Брежнев. Разочарование России
Шрифт:
7 ноября 1981 года. По телевизору и в газетах объявили, что в журнале “Новый мир” опубликованы “Воспоминания” Брежнева. Стране тяжело, не клеится ни с промышленностью, ни с селом, валится энергетический баланс, проваливается продовольственная программа, на краю краха денежное обращение, а мы сейчас засядем и будем изучать годы детства, первые шаги в рабочие и т. д. и т. п. Зачем это делается? Чем хуже дела, тем больше хочется славы…»
А между двумя этими записями пометки о том, какое убожество и грязь на улицах и в магазинах, как тяжело живут люди без нормального жилья — за столько лет советской власти не нашлось сил и средств прекратить эти каждодневные мучения людей, и что придется перейти на продажу масла
Леонид Ильич самым пагубным для страны образом использовал восемнадцать лет своего правления. Он ничего не пожелал сделать, чтобы увести страну с гибельной траектории.
Через месяц после смерти Брежнева, 15 декабря 1982 года, Георг Мясников, словно подводя итоги его правления, записал в дневнике:
«Шесть противоречий социализма.
Безработицы нет, а никто не работает.
Никто не работает, а планы выполняются.
План выполняется, а в магазинах ничего нет.
В магазинах ничего нет, а холодильники полны.
Холодильники полны, а все недовольны.
Все недовольны, а голосуют “за”».
Холодильники были полными весьма условно. Они забивались всем, что удалось достать, — нужным и ненужным. Хватали не то, что хотелось купить, а то, что выбрасывали на прилавки.
Но две аксиомы точны.
Все голосуют «за»… Характерная черта советского человека. На выборах в бюллетене красовалась только одна фамилия. Можно было ее вычеркнуть. Но практически никто этого не делал! Боялись? Считали, что, опуская бюллетень в ящик, исполняют важное государственное дело? Скорее воспринимали выборы как маленький праздник в череде серых будней. На избирательный участок приходили семьями, с детьми. Милиционеры и члены избирательной комиссии были непривычно любезны. Играла веселая музыка. Торговали бутербродами с копченой колбасой, которой в магазине не укупишь. Жалко, что ли, проголосовать?..
Никто не работает… Командно-административная экономика привела к полному отчуждению человека от его труда. С одной стороны, зарплату регулярно получали даже принципиальные бездельники, даже в убыточном хозяйстве. С другой, умелый и усердный работник фактически не поощрялся. Прилично заработать, да еще и превратить ассигнации в нужный товар, можно было лишь неофициально. Коррупция и двоемыслие разъели само понятие трудовой морали. Тащили все, что можно было унести, и в обществе это не осуждалось, считалось в порядке вещей.
Теневая экономика стала достаточно заметной, прежде всего на юге страны. Бывший заведующий идеологическим отделом ЦК компартии Азербайджана Расим Агаев и политолог Зардушт Али-заде пишут:
«Именно в те годы образовался основной капитал значительной части “новых азербайджанцев” — в период развития казнокрадства и коррупции. Но в самом сращивании теневого капитала таилось и зрело противоречие глубинного свойства — промышленно-хозяйственная бюрократия тяготилась патронажем партийной бюрократии, необходимостью делиться с ней прибылями…»
Руководитель Азербайджана Гейдар Алиевич Алиев с юных лет служил в госбезопасности. Когда началась война, заведовал секретной частью архива НКВД Нахичеванской АССР. Поработав в аппарате правительства автономной республики, в 1944 году вернулся в органы госбезопасности. Бывший прокурор Азербайджана Гамбай Мамедов, которого Алиев снял с должности и исключил из партии, рассказывал уже
в годы перестройки, что Гейдар Алиевич избежал фронта, представив справку о том, что у него открытая форма туберкулеза, и использовал конспиративную квартиру госбезопасности как «дом свиданий».Алиев утверждал, что это клевета. Но за скандальную историю с женщиной, сотрудницей органов, в 1955 году он был понижен в должности и наказан по партийной линии. Неприятности в юные годы не помешали ему сделать изрядную карьеру. Юрий Андропов сделал Гейдара Алиева председателем КГБ Азербайджана. А в 1969 году его утвердили первым секретарем ЦК компартии республики.
Гейдар Алиевич провел массовую чистку кадров, снял с работы около двух тысяч чиновников. Часть из них была арестована, в доход государству поступило немалое число конфискованных ценностей. В Баку со всей страны привозили группы партийных работников изучать азербайджанский опыт. Они возвращались приятно удивленные, рассказывали, как Алиев умело борется с коррупцией. Поражались тому, что он сделал прозрачным процесс сдачи экзаменов в высшие учебные заведения, куда раньше поступали за деньги. Впрочем, восхищались только те, кого возили в Азербайджан как на экскурсию. А по существу произошла смена республиканской элиты. Одних убрали под предлогом борьбы с коррупцией. Хозяевами жизни стали другие.
Виктор Михайлович Мироненко, в те годы видный работник Комитета народного контроля СССР, рассказывал, как, приехав в республику с проверкой, был поражен:
— В магазинах, в государственной торговле, все было, как на рынке, — продавцы самостоятельно устанавливали цены, покупатели с ними торговались. Продавец вел себя так, словно магазин ему принадлежал, а не государству…
«Недавняя поездка в Баку меня доконала, — пометил в дневнике писатель Юрий Маркович Нагибин, побывав в Азербайджане осенью 1980 года. — Я и представить себе не мог, что достигнут такой уровень холуйства и подхалимажа. Разговор с начальством ведется только с колен. Чем не сталинское время? Пустословие и славословие достигли апогея. Никакого стыда, напрочь забыты все скромные уроки послесталинского отрезвления — разнузданность перед миром и вечностью полная».
Азербайджан не был исключением. Примерно то же самое происходило и в других республиках. Общество невероятно разложилось в брежневские времена. Расцвела коррупция, только фигурировали не деньги, а материальные блага и услуги. «Ты мне — я тебе» стало универсальной формулой отношений власть имеющих.
Распределение из-под прилавка, ситуация, когда не зарабатывали, а распределяли, когда не честный труд, а место у власти или связи давали какие-то блага — все это воспитывало привычку ловчить и обманывать. Честное и успешное хозяйствование было невозможно, воспринималось как глупость. Будущим бизнесменам, сформировавшимся в этой развращенной атмосфере, не хватало только возможности развернуться. Она представилась после перестройки. Но каким бизнесом, кроме криминального, они могли заниматься — при таких представлениях о жизни?
Более всего серьезных перемен желали «капитаны индустрии» — руководители хозяйственного аппарата, директора крупных предприятий, крупные фигуры в промышленности, строители. Люди самостоятельные, уверенные в себе, они привыкли к определенному уровню жизни. Понимали, что уход на пенсию или увольнение лишит их всего. А вот при капитализме деньги гарантировали определенный уровень. Они презирали партийных секретарей и злились на систему, которая мешала им работать.
К концу брежневского правления образовался и советский средний класс — люди, обладавшие приличным (сравнительно с другими) доходом и занимавшие устойчивое положение в обществе. Они тяготились догмами идеологии, отрезанностью от мира, скудостью советской бытовой жизни, необходимостью за всем необходимым томиться в очередях.