Бремя империи
Шрифт:
Хорошая все-таки эта штука – «МАСАДА», новая штурмовая винтовка армии САСШ, не то, что многократно проклятый и самими американцами «М4». Отдача почти как у «М4» и слабее нашего «калашникова», и не поперхнулся – целый магазин одной очередью высадив. «М4» скорее всего отказал бы.
Прежде чем разгоряченные проповедью эмира боевики сообразят, что делать, я упер откинутый приклад автомата в бицепс, второй рукой зажал цевье автомата в оконном проеме автомобиля и нажал на спуск. Целился я, как и учили нас целиться в этом случае в морском корпусе, – по центру, примерно в живот. Автомат при стрельбе длинными очередями подбрасывает вверх, поэтому, если пули пойдут выше – там грудь, горло, голова – все убойные места. Если занизишь – попадешь по ногам. Не бог весть что, но преследовать
Длинная очередь успела свалить восемь, а то и девять боевиков сразу, они стояли плотной группой и так и попадали под градом пуль – один на другого, не успев ничего предпринять, не успев даже выстрелить. Пуля попала и в амира – краем глаза увидел, как он оседает, цепляясь за кабину грузовика. Оставшиеся в живых боевики попадали на землю, открыли огонь по уже вошедшей в поворот машине.
Учили этих тварей изрядно, не знаю кто – но научили. Те, кто остался в живых, упав, открыли огонь не по салону машины, не попытались прострелить бензобак – они хлестанули очередями по самой доступной в их позиции цели – по колесам. Обездвижить машину – а потом разбираться с теми, кто в ней. И это у них получилось, я понял это по тому, что машину внезапно и резко бросило влево, она шкрябнулась о стену дома, с трудом выправилась…
– Колесо пробили!
– Вижу! Жми!
Глянул вперед – не проехать, тем более на трех колесах. Весь переулок каким-то дерьмом завален.
– Двадцать метров вперед и стоп!
Пока ротмистр, судорожно компенсируя рулем рысканье машины, тащил ее вперед, я перезарядил автомат, магазин бросил на пол. Еще два полных – всего девяносто патронов. Негусто – но есть еще пистолет и при оказии можно разжиться трофеем. Чего-чего – а этого-то добра сейчас в городе хватает.
– Стоп!
Не дожидаясь остановки машины, пинком распахнул дверь, выскочил на ходу, разворачиваясь и приходя на колено. И вовремя – в переулок выскочил боевик. Невысокий, худой, с мальчишеской фигурой. Скорее всего, это и был мальчишка – одурманенный проповедями экстремистов, он сам просился на джихад, и взрослые взяли его. Доверили автомат – наверное, первое в его жизни взрослое, настоящее оружие. А теперь те же самые взрослые – те, кто к этому моменту оставался в живых, – отправили его первым в переулок. Под пули.
В другом случае, при других обстоятельствах убить этого пацана было бы грехом. Но не сейчас – сейчас четырнадцатилетний экстремист с автоматом не менее опасен, чем сорокалетний. Он выбежал в переулок, держа перед собой автомат и совершенно не прячась – его не учили, как поступать в этих случаях. Он был легкой целью – а мне нужно было несколько секунд, чтобы оторваться от преследователей. И я выстрелил в него: увидев целящегося в него с колена человека, он затормозил, вскидывая автомат и прицеливаясь в меня – но выстрелить не успел. Красная точка в прицеле моего автомата замерла на его груди – и я выстрелил одиночным. Пацан упал лицом вперед, где стоял, прямо на свой автомат, для которого он был слишком мал и с которым он жалко смотрелся…
Черт бы все побрал…
Вскочив, я бросился к двери – это был черный ход одного из домов, по питерской моде все дорогие дома делали с черными ходами. С размаху саданул ногой по деревянной двери, обернулся и выстрелил в ту сторону, где лежал убитый мной пацан, еще раз, осадив оставшихся в живых боевиков и подарив себе еще несколько секунд. С ходу проскочил внутрь.
– За мной!
Спасительная теснота подъезда. Узкие лестничные пролеты, прихотливые кованые перила. Выбитые стекла, через которые несет гарью. Мертвый дом в мертвом городе.
– Держи дверь!
– Есть!
Учится понемногу. Хотя тут научишься – тот, кто не учится, уже на улице, изрешеченный пулями лежит. Война учит быстро. И жестоко.
