Бритва Дарвина

– И ты научился афобии, когда был в морской пехоте… во Вьетнаме? – спросила Сид.

– Увы. Все время, пока я там был, я боялся. До судорог.

– Ты там много чего повидал? – спросила Сидни, пристально глядя на него. – Твое личное дело до сих пор засекречено. Наверное, не просто так?

– Да ничего особенного, – солгал он. – Вот если бы я был секретарем-машинистом и перепечатал гору секретных документов, ты бы тоже ничего обо мне не узнала.

– А ты был секретарем?

Дар покатал свой бокал с виски в ладонях.

– Не совсем.

– Так ты видел бой своими глазами?

– Видел достаточно, чтобы никогда больше такого не видеть, – честно признался Дарвин.

– Но ты хорошо знаешь оружие, – продолжала она гнуть свое.

Дар скорчил гримасу и отхлебнул из бокала.

– Что у тебя было в армии? – спросила Сид.

– Какая-то винтовка, – пожал плечами Дар.

Он не любил обсуждать огнестрельное оружие.

– Значит, «М-16», – заключила Сид.

– Которая имеет свойство моментально ржаветь, если не драить ее до блеска каждый день, – покривил душой Дар.

У него была не «М-16». У его наблюдателя была «М-14» – более старая винтовка, зато со стандартными патронами 7,62 миллиметра, как у «Ремингтона-700 М-40» с ручной перезарядкой, с которой Дарвин тренировался. А тренировался он по 120 подходов в день и шесть дней в неделю, пока не научился попадать в движущуюся мишень ростом с человека с пятисот ярдов и в неподвижную – с тысячи.

Он допил свой скотч.

– Если вы, главный следователь, хотите навесить мне какую-нибудь стрелялку, выбросьте это из головы. Я их терпеть не могу.

– Даже если русская мафия пытается убить тебя?

– Пыталась, – поправил Дар. – И я продолжаю считать, что меня попросту с кем-то спутали.

Сидни кивнула.

– Но у тебя было оружие, – не сдавалась она. – И тебя учили, что делать, если оно дает осечку…

Дар посмотрел на нее и сказал:

– Нужно повернуть ствол в ту сторону, где никого случайно не подстрелишь, и подождать. Рано или поздно оно выстрелит.

Сид кивнула на патрон.

– Может, тогда его стоит выбросить в окно?

– Нет, – сказал Дарвин.

Они разлили остатки виски по бокалам и стали молча глядеть в огонь. В комнате приятно пахло дымком, смешанным с легким ароматом шотландского виски.

Напряжение после предыдущего спора улеглось. Они начали болтать на профессиональные темы.

– Ты слышал о директиве последнего шефа Национального управления по безопасности движения? – спросила Сид.

Дарвин хихикнул.

– А то! «Запрещается употреблять выражение „несчастный случай“ в любых официальных документах, корреспонденции и/или служебных директивах».

– Тебе не кажется это несколько странным?

– Отнюдь, – возразил Дар.

Полено в камине треснуло и рассыпалось снопом янтарных искр. С минуту он смотрел на это чудо и только потом снова повернулся к гостье. При свете камина лицо Сид стало моложе и мягче, а глаза остались такими же живыми и проницательными, как и прежде.

– Можно проследить их логическую цепочку, – продолжил Дарвин. – Любого несчастного случая можно избежать. Поэтому они не должны случаться. Поэтому управление не может использовать выражение «несчастный случай»… их просто нет. Поэтому в управлении предпочитают именовать их «крушением», «катастрофой» и тому подобным.

– Ты тоже считаешь, что несчастного случая можно избежать? – спросила Сидни.

Дарвин от души расхохотался.

– Любой, кто хоть раз расследовал несчастный случай – неважно какой, от аварии с космическим челноком до придурка, который поехал на желтый и получил вмятину в бок… Так вот, несчастные случаи просто неизбежны!

– Это как? – удивилась Сид.

– Они случаются, – ответил Дарвин. – Процентная вероятность цепочки событий, которая привела к несчастному случаю, может быть разной – одна тысячная, одна миллионная… Но как только эти события соединяются в правильной последовательности, несчастный случай неизбежен. На все сто процентов.

Сидни кивнула, но было видно, что это ее до конца не убедило.

– Ладно, – сказал Дар, – возьмем случай с «Челленджером». НАСА оказалось в роли беспечного водителя, который рванул на желтый свет. Ты можешь проделать этот фокус один раз, пять, двадцать… и скоро решишь, что это безопасно и вообще в порядке вещей. Но если ты не остановишься, когда-нибудь отыщется такая же самоуверенная сволочь, исповедующая ту же философию безнаказанности, и столкновение станет неизбежным.

– Значит, НАСА шло на неоправданный риск?

Дар развел руками.

– Вот это комиссия определила точно. Работники НАСА знали о том, что могут возникнуть проблемы с резиновыми уплотнительными кольцами между секциями ракет-носителей, но ничего не предприняли. И знали, что при пониженной температуре эта проблема становится еще серьезней, но все равно не отменили полет. Они не прислушались к по меньшей мере двум десяткам предупреждений собственных специалистов. На борту космического челнока была учительница, и политики напирали, желая побыстрее вывести ее на орбиту. Чтобы тем же вечером президент Рейган мог упомянуть об этом в своей речи. Обстоятельства были против них.

– Значит, ты веришь в неблагоприятное стечение обстоятельств? А во что ты еще веришь?

Дарвин бросил на нее лукавый взгляд.

– Вызываете меня на философский спор, главный следователь?

– Просто любопытно, – сказала Сидни, допивая виски. – Ты видел так много несчастных случаев и так много крови. Мне интересно, какую философскую базу ты подвел под это?

Дар на мгновение задумался.

– Стоики, пожалуй, – сказал он. – Эпиктет, Марк Аврелий и ему подобные.

Он фыркнул.

– Один раз политики допекли меня настолько, что я был готов ехать в Вашингтон и швырять камнями в Белый дом. Когда Билла Клинтона спросили, какую серьезную книгу он недавно прочел, он ответил: «Размышления» Марка Аврелия.

Он снова фыркнул.

– Эта сластолюбивая жирная задница – и цитирует Марка Аврелия!

– Но во что ты все-таки веришь? – не унималась Сидни. – Кроме философии стоиков.

Она помолчала и тихо процитировала:

– «Разумному существу невыносимо лишь то, что разуму неподвластно. То же, что поддается пониманию, оно всегда в силах вынести. Невзгоды по природе своей не являются непереносимыми».