Бремя чисел

Рядом катят сервировочный столик с напитками. Макгрегор заставляет ее распить с ним одну из мини-бутылочек шампанского, и, разговорившись, неосторожно соскальзывает на профессиональные темы.

— Ты снималась у Амиеля? — спрашивает он.

Джон Амиель — режиссер, создавший в восьмидесятые годы длиннющую сагу «Поющий детектив». Если повнимательнее присмотреться к третьей серии, то можно узнать среди прочих персонажей Стейси, стремительно покинувшую «Грейндж-хилл», сериал, который шел целых пять лет. Там она разгуливает в медсестринском халатике и белых ажурных чулочках, сияя ослепительной улыбкой. В настоящее время Амиель заново находит себя в Голливуде на новом поприще — в качестве постановщика боевиков. В его «Западне» Стейси должна была сыграть ту самую роль, которую впоследствии перехватила у нее Кэтрин Зета-Джонс.

— Что-то помешало, — говорит Макгрегору Стейси, глядя на него огромными, лукавыми, хотя и сильно ввалившимися глазищами, все еще не утратившими своего неповторимого блеска.

То, что она согласилась приехать сюда, то, что будет делать здесь, — ужасная ошибка. Положение усугубляется тем, что даже своего агента Стейси не может ни в чем обвинить. Разве не она сама стала ломиться в кабинеты кинопродюсеров едва ли не на следующий день по возвращении из Лос-Анджелеса, где лечилась от анорексии? Разве не она требовала работы, внимания прессы и киношного начальства? Разве не умоляла дать, ей шанс проявить себя в той самой иллюзорной жизни, которая столь безжалостно ее сломала?

Оглядываясь на свое ой какое многообещающее прошлое, Стейси ощущает его стерильность. Еще до того, как она попала в Голливуд, ей удалось низвести все свои страсти до уровня амбиций, а все амбиции — до некоего плана построения будущей карьеры. К тому времени, когда Стейси сдалась, она уже раскурочила свою жизнь, разобрала ее по винтикам, от чего казалось, будто все, что с ней происходит, случается в сотый или даже тысячный раз. Неудивительно, что смерть стала выглядеть чем-то вроде приятного разнообразия: согласитесь, в таком состоянии ума ничто (и менее всего успех) не способно разжечь интерес к жизни.

«Я хочу стать для тебя чем-то особым. Раньше дела у тебя шли хорошо, я же был скорее помехой. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Надеюсь, что в данный момент все обстоит иначе».

Стейси нужно найти что-то такое, что придаст смысл ее жизни. Что-то более серьезное.

— Кто заказывал специальное блюдо?

Вопрос стюардессы спасает ситуацию. Иначе страшно представить, что сказал бы Макгрегор в ответ на ее: «Что-то помешало!» Он наверняка в курсе. Ведь бульварные газетенки самых разных мастей разложили историю ее падения, что называется, по полочкам. Стейси Чавес, одаренный ребенок, красотка в гимнастическом купальнике с плаката, голливудская старлетка. Ее крушение. Полминуты клинической смерти на больничной каталке.

— Специальное? Это мне.

Что спасло ее? Знай Стейси точно, возможно, и слово «поправка» наполнилось бы для нее большим смыслом. «Пойти на поправку» — все равно что «заново обрести веру». Правда, ей ничего не известно ни о каком обретении веры.

Просто однажды утром она проснулась, поняла, что находится в больнице, и решила, что все-таки боится смерти. Все прочее — то, что у нее восстановился вес, стабилизировалось кровяное давление, из мочи исчезли кетоны — вполне логично проистекало из этого пробудившегося страха.

Что же случилось? Вряд ли это «победа над болезнью». Скорее Стейси поменяла свою любовь к смерти — такую всеобъемлющую, такую романтическую — на заурядный животный страх.

Чувство, что все позади — неотъемлемая часть ее нынешней жизни: необходимое последствие перехода к нормальному существованию. Однако как постыдно, как грустно осознавать, что все это время она зависала не на алкоголе, не на наркотиках или сексе, а всего лишь упивалась собственным бзиком. Умереть, чтобы ублажить себя, любимую… такое дано лишь избранным. Оказывается, куда сложнее уживаться с самой собой, хотя и не столь эффектно.

«Разумеется, я слышал о Деборе. Мне искренне жаль. Не было дня, когда бы я не думал о ней и о тебе». Мозес Чавес, беглый муж, беглый отец, пытается наверстать потерянные годы. «Надеюсь, твоей матери был обеспечен самый лучший уход. А тебе я могу чем-то помочь?» Хотя Мозеса разыскивает полиция трех континентов, он все же умудряется оплачивать медицинские счета своих ближайших родственников.

— Ну и как, оно сильно специальное? — спрашивает Макгрегор. Он не оставляет попыток втянуть ее в разговор.

— Что?

— Это специальное блюдо?

— Ну…

Стейси не знает, как ответить. Она разглядывает поднос-тарелку с несколькими отделениями для гарнира и лихорадочно думает, что сказать. Что-то такое, чтобы смутить собеседника или поставить его в неловкое положение. Например, что еда в самолетах напоминает ей больничную: там тоже каждый кусочек тщательно завернут в фольгу и уложен в пластиковый контейнер, будто донорский орган для трансплантации.

— Да, — отвечает она и пытается рассмеяться.

Ее специальное блюдо. Кровообращение Стейси напрямую зависит от скудных желаний ее тела, которое весит всего пять стоунов. [1] Программа восстановления веса, даже самая щадящая, предполагает дополнительную нагрузку на ослабленные внутренние органы. Она должна есть все, что перед ней поставят. Таково условие. Стейси не имеет права прятать пищу или пытаться делать вид, будто хоть немного поела. Правда, маловероятно — ведь курс лечения только-только закончился, — что она вновь поддастся своим старым обсессивно-компульсивным привычкам.

1

Стоун — 6,34 кг. — Здесь и далее примеч. пер.

«Позвони мне. Пожалуйста».

Зато куда более вероятно, что на данном этапе реабилитации не выдержит ее бедное сердце.

Глазго, Великобритания

Пятница, 12 марта 1999 года

На человеке, стоявшем за стойкой в холле отеля, огненно-рыжий парик и дикий галстук-пропеллер. Для полного счастья он нацепил красный клоунский нос. Когда я появился на пороге, портье надавил на этот самый нос, и тот негромко пискнул.

— У вас заказан номер, — сообщил я ему. — Меня зовут Саул Коган.

Я вновь стал пользоваться своим настоящим именем. К чему мне какие-то там псевдонимы.

— Боюсь, ваш номер еще не вполне готов, сэр, — покачал головой портье, потом снова собрался ухватить себя за клоунский нос, но все же передумал.

— Это отель при аэропорте? — произнес я спокойно.

— Весьма сожалею, сэр…

— Вы представляете себе, сколько времени я не спал?

— Ваш номер, сэр, скоро будет готов, просто персонал сегодня утром работает чуть медленнее обычного.

— Попробую догадаться почему, — сказал я. — Ваши горничные расхаживают в гигантских башмаках.