Бремя удачи

– У мэтра доля в новом заводе, – негромко сообщил Поль. – Эту машину и я немного доводил, но она никому не интересна, увы. Не военная, не транспортная. Большой запас топлива, малый вес груза и бомбы цеплять некуда.

Рони помолчал, Шарль тоже предпочел взять паузу в разговоре, чтобы сберечь зубы: трясло ужасно, а тихо ездить Рони, видимо, не умел. Машина с трудом вписалась в пролом забора и понеслась по парку, все ближе к усадьбе, впритирку втиснулась в ворота второй ограды и затормозила перед временным зданием автомастерской.

– Поль, а ты мог бы нам помочь? Опознать того джинна, который все организовал.

– Поль пусть поговорит с Евсеем Оттовичем. Затем сходит к Потапычу. Или наоборот – как сами решите. Вот документ от мсье ле Берье, надо передать. – Шарль избавился от бумаг и улыбнулся Элен. – Я возьму на себя беседу с арестованным джинном. Но сперва сниму влияние на сознание отца Элен. Полагаю, это несложно, я знаком с пси-методами ордена весьма глубоко.

Из парадного вышла Береника, одетая в темное и совсем тихая. Кивнула, даже не пытаясь улыбнуться, проговорила приветствие.

– Тете Кате хуже, – сказала она то ли Рони, то ли всем вместе. – Опять врач нужен. Мы все раздавлены, Шарль. Целый город виноватых, подавленных и озлобленных, вот так. Если еще и Алмазова свалится с ударом…

– Я немного врач, – осмелился высказаться Поль, с трудом, но выбираясь из автомобиля наружу, туда, где его всем видно. – Всякая глубокая специализация на воде включает работу с главными сосудами, вегетатикой, противотромбозный контроль, регулирование давления и…

Береника молча спустилась, вцепилась в руку джинна и потащила его за собой, ничего не спрашивая и не уточняя. Рони обернулся к Александру:

– Иди к Карлу. Там и Юнц сидит, сейчас все маги на учете, он и тебе дело найдет. Сам понимаешь: беспорядки. Шарль, Элен тебя отведет к Соболеву. А дальше разберемся.

– Все верно, Элен имеет полное право распоряжаться моим временем, – согласился Шарль.

Дочь Соболева почти невольно улыбнулась, крепче вцепилась в руку своего личного джинна и потащила его мимо дома, к калитке в ограде – в соседний особняк Пеньковых.

– Мы сюда к утру перебрались, – пояснила она. – Так страшно было… Здесь все вместе, шумно, люди. Елена Корнеевна.

Последнее имя Элен назвала с особенной надеждой. Шарль согласно кивнул. Баронессу он помнил и не сомневался в ее способности без магии внушить жизнелюбие и повернуть отравленного пси-воздействием к выздоровлению. Девушка миновала охрану, поднялась по лестнице, раскланялась с магом второй линии безопасности. Прошла к дальней двери и толкнула ее, посторонилась, пропуская Шарля.

Соболев лежал на диване, опираясь на ворох подушек. Нездоровая бледность и уныние на лице неприятно дополняли друг друга. Рядом в кресле сидел Илья и рассудительно, с расстановкой, воспитывал отца:

– Порядка у тебя в голове нет. Это до чего додумался: в петлю лезть. Стыдно. Все газеты прознают к вечеру, делу ущерб обозначится… одна надежда – на Хромова, уж он их вразумит… Но что я в колледже скажу? Что мой папа – слабовольный субъект. Меня ведь спросят!

– Илюшка, иди отсюда, – слабо понадеялся на уединение Лев Карпович.

– Вот с заводов телеграфируют, – не унялся Илья, открывая книжечку и добывая записи. – Образцы от номера двадцать семь, все последующие – неудачны, от плана поставок мы отстаем, я утром звонил и подтвердил инженеру Бруни его запрос на переплавку партий начиная с…

– Ты позвонил? Ты разрешил? – крепнущим голосом взъелся Соболев, но тотчас жалобно выдохнул и отмахнулся. – А ну тебя, все без меня улаживается, видно, пора на покой… вечный.

