Бро

Марлен угостил его армянским коньяком, и дядька по секрету разболтал, что в группе нету ни единого оперативного работника КГБ. И даже без «доверенных лиц» обошлось. Все ж таки, в ЧССР едем, а не в капстрану…

…Поезд вздрогнул, передавая громыханье сцепок по эстафете, от вагона к вагону, и тронулся. Граница промелькнула незаметно.

Ничего не изменилось. Те же отроги Карпат терялись в темноте, и колеса отстукивали прежним манером. Но мы одолевали километры чужой земли. Той самой, которую должны поднять на дыбы.

Суббота, 12 августа. Вечер

Прага, Опатовицка

Мы всем нашим туристическим табором заселились в гостиницу «Коруна», что рассекала острый угол улиц подобно форштевню. Ну, не «Амбассадор», конечно, но звездочки на три тянет. Главное, что в самом центре, всё близко.

Разумеется, с первого дня нарушать правила мы не собирались. И отправились вместе с группой на обзорную экскурсию.

Карлов мост… Старо Място… Градчаны… Обычный набор.

Вернулись часов в шесть, и сразу поднялись к себе.

— Режиссер охладел к своей труппе, — желчно прокомментировал Марлен. — Закрылся в номере, чтобы с толком, с чувством, с расстановкой продегустировать пару бутылочек «Пльзеньского»…

— …С колбасками и сыром гермелин, — дополнил я список мелкобуржуазных радостей руководителя группы. Убрал ухмылку, и сказал серьезным тоном: — Пора, товарищи. Марлен, я, хоть и служил, но рядовым, и каких-то полтора года, а ты — три. Так что, товарищ сержант, принимайте командование.

Осокин усмехнулся.

— Ладно. Как там запасный выход поживает?

— Нормально поживает. Открывается хоть шпилькой, хоть чем.

— Ну, тогда… Давайте-ка поужинаем, чтобы время не терять. А как стемнеет, наведаемся в гости к пану Вондрачеку!

* * *

Мирек Вондрачек верно и преданно служил фюреру, еще юнцом придя на завод «Ческа збройовка». Влившись в коллектив таких же «оружейных гномов Гитлера», он трудился на закалке снарядов и никогда не допускал брака, ведь творения его рук должны были уходить на Восточный фронт, где доблестный вермахт сокрушал орды русских варваров.

Разгром Германии стал катастрофой для Мирека, и с тех пор он затаил лютую злобу на все русское и советское. И каково же было счастье, когда на него вышли мутные личности из «пятой колонны». Они предложили, да еще за щедрую плату, стать посредником между благородными заокеанскими «рыцарями свободы» и местными борцами — националистами всякого пошиба, буржуями-недобитками и прочей шушерой.

Мирек едва не сболтнул, что он-то и даром готов служить, лишь бы покончить с проклятыми русскими, но разве деньги бывают лишними? И вот, уже лет десять подряд, он привечал у себя дома шустрых курьеров, тягавших из ФРГ, из Австрии антисоветские брошюрки, да ходкий контрабандный товар.

Западные спонсоры убедились в преданности Вондрачека, и как-то переправили через него партию оружия — автоматов МП-40, залежавшихся с войны. Мирек пух от счастья, гордясь оказанным доверием, и тайный канал заработал, как конвейер, перебрасывая подполью оружие, деньги, документы — фальшивые, но выделанные лучшими спецами ЦРУ. Не придерешься.

А в «Пражскую весну» он и вовсе совершил «геройский поступок». Огрел ломом заплутавшего советского солдатика. «Оккупант» упал со сломанной рукой, и Мирек вколол в него лом, просаживая живот, гвоздя к сырой земле.

Вондрачек жил наособицу, не женился и друзей не заводил. Да и зачем? Его жизнь и без того была полна. Он творил историю, приближая священный день освобождения от советской оккупации, от социалистических порядков и власти коммуняк…

…Обо всем этом я прочитал еще в будущем — пан Вондрачек накатал мемуары, назвав их простенько и со вкусом: «Моя борьба». Так что найти эту злобную зверушку и ее норку было не сложно.

Марек проживал на окраине Праги, в старинном каменном доме, с виду невзрачном, просевшим на склоне холма. Рядом никакого жилья, одни лишь фабрички, да серые унылые склады. Близость города доказывали лишь рельсы, по которым каждый час прокатывался желто-красный трамвай, тяжко громыхая и позванивая.

На трамвае мы и доехали, переодевшись в джинсы и куртки-ветровки. Дом Вондрачека окружал запущенный яблоневый сад и солидная кованая ограда, доставшаяся от сбежавших хозяев. Как и «глыбокий» погреб, где лет пятьсот хранили вино или подвешивали к потолку окорока. Весь первый этаж, по сути, и представлял из себя подвал, прохладный даже в августовскую жару.

Занимал пан Вондрачек «бельэтаж», где еле светилась пара окон, задернутых плотными шторами.

Пройдя крошечным двориком, я приблизился к двери первым. Выдохнул — и резко постучал условным стуком. Тук-тук. Тук. Тук. Тук. Тук-тук-тук.

Толстая дверь не пропускала звуков, но вот грюкнул засов, и за порогом нарисовался плохо выбритый толстяк в мешковатой одежде. Жирные пальцы тискали фонарик.

— Мы по объявлению, — с запинкой выговорил я по-чешски, сдабривая пароль английским акцентом.

— К сожалению, — облегченно заулыбался Марек, — мы ничего не продаем… О, проходите, господа, проходите!

Он суетливо зашаркал к лестнице на второй этаж, и Осокин кивнул девчонкам: ваш выход. Аленке с Маришкой мы поручили отыскать схрон.

Числа в календаре совпадали — несколько ящиков с оружием уже должны лежать на месте, дожидаясь местных ренегатов. А мы их немного опередим. Самим нужно…

— Праве так, йе то в порядку… — пыхтел Вондрачек, одолевая крутые ступеньки.

Я сунул руки в нитяные перчатки. Снизу свистнула Марина, оповещая, что «заначку» нашли. А вот наши с Марленом полдела куда гадостней девчачьих.

— Йе то в порядку… — кряхтел хозяин.

Пружинисто отшагнув, Марлен ухватил его за голову, и резко крутанул. Я услышал мокрый хруст. Содрогнулся, но на войне, как на войне — стащил тушу на лестницу, и спустил вниз. Труп скатился мягко, переваливаясь, как тюк с тряпьем.

— Держи, — изрядно побледневший Марлен протянул мне бутылку бехеровки, — для полноты картины.

Я молча кивнул, делая вид, что не замечаю, как вздрагивает голос бро, и залил спиртное в раззявленный рот Вондрачека. Обтер бутылку, а затем, брезгливо кривясь, приложил к ней пальцы мертвяка.

— Напился. Свалился. Сломал шею, — забубнил я диагноз.

В этот вялотекущий момент мне было всё ясно и понятно — по закону мы совершили преступление. Но мы еще и не то совершим…

Сам поражался собственному хладнокровию. Правда, я еще никого не лишал жизни, у меня всё впереди. Так себе перспективка.