Бригантина поднимает паруса (История одного неудачника)
Шрифт:
Серые тучи. Грязные капли на стекле. Погода испортилась.
Поезд шел на юг. Стоял на полустанках. Нервно и хрипло кричали паровозы. Облака остались над Новосибирском. Ты играл в домино и мечтал, чтоб тебе пришло пять "двоек". Скоро за окном видна была только степь. Трава высокая, как пшеница. А может, это была пшеница? Ты не разглядел, потому что играл в домино и ждал пяти "двоек". Поезд шел на юг.
ГЛАВА IV
ЗНАКОМСТВО С ШАЛИНЫМ
Лес. В лесу дорога. Лес кажется глухим, особенно в
Едешь. Лес все глуше, гуще. Сейчас, думаешь, встретишь медведей. Самое для них подходящее место.
И вдруг - склады труб, кирпичей, досок. А за ними - здание ТЭЦ. Еще без крыши. Достроят и пустят в конце года.
И так всю дорогу.
А многие в поселке и не догадываются, что в этом лесу. И чего туда машины постоянно ездят - черт их знает.
Наверно, на десятый участок.
Воскресенье. Лес парится на солнце. Листья неподвижны. Неподвижен и "ЗИЛ-150". Зеленый, тихий. Его не сразу заметишь среди кустов. Он стоит на обочине дороги.
Из-под машины торчат две пары ног. Неподвижны. Две ноги в сапогах. Выше сапог - комбинезон с большой брезентовой заплатой. Другие две ноги в парусиновых полуботинках и неопределенного цвета брюках.
Ноги в сапогах приходят в движение. Ноги сгибаются в коленях. Заплата поднимается. Голос из-под машины:
– Вот, смотри.
Ноги выпрямляются, заплата исчезает под грузовиком.
Вдруг, словно их толчком выбросили, из-под машины появляются два человека. И ныряют в мотор. Опять видны только ноги.
Медленно ноги сползают. Упираются в землю. Из-за крыльев мотора появляются спины, головы.
– Ну! Понял?
Это обладатель парусиновых полуботинок и брюк неопределенного цвета. Черты лица различить трудно. Лицо в пыли и с черными полосами машинного масла.
Другой (лицо такой же расцветки) вздыхает и выражается весьма определенно:
– Да, оно бы ничего, если бы кабы что, а тут не токмо что, а прям почем зря.
– Пустяки. Дай ключ.
И снова из мотора торчат брюки и полуботинки.
Через четверть часа грузовик просыпается. Крылья трясутся. Реву мотора отвечает другой, отдаленный, приближающийся рев. Двое смотрят на дорогу. Сверкнув черным лаком, прошмыгнул "ЗИЛ".
Рядом с шофером сидит человек. Наверно, знакомый обладателю парусиновых полуботинок, потому что он положил ключ и сказал вслух, как бы для себя:
– Странное дело, стоит человеку сесть в "ЗИЛ" - сразу столько спеси появляется... Ну вот, твоя машина в порядке. Чего ж ты ее так слабо знаешь?
– Да я первый год.
– Первый год шофером?
– Так точно. Ну, спасибо, ты меня выручил, кореш. Я тебя не задержал?
– Нет, я с огорода возвращался. И потом, люблю возиться с мотором.
– А твой драндулет хорошо бегает?
– Нормально.
– Ну, до свидания.
Шофер полез в машину.
Огородник направился к мотоциклу. Надел фуражку. Шофер высунулся:
– Слушай, кореш, я тебя где-то видел.
– Возможно.
– А ты где работаешь?
– В комитете. Комсорг стройки.
* * *
Начальство было красивое, усталое
и злое. Оно отчитывало какого-то командировочного. Командировочный сжался и, запинаясь, пробовал защищаться. Но директор школы, что сидел в кабинете вместе с командировочным, спорил довольно упрямо. Шалин так и не понял, кто прав. Наконец директор и командировочный покинули кабинет. Начальство повернулось к Шалину, улыбнулось мирной тонкой улыбкой. Шалин хотел выяснить, в чем тут дело, но вместо этого неожиданно для себя взглянул на часы и участливо спросил:– Уже семь часов, а все дела. И до каких пор вы работаете?
Шалин задал тот вопрос, который наиболее был приятен начальству. Спросил и поморщился: "Кажется, я становлюсь подхалимом".
– Часов до десяти вечера. Приходится. Да, как москвичи?
– Нормально.
– Бываете?
– И сейчас собираюсь. Они все-таки избалованы.
– Да, с ними много носятся. Но что делать? Ладно. Успеха!
Шалин на минуту зашел в комитет. Его ждала Нина, девушка, которая выполняла всю канцелярскую работу комитета.
– Владимир Павлович, домой?
Шалину было двадцать три года, и он обаятельно улыбался, но все звали его по имени и отчеству. Если кто-нибудь случайно обращался к нему просто по имени, он спокойно поправлял: "Владимир Павлович".
– Нет, мне надо обойти общежитие москвичей.
Нина взглянула на часы и участливо спросила:
– Семь часов, а все дела. И до каких пор вы работаете?
Шалин усмехнулся и развел руками.
– Часов до десяти. Приходится.
...Обойдя два корпуса, Шалин остановился у 107-го. Это был последний "московский корпус". Здесь жило всего десять человек. Остальные комнаты были свободны и ожидали новых строителей. Эти десять приехали совсем недавно, и Шалин их совсем не знал. Он взглянул на часы и махнул рукой. "Надо пойти познакомиться с добровольцами".
В первой комнате Шалину не пришлось знакомиться. Там, раскинувшись на кровати, спал доброволец. Он забрался на одеяло с ботинками и, очевидно довольный, тихо посвистывал носом. На столе было не убрано, ползали мухи. Будить его Шалин не захотел и постучался в другую комнату. Здесь двое, сидя на кровати, играли в шахматы. Третий, склонившись над тумбочкой, так что Шалин видел только его спину, что-то писал.
"Настоящий культурный отдых. Я сразу почувствовал, что в последней партии хорошие ребята", - подумал Шалин и поздоровался.
Шахматисты подняли головы и вежливо ответили. Третий быстро обернулся и, издав какой-то нечленораздельный звук, принял прежнее положение.
– Давайте познакомимся. Секретарь комитета комсомола Шалин Владимир Павлович.
– Наконец-то комсомол к нам пришел, - сказал игрок, похожий на корейца.
– Что ж, познакомимся, Толя Агай!
– Николай Удальцев!
– быстро произнес другой, с виду простой паренек с открытым лицом.
Сидящий за тумбочкой встал, повернулся и подошел к Шалину. Волосы у него словно кто-то нарочно взбил, а сам он смотрел зло, настороженно. Шалин отметил, что парень был без рубашки. Из-под пиджака выглядывала голубая футболка.