Бремя равных

Резкий взмах хвоста-и Уисс свечой взлетел вверх, пересекая бросок акулы. Хищница была раза в два больше дельфина, но точный удар в жабры сделал свое дело.

Уисс добил ее ультрафиолетовым лучом и опустился над площадкой. Нина все еще не пришла в себя, но ждать больше было нельзя.

Уисс поднял Нину на спину и легко понес наверх, к темному пятну надувной лодки. Ее ждали: он видел зума с биноклем и краеные всплески беспокойства исходили от него.

Действительно, едва Уисс поднял Нину на поверхность, чьи-то руки сразу подхватили ее.

Зум был так взволнован, что даже не заметил Уисса. Он наклонился над Ниной, торопливо снял маску акваланга и поднес к ее губам какой-то пузырек.

Уисс отплыл метров на двести и навсегда отпечатал в своей бессмертной памяти все, что было вокруг: небо и солнце, море и остров, большой корабль и маленькую лодку, он видел все это не так, как люди, и никто из людей никогда не узнает-как, но он видел все это и старался запомнить навсегда, чувствуя и понимая неизбежное.

Потом отключил все свои многочисленные органы чувств и сосредоточил энергию в себе.

Только бессмертным был доступен нуль-полет.

Пульс перешел в острую неприятную дрожь, постепенно нарастающую.

Через секунду на том месте, где был Уисс. Поднялся и опал белый фонтан, похожий на гриб атомного взрыва.

Еще через секунду там не осталось ничего, кроме медленно расходящихся концентрических кругов.

Круги скоро смыла ленивая зыбь.

Бессонная ночь порядком измотала Карагодского.

И не только физически.

Вначале почти позабытое чувство творческого подъема, так неожиданно вновь испытанное на "Дельфине", будоражило и радовало его. Вместе со всеми толкался он; в центральной аппаратной, придумывая и отвергая разные варианты поиска, но если Пан нервничал всерьез, то Карагодскому это казалось забавной игрой, этакой психологической встряской, специально для него предназначенной. В глубине души он был уверен, что игра в прятки вот-вот кончится, Нина с Уиссом вынырнут из воды-"а вот и мы!"-и тогда выложит изумленному Пану, до чего докопался в своей каюте.

Но прошел час, другой, третий, а Нины все не было.

Смутное хмурое утро повисло над морем. Свинцовая гладь воды, не тронутая ни единой морщинкой, черное щетинистое темя злополучного острова, белый кругляшок надувной лодки - и надо всем тяжелое серое небо без просветов.

Пан то сидел, сцепив руки и уставившись в одну точку, то принимался ходить у борта, нарочно не глядя на воду. Гоша безнадежно прощупывал биноклем горизонт. Толя методично включал и выключал по очереди тумблеры аппаратуры, уже не вслушиваясь, а просто чтобы что-то делать. А часы все выстукивали и выстукивали пятиминутки. Только эти щелчки и нарушали тягучую тишину.

И тут до Карагодского стала доходить вся серьезность .происходящего. Вспышка энтузиазма быстро угасла.

Он чувствовал себя, как пешеход, застигнутый красным огнем посередине перехода. Бежать вперед или благополучно вернуться назад?

Конечно, все это очень мило и оригинально-искать родственную цивилизацию по всей Вселенной, выкликать ее радиосигналами, нащупывать все удлиняющимися маршрутами космических кораблей и обнаружить.... у себя дома, на Земле. Но какая польза будет человечеству от такого открытия? Надо думать, никакой.

До сих пор энтузиасты "братских контактов" соблазняли людей возможностью позаимствовать без отдачи у "иного разума" какой-либо неизвестный вид энергии, невиданную машину. А что возьмешь с дельфинов? Они не взрывают горы, не строят города и не покоряют другие планеты: мирно плавают по синю морю, едят сырую рыбу и сочиняют музыку. И ничего им, главное, от людей не нужно, никакой помощи, ни моральной, ни материальной. Они и без людей хорошо устроились в Мировом океане. Так что в. роли "благодетеля" тоже не выступишь.

Так на кой же дьявол нужен такой "контакт"? Стоит ли из-за него лезть на рожон?

Академик исподлобья посмотрел на Пана. Тот выглядел сильно встревоженным, но отнюдь не отчаявшимся. Казалось, он знал нечто, Карагодскому неизвестное. Может быть, у них была какая-то договоренность с этой девчонкой?

Надо подождать. Иначе можно попасть впросак.

Кришан тихо перебирал клавиши электрооргана и напевал-негромко, одним дыханием-какую-то замысловатую и щемящую мелодию. Она звучала, как ветер в покинутых древних руинах:

Тебе дано законом Братства

бессменно жить,

и умирать, и возрождаться,

и плыть, и плыть...

Карагодский перебирал в уме трофеи своих ночных "раскопок". Теперь они не казались ему ценными. Возможно, Пану они и пригодились бы. А ему самому? Не возиться же главному дельфишологу Д-Центра с фаянсовыми плитками!

– Плавник...

Гоша произнес это слово негромко, но его услышали. Все повскакали с мест, разом зашумели, а Пан схватился за Гошия бинокль.

– Да нет же...
– Гоша вежливо, но решительно отвел руку Пана.- Это не Уисс. Это плавник акулы.

Люди замерли и смолкли, и вновь наступившая тишина сгущалась с каждой секундой, пока не стала почти осязаемой.

Теперь акула была видна без бинокля. Высокий плавник чертил упрямую прямую, и прямая эта упиралась в белое пятно надувной лодки.

Матрос в лодке, тоже увидел акулу. В его руке полыхнула синяя молния, и до корабля долетел треск разрядившегося импульс пистолета. Плавник исчез.

– Промазал,- шепотом констатировал Толя.- Ушла в глубину.

Шли минуты, но акула не появлялась. Гоша опустил бинокль.

– Теперь не выплывет.

– Может, уйдет?"

– Вряд ли. Если она явилась на глаза, значит, что-то почуяла. Попусту эти гадины к людям не подплывают. А если уж почуяла, будет кружить в глубине хоть сутки.

– Может, взять акваланг да поискать ее?
– предложил Толя.- Всыпать ей тройной заряд, чтобы лапки кверху. Я смотаюсь, а?

– Бесполезно. Легче найти иголку в стоге сена. Да и опасно. Если Алик задел ее выстрелом, то у нее порядком испорчено настроение.

– Что значит-опасно, черт подери? А если...

Он не договорил того, что вертелось у него на языке, и с немой просьбой посмотрел на Пана. Пан болезненно поморщился и отвернулся.

– Нет, Толя, я не разрешаю. Если Уисс с Ниной, им не страшны никакие акулы. А если нет... В конце концов, у Нины тоже есть импульс-пистолет.

Небо заметно поголубело, потом к голубизне примешался прозрачный тон янтаря. Восток горел, и растущий пожар окрасил воду в цвет свежего среза меди.

Когда из-за острова наискось ударили солнечные лучи, стало как-то менее тревожно. Хотелось надеяться, что солнце рассеет ночные страхи вместе с промозглым туманом.