим уйти?

— До августа вы должны предупредить меня за две недели или найти кого-то себе на замену. Всё. Люди все время уходят — это жесткая игра. Я все понимаю. Предупреди за две недели или три серьезных имени тех, кто хорошо умеет драться. Таких везде полно. Незаменимых нет. Если дотянешь до августа, надо завершить сезон, остаться до сентября, когда полуфиналы пойдут. Гляди, у нас ведь жеребьевка, турнирная таблица, все дела. Бывают финалы и все такое, там растут ставки.

Второй вопрос:

— В какой весовой категории мы будем драться?

— Вы оба легковесы.

Это вызывает вопрос у меня.

— А придется нам драться друг с другом?

— Может, но вероятность слабая. Время от времени ребятам из одной команды приходится драться друг с другом. Такое случается. А что, у вас с этим сложности?

— Да, в общем, нет, — это говорит Руб.

— Тоже нет.

— А чего спросил тогда?

— Просто интересно.

— Остались вопросы?

Мы соображаем.

— Нет.

— Отлично.

Мы провожаем Перри Коула за дверь. На крыльце он нам напоминает:

— Не забудьте, четыре дня. В понедельник в семь вечера вы мне звоните: да или нет. Если вы не позвоните, я буду недоволен, — а вам не понравится, если я буду недоволен.

— Договорились.

Он уходит.

Мы смотрим, как он садится в машину. У него старый «холден», хорошо заделанный, и, наверное, стоит прилично. Поди, этот Перри купается в деньгах, раз у него и микроавтобус, и эта тачка. А деньги делаются на таких вот оторвах, как мы.

Вернувшись домой, мы занимаемся с Пушком, скармливаем ему сало из бекона. Ничего не говорим. Ничего. Что сейчас говорить? Пушок катается на спине, мы чешем ему пузо. Я иду в комнату с намерением выяснить окончательно, что же там воняет. Приятного будет мало.

— Нет, не сплю.

— Как ты догадался, что я спрошу?

— Ты всегда спрашиваешь.

— Я нашел, что воняло.

— И что?

— Помнишь тот мешок лука из лавки?

— Что? Который мои друганы сперли? На Рождество?

— Ага.

— Это ж, блин, полгода назад!

— Несколько штук, видно, укатились. Они были у меня под кроватью, в углу, дрянь и гниль.

— Мрак.

— Уж точно. Я их вынес в компостную кучу, к ограде.

— Хорошо придумал.

— Хотел тебе показать, но они так воняли, что я бегом с ними.

— Еще лучше… А я где был?

— У соседей, Пушка отводил.

— Вон оно что.

Смена темы.

— Ты думаешь, — спрашиваю я, — про этого чудика Перри?

— Ну.

— Думаешь, мы сможем?

— Трудно сказать.