Бреслау Forever

Грюневальд удивленно поднял брови.

— И в актах есть такая чушь?

— Нет. Я сам все это написал.

— Раз все они погибли, откуда у тебя все эти сведения?

— От их женщин, которых я всех допросил.

— Погоди, погоди, — разозлился Грюневальд. — Я тебя отстранил от дела. Ты знаешь, что такое приказ?

Их разговор перебил приход вахмистра. Абсолютный молокосос с трясущимися руками. Боже, сейчас уже детей на службу берут. Вскоре придется работать с дошкольниками. А потом останутся одни ясли. Всех способных забирали на фронт. Но именно потому у Германии были такие успехи. Вся Европа была немецкой.

— У меня письмо к господину Грюневальду, адресован он по-другому, но мне приказали доставить его именно вам.

Господину, господин… Версаль устроили. Желторотый не знал, что перед фамилией следует называть служебный чин. А может, он его даже и не знал.

— Откуда?

Молодой не знал, куда отвести глаза.

— Ну, потому… Ну… — Он робко указал пальцем на Кугера.

Тот лишь рассмеялся.

— Я уже настолько неблагонадежный, что даже рапорты не могу читать?

Охотнее всего, парень бы спрятался бы под письменным столом. Он не имел ни малейшего понятия, как выйти из сложной ситуации.

— Прошу прощения, это не рапорт. Кто-то прислал частное письмо. Вот этому господину, — он снова указал рукой на Кугера. — Но теперь цензура вскрывает все письма. И мне приказали отдать его второму господину.

Грюневальд взял письмо. Точно так же, как и курьер, он не знал, как себя повести.

— Благодарю, можешь идти.

— Так точно, mein herr. — Молокосос щелкнул каблуками и отдал честь по-армейски.

Еще немного и здесь в окнах установят пулеметы, которые будут обслуживать обезьяны. Только этого не хватало. Хотя, зачем, весь мир принадлежал Германии. Не германскими оставались несчастные крохи.

Когда дверь захлопнулась, Грюневальд подал конверт Кугеру.

— Если это тебе, тогда читай.

Калека, покачав головой, отказался. Он усмехнулся.

— Это ты читай, как тебе и приказали. Приказ — всегда приказ, — жестоко съязвил он, повторяя предыдущую партию слов коллеги.

Грюневальд вынул письмо из конверта. Какое-то время он пробегал его глазами, потом снял очки. Вынутым из кармана платком вытер вспотевший лоб. Он даже не знал, как поднять глаза и поглядеть на приятеля. Тем не менее, пересилил себя.

— Мне очень жаль. Приготовься к самому худшему.

— Что? Меня переводят на фронт? А кто же мне перезарядит пистолет? Ведь у меня всего одна рука.

— Это частное письмо.

— От какой-нибудь любовницы? Или они выяснили, что я еврей?

Грюневальд снова вытер лоб.

— Твою жену похитили.

— Английские парашютисты?

— Обычные бандиты. Ради выкупа.

Кугер неожиданно улыбнулся. Он поднялся, сделал несколько шагов к окну, повернулся и прошелся к двери. Затем подошел к столу, все еще радостно улыбаясь.

— Правда? Ну, ну… Ну не может мир быть настолько прекрасным. Мне это только снится.

— Не издевайся. Если ты не заплатишь выкуп, ее убьют.

— Теоретически, я мог бы отдать им половину зарплаты. Но когда ее отпустят, она же заберет вторую половину в виде алиментов. Так с чего я буду жить?

Грюневальд не мог поверить в то, что слышал. Взволнованный, он подошел к огромному окну, чтобы успокоиться; теперь глядел на великолепную панораму Бреслау. Он свернул себе сигарету, закурил и затянулся до самого дна легких. Потом повернулся и крикнул:

— Так тебе на это наплевать?!

— Совсем даже наоборот. Давай вернемся к основному делу.

— Парень! Ты что, не понял: твою жену похитили!

— Бывшую жену, — спокойно ответил на это Кугер. — Она бросила меня, когда мне ампутировали руку. Она не хотела жить с калекой. Предпочла красивого любовника. Ну, молодая она тогда была.

— И тебя не волнует ее судьба?

— Совершенно.

Грюневальд только закрыл лицо руками. Он понятия не имел, что сказать. Для привыкшего к законности и «государственной» морали немца все это было невообразимым.

— Возвращаясь к более важному делу, — продолжал Кугер. Развалившись в кресле, он тоже закурил. Он мог самостоятельно справиться с коробкой спичек. — Я допросил всех тех женщин, ну, понимаешь, жен людей, которые взорвались. Ты гляди, какое странное совпадение… Так вот, часть из них сообщила мне, будто бы их мужья получали письма о похищении своих жен ради выкупа. Некоторые из мужчин верили, попадали в панику, некоторые — нет. Потом оказывалось, что их бывшие жены — он акцентировал «бывшие» — были либо у родственников в Баварии, либо на отдыхе в Цоппот [33] , либо отправились с каким-нибудь любовником в деревню.

33

Немецкое название польского Сопота, который был местом отдыха для среднего класса. — Прим. перевод.

— Почему этого нет в актах? — спросил Грюневальд.

Кугер скорчил мину в стиле «я всего лишь деревенский дурачок».

— Не знаю.

Грюневальд погасил только что закуренную сигарету.

— Следует немедленно допросить всех офицеров, которые вели следствия по каждому отдельно взятому делу!

— Допрашивай, сколько влезет. — Кугер откинулся в кресле. — Тебя ждет длительная экскурсия на восточный фронт. Если они все еще живы, возможно, чего-нибудь и узнаешь.

— Что, всех мобилизовали?

— Аккурат тех, кто имел какое-то отношение к тому делу. Остались только мы двое. Два одиноких песика, заблудившихся в городе. Тебя в армию не возьмут, потому что ты высоко взлетел. А я — калека, в армии мог бы только сортиры чистить. Да и то, не слишком хорошо.

Грюневальд начал кружить по комнате. Он был рьяным нацистом и не мог поверить, будто бы кто-то изнутри мог скрывать какую-то аферу. Он был настоящим немцем. Для него «да» всегда означало «да», а «нет» — «нет». В промежутке ничего не было. Он выполнял свои обязанности, как только мог хорошо. Гонялся за всеми теми ворами, преступниками, убийцами. Кричал «Хайль Гитлер!» на митингах. Принимал участие в сборе помощи для солдат на фронте. Выслал им свой свитер, новые кальсоны, носки, банку варенья и все эрзац-шоколадки, которые получил в качестве пайка. Регулярно выплачивал часть заработной платы в военный фонд. Он не мог поверить в то, будто бы кто-то из крипо скрывал какую-то преступную акцию.

— Знаешь что? — сказал он.

— Что? — Кугер изображал из себя памятник «особенной заинтересованности».

— Нам следует сообщить обо всем в гестапо.

Кугер выдувал дымовые колечки.

— Естественно. — Теперь он превратился в образец вежливости. — Гестапо уже завтра раскроет «тайную конспиративную организацию», которая послезавтра признается в том, что и вправду является «тайной конспиративной организацией». А на третий день расстреляют несколько евреев. Да. Это очень хороший план.