Шарль усмехнулся, прошел через комнату и сел на край дивана. Соболев глянул на джинна неодобрительно, сразу узнал и загрустил пуще прежнего. Было странно осознавать: отравившее сознание Соболева влияние голоса и пси-составляющей теперь минимальны, находятся на фоновом уровне. Основа проблемы – вполне настоящее и нешуточное нежелание жить. Шарль вздохнул и задумался: все у тех же привычных по ремпоезду пьющих путейцев он замечал подобное. Утрату вкуса к жизни, раздражительность, переходящую в подавленность, редкостное умение видеть вокруг одну лишь грязь и мерзость… Надо искать разгадку болезни в указанной области, и внимательно.

– Жить вам придется до самой естественной смерти, – ровным и наполненным голосом сообщил Шарль, вслушиваясь в эхо реакции на слова и корректируя воздействие. – Такова моя воля. Что куда важнее – такова воля вашей семьи. Вы не сможете совершить непоправимое, это я гарантирую как джинн.

– Ах ты дрянь… – Соболев от возмущения встряхнулся и полез хватать за грудки и трясти. – Убью!

– Лев Карпович, на вас тайно влияли самое меньшее дважды, – отметил Шарль, ловко отбившись от больного и уложив его на диван. – В первый раз – под видом лечения от пристрастия к водке. Полагаю, тогда же у вас выведали много тайного. Есть след внешнего вмешательства, он замаскирован, но неудачно, а вернее, неполно. Я знаю методы ордена и могу отследить даже слепок личности влиявшего, пусть и весьма общий, с малой детализацией. Определенно, вас выпотрошили три дня назад.

– Так. – Соболев стал спокоен и собран.

– В ночь на сегодня вам просто приказали умереть – полагаю, в первую очередь заботясь о сокрытии именно самого факта прежнего влияния. Вы сопротивлялись, но мешало то, что вы искренне признали свою вину перед Платоном Потаповичем. Однако я джинн, и я неплохо читаю людей. Вы, сударь, для трезвого самоубийства слишком скользкий тип и корыстный.

– А ты нахал, – отметил Соболев с интересом.

– Ваше раскаяние куда менее искренно, чем вам кажется, и во второй раз вы с собой пробовали свести счеты, когда заболела душа. Вы знаете, что себя вам уже не переделать, и вам вдруг стало непосильно это принять. Скажем для простоты: вы испытали брезгливость. К себе же.

– Шарль, как ты его! – восхитился Илья. – Я бы вовек не сообразил, но все точно. Он злодей. Но такой… не совсем уж плохой. И он мне родня, учти.

– Илья, я не пытаюсь делать дурное. Лев Карпович, вы утратили нечто важное внутри. Вам больше не интересно гулять и мстить, но вы знаете, что вернетесь к этому, если не найдете иную цель. Я вам готов предложить ее. – Шарль торжественно указал на Илью. – Вы не переделаете себя, но можете воспитать его. То, что я предлагаю, исключительно неоригинально, но полезно. И вовсе не просто.

Соболев нахмурился, дернул ворот роскошного халата, большого, явно принадлежащего хозяину дома – Потапычу. Снова посмотрел на джинна, не без оснований подозревая пси-влияние, полезное, но унизительное. Что он, сам себе не хозяин?

– Ладно же, не сержусь на тебя. Я тебе уже преизрядно отомстил: нынче поутру Ленке своей отписал миллион. Вот и погляжу, как ты ее бросишь теперь. Выхода у тебя не осталось. Как у вас зовут мужиков, сидящих на шее у бабы? Альфонсами?

– Папа! – Голос Элен задрожал от сдерживаемых слез.