Бремя колокольчиков

Глебу не терпелось хоть чем-то её удивить, заставить хоть секунду смотреть на него так, как он смотрит на неё, когда она рассказывает.

– Нет.
– Кратко ответила Клавдия, выкладывая на аналой⁸ ноты для вечерней службы.

– Представляете! Приехал один мужик бородатый с Библиями. Говорит: «Для храма бесплатно» Ну настоятель: «Давай!» А тот: «Можно я в туалет схожу?» Наш отец ему: «А у нас нет туалета для прихожан...» Мужик ему: «Как же? У вас разве места нет или средств не хватает?» Ну а наш: «Дома в туалет ходить надо, а не в храме Божием!» А этот: «А вы как же?» «А мы», - говорит, - «духовенство, мы другое дело». А этот с книгами: «Ну, раз у вас туалета для людей нет, то вам и Библий не надо!» Взял и уехал, представляете! Наш ещё долго орал, что нельзя этих евреев близко к церкви подпускать, что от них один вред, и вообще правильно их Сталин в Биробиджан. Мужик с Библиями выглядел... вполне характерно.

– М-да, значит так и не будет туалета, - безо всякого энтузиазма сказала регент.
– А ты-то, что радуешься? Понимаю, ты молодой, ты дотерпишь, а нам- то старикам как?

Глеб смутился. Такой реакции от Клавдии, так много говорившей о подвижниках и отцах той, послевоенной церкви, он не ждал.

– Не знаю... Как-то забавно, что так настоятеля подкололи, но ведь и этот, с Библиями, не прав. Нельзя так с батюшками, да и как мерить Библии

туалетами?

– Подкололи! Так ты ничего и не понял! Людьми, а не туалетами!

– Но... Библия... она и учит...
– попытался парировать смущенный юноша.

– Чему она тебя учит?

– Ну... быть человеком... послушанию Богу...

⁵ Башлачёв Александр (1960 - 1988) – русский поэт, автор и исполнитель песен. Ключевая (фигура и икона для поклонников русского рока, один из важнейших его представителей.

Алтарник – мужчина-мирянин, помогающего священнику служить в алтаре. Алтарь – восточная часть христианского храма, находящаяся на возвышении, предназначенная для священнослужителей и обычно отделённая от остального храма иконостасом.

7 Регент – дирижёр церковного хора.

8 Аналой – высокий столик с покатым верхом, на котором в церкви кладут иконы или книги.

а

– Что ты знаешь о послушании Богу? Ты вот Библию читал, и что? Есть оно у тебя?!

– Нет, но...

– Вот и иди с глаз моих кадило разжигать, балабол.

После службы Глеб поехал на домашний концерт, квартирник. Обычно встречались в метро небольшими группами и шли с сопровождающим, знавшим адрес. Следили, чтоб никого постороннего не было. Предосторожности были не лишними - не так давно свинтили квартирник БГ^[5], тот едва успел три песни сыграть.

Сегодняшний квартирник был закрытым: пускали только друзей хозяина квартиры или музыканта. Народу должно быть немного, собственно, только поэтому Глеб и пошёл сейчас на Башлачёва, который казался ему грубоватомрачноватым.

Но ожидания Глеба не оправдались. Народу в восемнадцатиметровую комнату набилось битком. Всё равно все приходили с друзьями. Было очень душно, начало затягивалось, и Глеб даже думал уйти, но пожалел заплаченной трёшки. Начался концерт.

После первых двух песен молодой алтарник слушал, уже затаив дыхание. А когда Сашбаш запел своего Ванюшу, дыхание у Глеба спёрло, в жар бросило от слов: были к дьякону, к попу ли, интересовалися. Сине небо вниз тянули, тьфу ты! Надорвалися. Балладу Глеб уже слышал, но краем уха, не до конца, поэтому, чем это всё кончится - не знал. И когда раздалось последнее: как в снежном поле душа гуляет, он едва сдерживал слёзы, и, одновременно, какой- то рвавшийся из глубины истошный крик...

