Бредовый суп
Шрифт:
Там говорилось об акциях какой-то компании. И все думали, что эти акции должны были пойти вверх. И думали так, несмотря на то, что вместо дохода в семь центов за год, который у компании был в восемьдесят седьмом году, она объявила об убытках в одиннадцать центов. Почему при этом все думали, что акции должны были пойти вверх, понять было весьма трудно.
Но потом в статье объяснялось, что акции должны были пойти вверх оттого, что на рынке, где акции этой компании продавались, все ожидали, что убытки будут не одиннадцать центов, а четырнадцать. И следовательно, эти одиннадцать центов убытков были хорошей новостью.
Но оказалось, что, несмотря ни на
И я подумал о том, что все-таки наш мир – довольно сложная штука. Гораздо сложнее, чем мы о нем думаем. И на самом деле, чтобы понять это, не надо читать никаких мудреных газет. А достаточно просто обратить свой взгляд на нашу повседневную жизнь. На самые обычные события, которые происходят с нами каждый день.
И я вспомнил, что произошло у нас совсем недавно. Аркаша где-то вычитал, что липа – один из лучших медоносов. И мы наткнулись еще ранней весной на красивейшую песчаную местность, где липа росла вперемежку с соснами. Ну и перевезли туда всех наших пчел.
Липа зацвела. Но пчела не обращала на нее никакого внимания. И каждый день Аркаша находил этому какое-то объяснение. То он говорил, что еще настоящей жары нет. А когда жара настала, стал говорить, что дождь хороший нужен. А когда дождь прошел, стал объяснять, что ветер нектар сдул. А когда ветер стих, сказал, что парко должно быть. И наконец был день, когда прошел хороший дождь и с самого утра было очень парко, и ветра не было совсем никакого. А пчела сидела в ульях, как будто никакой липы вообще не было. Аркаша был весьма удручен этим. И все мы были этим удручены. И только совсем недавно от местных дедов мы узнали, что липа на песках вообще никогда не выделяет.
После этого я вообще перестал верить каким бы то ни было прогнозам и обещаниям. И сам никогда ничего не предсказывал и надолго не загадывал.
Я пересел за наш большой дубовый обеденный стол, мысленно приготовился к завтраку и был доволен хотя бы тем, что знал, что в ближайшие полчаса не должно было произойти ничего необычного.
– У тебя ноги грязные, – сказала мне Ника.
– Во-первых, – сказал я, – откуда ты знаешь?
– А что мне знать-то? Я вижу.
– Ну, – сказал я, – “вижу”! Еще неизвестно, что ты видишь. Может, они только снаружи такими кажутся. А внутри…
– Что значит “внутри”?
– Может, они совсем чистые. Только пылью слегка присыпаны. А потом, ноги – они потому и называются “ноги”, что грязные. А иначе они по-другому и назывались бы.
– Ты, Илюша, все равно помой их.
– Ээ-э, – сказал я, – моются только ленивые люди. Которым лень чесаться.
Это Даня у нас так шутил. А за ним уже и все бриджисты повторяли. Ну я это Нике и выложил, потому что кстати пришлось.
– Видишь, – сказал я, – ты сама-то все чешешься и чешешься.
Смотрю – а Ника покраснела даже.
– Это комары! – сказала она. – Как тебе не стыдно!
– Мне еще и за комаров стыдно должно быть? – сказал я. – Слуга покорный.
И мы даже как бы поссорились. Но потом, конечно, помирились.
А насчет получаса я прав оказался. Съел я на завтрак все, что положено было, и вообще ничего необычного не произошло.
Г л а в а 5
В первом же отеле, куда мы заехали, мест не было. И я сказал ребятам, что в позапрошлом году мы останавливались в “Red Rock”, и там было полно свободных мест. И что сейчас они должны быть и подавно, раз повсюду идет такая стрельба.
Мы поехали туда и решили заправиться по дороге. Колонку, к которой мы подъехали, обслуживала девушка в красивой форме, похожей на военную. Она сказала мне что-то, отошла в сторону и стала курить. А мы стояли и ждали. Прошло, наверное, минуты три, а девушка все курила. К нам подошел парень в такой же полувоенной форме. Он сказал мне что-то на иврите.
– Залей мне, пожалуйста, по самый верх, – сказал я.
– Фул? – спросил парень.
– Да, фул, – сказал я.
В это время подошла наша девушка. У нее кончился перекур. Парень протянул ей шланг, который он собирался уже вставить в нашу машину.
Девушка наклонилась ко мне и опять сказала что-то.
– Я не говорю на Hebrew, – сказал я.
– Фул? – спросила девушка.
– Фул, – сказал я.
Через несколько минут мы подъехали к “Red Rock”. Я не стал искать место на стоянке отеля, а просто остановился около входа. Ребята остались в машине, а я зашел внутрь.
За стойкой сидела симпатичная девушка. Она очаровательно улыбалась.
– Привет, – сказал я.
– Привет, – сказала девушка.
– Как дела?
– Хорошо. У тебя?
– Отлично, – сказал я. – Есть свободные места?
Девушка отрицательно покачала головой.
– Фул, – сказала она.
Мелкий дождь
Пичурино, 10–13 июня 1990 года
На пасеке моросил дождь. Я сидел в будке и вспоминал, как утром я почему-то подумал, не пошел бы мелкий дождь на целый день. Почему я так подумал, когда было такое замечательное солнечное утро, я вспомнить не мог. Помнил только, что я подумал, как бы мелкий дождь не пошел. Вот он и пошел. И вы знаете, что я думаю? Наверное, у меня глаз черный.
Впервые я обратил на это внимание после одной истории с Никой. Мы ехали с ней как-то на пасеку на машине. Болтали о том о сем.
– Вот, стекло поменял лобовое, – сказал я. – Отец мой два года в очереди стоял как участник войны и еще чего-то.
– А без этого нельзя поменять? – спросила Ника.
– Нет, конечно. “Без этого” ты на станцию даже не попадешь.
– А если ты участник?
– А если ты участник, то все совсем просто. Приезжай на станцию пораньше, часам к пяти утра. Чтобы ты был хотя бы в первой сотне. Тогда у тебя большие шансы получить талон. И к двенадцати ты проходишь мойку. Предъявляешь открытку на стекло. А там уже и как повезет, и как ты сможешь договориться с ребятами.