Площадка между первым и вторым этажом. На такие вот площадки
обычно из дома изгоняли курильщиков. Вот, точно – на перилах висит небольшая, заполненная окурками пепельница. На втором этаже три глухие двери выходят на небольшую площадку, одна из них выбита. В квартире никого нет – иначе бы уже выскочили на шум.Выглянул во дворик с площадки между первым и вторым этажами, окинул его взглядом, пытаясь определить, нет ли опасности. Темень – хоть глаз выколи, освещения больше нет нигде, на улицах подсветка есть хотя бы от костров, пожаров и трассирующих пуль, а тут вообще ничего. Небольшой тихий уютный внутренний дворик, скамейки, несколько припаркованных машин. Припаркованные машины – это хорошо, да ведь времени возиться с тем, чтобы завести, – нету. Дорога каждая секунда. Самое главное – почти невидимые в темноте выходы из дворика, целых два. Это еще несколько секунд форы для нас, пока преследователи будут думать, в какой из них мы проскочили, мы уже…
Первая оконная рама с застрявшими в ней острыми осколками стекла вылетела со второго пинка, вторая – с первого…
– Пошли! За мной!
Прыгаю в темный колодец двора, остро, каждой клеткой тела чувствуя свою уязвимость в этот момент. Если в одном из окон сидит автоматчик – он не мог не обратить внимания на вылетающие во дворик остатки оконных рам. Сейчас любой оконный проем может заговорить огнем – охнуть не успеешь.
Тихо. Наверное, лимит неприятностей на этот час исчерпан.
– За мной! Тихо! Маску надень!
Мы – всего лишь боевики, у нас такое же оружие, такое же одеяние, такие же маски на лицах. Мы – одни из вас, мы свои.
Одним броском через двор добегаем до крайнего от стены выхода – просто черного проема в стене. Надеваем маски, сбавляем шаг. Господи, кто сделал эту дурацкую, из какого-то дешевого синтетического материала маску? Кожу лица просто жжет, отвлекаешься от всего. Явно в Индии сделана; САСШ и Великобритания превратили Индию в дешевый сборочный цех для продукции, возводя фабрики и заводы с потогонной системой труда и платя работникам сущий мизер. Их дешевые и погано, даже хуже, чем в Китае, сделанные товары можно было встретить на любом прилавке в САСШ или Великобритании. В нашей стране их не закупали, предпочитали Китай, там хоть японские управляющие за качеством худо-бедно следят и себя не позорят. Так эти твари нам свое барахло теперь вот в таком виде завезли. Нет, это просто невозможно. Снять бы эту гадость – да нельзя…
Когда идешь по разгромленной улице мятежного города – это воспринимается намного острее. Это как будто ты вошел в бассейн, а там кроме тебя еще парочка акул. И вот ты плывешь и думаешь про себя: интересно, а вон та акула, она когда завтракала? А если тот, кто все это устроил, решит поразвлечься и выльет в воду ведро кровавых ошметков с бойни? Просто так, потому что скучно стало.
Улица – не знаю даже названия, одна из улиц, не большая и не маленькая, средняя. Вон там, у еще не сгоревших лавок орудуют мародеры. Вон там, на повороте, стоит какой-то грузовик с выбитыми стеклами кабины, и с него что-то раздают – понятно что, оружие. Вон навстречу нам идет группа боевиков – небрежно заброшенные на плечо ремни автоматов, у одного в руках какой-то сверток, еще у одного – почему-то в руках сабля. Глаза в прорези масок – как дульные срезы стволов, они беспощадны и бездонны, как будто сам сатана взирает на нас. Но мы – свои, мы – одни из них.
Стреляют слева – там стадион и здание министерства. Полномасштабную разведку вокруг него я не проводил, местность не изучал, но знаю. Дорога, стадион, и прямо к нему примыкает здание министерства. Если наши заняли стадион – это хорошо. Там можно держать оборону, причем очень долго. Стадион от домов, которые могут послужить прибежищем для снайперов и гранатометчиков, отделяет около четырехсот метров – потому что около стадиона расположены стоянки для автомобилей. Достаточно для того, чтобы держать террористов на расстоянии. Если же стадион в руках боевиков, то все – с него можно даже гранату до окон министерства добросить. Судя по тому, что стрельба вовсю идет, стадион все-таки наш.