Братья Волф. Трилогия
Шрифт:
— Конечно.
Потом, почти сразу, я поцеловал ей руку и отвалил.
Вернувшись домой, я дико удивился, застав на крыльце Стива, который поджидал меня.
— Я уж думал, сколько мне тут еще сидеть, — увидав меня, заклокотал он. — Час уже дожидаюсь.
Я подошел.
— И? Зачем ты меня ждешь?
— Пошли, — сказал Стив, поднимаясь на ноги. — Поехали ко мне.
— Я только зайду скажу…
— Я им уже сказал.
Машина Стива стояла чуть дальше по улице, мы сели и по дороге произнесли едва ли несколько слов. Я включил радио, но что играло, не помню.
— Ну, так чего там? — спросил я Стива.
Я смотрел на него, но он
Мы вышли из машины, и тут Стив сказал:
— Хочу тебя кое с кем познакомить. — Хлопнул дверцей. — Точнее, я хочу ее познакомить с тобой.
Мы поднялись в квартиру. Там было пусто.
— Она еще в душе, — объяснил Стив.
Он заварил кофе и поставил передо мной чашку. Кофе в ней еще вихрился, закручивая и мое отражение. Утаскивая меня на глубину.
Сперва я думал, предстоит обычная процедура расспросов о том, как дела дома, но увидел, что Стив решил от этого воздержаться. Он ведь заходил домой и все узнал сам. Вымучивать беседу было не в его характере.
Я пропустил несколько его игр, поэтому спросил, как турнир. На середине его ответа из ванной вышла, на ходу вытирая волосы, Сэл.
— Привет, — сказала она мне.
Я кивнул, не шибко улыбнувшись.
Тут Стив поднялся, поглядел на меня, потом на нее. В тот момент я понял, что, как я и подозревал, Стив рассказывал ей про нас с Рубом. Я почему-то именно это воображал на скамейке в хёрствиллском парке и как будто слышал тогда плотный голос Стива — как он спокойным тоном практически отрекается от братьев. И вот он переписывал сценарий — или, по крайней мере, пытался внести правку.
— Встань, — сказал он мне.
Я послушался.
Он объявил:
— Сэл… — Сэл посмотрела на меня. Я смотрел на нее, а Стив продолжал. — Это мой брат Кэмерон.
Мы пожали друг другу руки.
У меня — шершавая рука пацана.
У нее — гладкая и чистая, пахнущая душистым мылом. Мылом, какое, по моим представлениям, кладут в гостиничных номерах, куда мне не попасть.
Она взглядом приветствовала меня, и я стал Кэмерон, а не просто нелепый брат Стива.
Чуть погодя Стив повез меня домой, и по дороге мы немного поболтали, но исключительно о пустяках. Посреди этого трепа я перебил Стива. Я спросил, ножевыми словами:
— Ты, когда рассказывал Сэл про нас с Рубом, сказал, что мы нелепые. Ты ей сказал, что тебе за нас стыдно, так?
Я говорил это ровным голосом и без малейшего осуждения, хотя для этого пришлось постараться изо всех сил.
— Нет. — Стив не согласился, останавливая машину у нашего дома.
— Нет? — Я видел по глазам, что Стиву стыдно, и впервые — что стыдно ему за себя.
— Нет, — подтвердил он и посмотрел на меня уже как бы с гневом — будто не мог стерпеть. — Не про вас с Рубом, — пояснил он, и лицо его казалось в тот миг раненым. — Только про тебя.
Боже мой.
«Боже», — подумал я, открыв рот. Как будто Стив — раз! — и выдернул из меня сердечный ритм. Мое сердце лежало у него в руке, и Стив опустил на него взгляд, будто видел мое сердце там же.
Как оно бьется.
Как бросается оземь и вновь подымается.
Я ничего не сказал на ту правду, которую Стив только что выпустил на волю.
Я только отстегнул ремень, забрал сердце и поскорее вылез из машины.
Стив тоже вылез, но опоздал. На пути к крыльцу я слышал за спиной его шаги. Слова
падали между его стоп.— Кэм! — окликнул он. — Кэмерон! — Я уже почти зашел в дом, когда меня догнал его голос: — Прости. Я был… — Он закончил громче: — Кэм, я был неправ!
Я вошел, захлопнул дверь и обернулся посмотреть, что осталось снаружи.
Силуэт Стива тенью лег на окно. Тихий и неподвижный, наклеенный на свет.
— Я был не прав.
Он повторил свои слова, но на этот раз голос был слабее.
Прокорчилась минута.
Я сдался.
Медленно подошел к двери и отворил ее, по ту сторону сетки увидел своего брата.
Я подождал и сказал:
— Не переживай об этом. Не важно.
Мне все еще было больно, и все же, как я и сказал, это было не важно. Меня не в первый раз задели — и не в последний. Стив, наверное, пожалел, что захотел меня порадовать, показав Сэл, что я не ноль, каким он меня раньше считал. Добился он в итоге одного: не только подтвердил, что считал меня когда-то пустым местом, но и сообщил, что я был такой один.
Тут, однако, меня и накрыло.
Осознание встряхнуло меня и распороло. Мысли играли в чехарду, и только одна фраза стояла особняком.
Слова и Октавия.
Такая вот фраза.
Она трепетала внутри.
Она меня спасла, и я, почти шепотом, сказал Стиву:
— Не волнуйся, брат. Мне и не надо, чтобы ты говорил Сэл, что я не ноль. — Между нами по-прежнему была сетчатая дверь. — Да и мне тоже не надо говорить. Я знаю, кто я есть. Может, однажды я расскажу о себе побольше, но сейчас, мне кажется, надо подождать и посмотреть, что будет. Я еще далеко не тот, каким хочу быть, и… — Я почувствовал что-то такое внутри. То, что чувствовал всегда. Я умолк и поймал взгляд Стива. Прыгнул сквозь сетку в его глаза и схватил его. — Стив, ты же слышал, как плачут псы? Ну, воют когда, так пронзительно, что слушать невозможно? — Стив кивнул. — Я думаю, они так воют, когда им больно от голода, и вот так я чувствую сам — каждый день своей жизни. У меня такой голод на то, чтобы стать чем-то — стать кем-то. Слышишь, да? — Он слышал. — Я никогда не задираю лапки. Ни перед тобой. Ни перед кем, — закончил я. — У меня голод, Стив.
Иногда я думаю, что это были лучшие слова из всех, что я когда-либо сказал.
«У меня голод».
И после этого я закрыл дверь.
Осторожно, не с размаху.
Зачем стрелять в пса, если он уже мертв.
Мы оказались в самой сердцевине города, пес останавливается, оборачивается ко мне, и я вижу, что его глаза голоднее обычного.
Там гордость голодом.
И голод сохранить жажду и цель.
Это меня трогает, и мое сердце тянется дальше вглубь меня, бьется упруго, гордо, сильно.
Пес выбрал этот момент, чтобы показать мне, каков я.
Ветер вновь рвется вперед, и в небе замешивается гроза.
Над нами ярится молния и рокочет гром.
И пес приступает.
Он глубоко сосредоточивается, шерсть встает дыбом, яростно дыбится в небо. Из самого нутра, из сердца, из всех своих инстинктов он принимается выть.