Из квартиры он вышел бледный. Задумчиво побрёл по улице.

– Привет!

Глеб вздрогнул. Рядом стояла девчонка с длинными светлыми волосами, стянутыми хайратником^[6]. Она тоже была на квартирнике и ещё там привлекла внимание Глеба, да и сама, кажется, заметила его. Но теперь, оглушённый впечатлением от концерта, Глеб напрочь забыл об этом.

– Привет.

– А ты что такой грустный идёшь? Не понравилось?

– Нет, как раз наоборот! Всё очень круто... Я и не ожидал...

– А по виду твоему не скажешь, что понравилось.

– Ну... я просто под сильным впечатлением...

– Понимаю... Но всё же: рок-н-ролл - славное язычество!^[7] Должно быть весело, не смотря ни на что, я так думаю, - продолжала разговор девушка.

– Не знаю... А какой выход в этом? Что дальше? Нет, всё честно, всё хорошо, клёво. И правду-матку режет - как оно всё у нас... До боли, крика режет. Но... что дальше? Ведь должен же быть смысл, должен быть выход! Здесь-то - тупик!... Этот бесконечный наш тупик: сутками и литрами... Это бесконечное наше язычество. Нет, не по исповеданию, а по жизни, понимаешь? В Боге только выход, в любящем Боге, а иначе - самоуничтожение или бег по кругу без конца...

– Ты интересно говоришь, хоть я и не совсем с тобой согласна. Есть язычество и светлое, очень доброе и красивое, - посерьёзнела девушка, - меня Света зовут, а тебя?

– Глеб...

– Что-то домой не хочется, да и погода хорошая. Пойдём погуляем?

– Мне торопиться некуда...
– согласился юный алтарник, - я тебя не слишком загрузил?

– Да не... Я ж сказала, что мне интересно... Ты где учишься?

– В Историко-Архивном, а ты?

– Я - в музыкальном училище...

Они гуляли всю ночь. Под утро, проголодавшиеся, они подкараулили у булочной машину и купили у ночных грузчиков-сторожей горячего пахучего Бородинского хлеба. Они говорили о Боге и дурацкой моде на накладные плечи, литературе и гопниках, музыке и коммунальных квартирах. Глеб рассказал о жизни в монастыре, в который он ездил, а Света о тусовке на Гауе в Латвии, где была она. К утру сговорились срочно поехать автостопом^[8] и туда, и в монастырь тоже, а заодно и в Питер, благо, лето 87-го было в самом разгаре.

К чистому источнику

Вот и наступило то самое завтра, О котором я что-то слышал вчера. Зоопарк ^[9] , «6 часов».

– Вставай, а то разберут всё!

– А сколько времени-то?

– Полседьмого. Я уж Ваньку покормила на кухне, чтоб тебе спать не мешать, - ответила Света мужу.

Глебу надо было вставать за молоком. Для ребёнка - на детскую кухню можно было и попозже сходить. А вот для Светы надо было идти срочно. Если ей чаю с молоком не попить - своё молоко у неё тут же пропадало. После открытия универсама молочное продавалось не больше часа. Потом оставались одни бесконечные зелёные помидоры в трехлитровых банках.

Молодой отец подошёл к типичному для 80-х универсаму из стекла и бетона без двадцати восемь. Перед входом стояла толпа мужиков, как пару лет назад в винный. Но тут все были за молочным и, если повезёт, мясным. Женщины тоже были, но мало и, в основном, раннего пенсионного возраста, когда силы и задор ещё оставались, но терять уже особо нечего и можно без стеснения биться со здоровыми мужиками на входе в магазин.

Глеб втиснулся в бесформенную толпу. Стоявший рядом рабоче- крестьянского вида мужичок явно с похмелья грозно отреагировал: