Бро
Шрифт:
Мы потом еще разок звякнули генсеку — Марлен поименно зачитал список тех, кто предаст и скурвится, кто сожжет партбилет. Не знаю уж, можно ли надеяться на Брежнева. Ну, так мы и с Шелепиным «провели собеседование», и с Андроповым…
А я в те дни еще и Гагарину позвонил. Юрий Алексеевич уже наслышан был про нашу группу.
Я попросил его не летать больше, чтобы не упокоится в кремлевской стене. А то беда случится, уже в будущем году.
Ну-у… Не знаю. Человек не может избежать того, что ему суждено, если не ведает своего будущего. Но, вот, если будет в курсе, то обманет судьбу. Правда, увильнув от одной опасности, можно
— Тормози, — тихо сказал Марлен, обрывая спутанные нити мыслей. — Прибыли.
«Лендровер» заехал под деревья, и мотор смолк. Вокруг глыбились знакомые пятиэтажки. Тишина и покой. Лишь кое-где в окнах зажигался свет, разгоняя полумрак и полусон.
— Хорошо, что выходной, — вывел я. — Мало кого увидишь в такую рань.
— И мало кто увидит нас, — дополнила Аленка сзади.
— Вот именно… Выходим.
Типографию устроили в полуподвале, под вывеской обувной мастерской. Легально чинили сапоги с ботинками, а за перегородкой работали линотипы — листовки и плакаты печатали понемногу, складывая про запас. К «Пражской весне» готовились основательно, загодя, накапливая оружие и боеприпасы, тренируя отряды бойцов, обеспечивая информационные сражения. Брехне легче победить, чем правде. Уж так устроен человек — плохому скорее поверит.
«Обувницку дилну» заперли на висячий замок, а для таких у нас был универсальный ключ. Монтировка называется.
Ржаво взвизгнув, гвозди вылезли из косяка вместе с дужкой.
— Прошу! — церемонно обронил Марлен, и мы вошли. Свет включать не стали, и так всё было видно. Первой за шторку, в «служебное помещение», проникла Алена.
Секунду спустя она вскрикнула, и тут же ударил сухой, хлесткий выстрел из «ЧЗ». Я рванулся первым, обрывая штору.
Алена стояла посреди просторной комнаты, бледная, с трясущимися губами, а напротив, выпуская из пальцев револьвер, оседал здоровенный мужик в мятой синей спецовке. Он клекотал, зажимая рану свободной ладонью-лопатой, и повторял:
— Русска прасата… Русска прасата…
— Чехособака! — выкрикнула Осокина.
Мужик икнул — и выстелился, распуская сфинктеры.
— Он бросился, — оправдывалась девушка, — и я…
— Аленка, ты всё сделала правильно, — прервала ее Марина.
— Это я сплоховал, — зло вытолкнул Марлен. — Не проверил!
— Кто ж знал, что они тут сторожа держат?
— Надо было знать! Игнат!
Я молча вытащил пластид — брусочки размером с шоколадный батончик, упакованные в целлофан — засунул внутрь линотипов и прочих типографских агрегатов, повтыкал взрыватели…
Страшно было. Вдруг рванет? И выйдет расчлененка моей тушке…
— Уходим! — вытолкнул я. — У нас три минуты!
— Стойте! — всполошилась Марина. — Смотрите! У них тут документы всякие! — девушка показала нам коробку из-под обуви, полную разнообразных корочек. — Она под полом была, ее этот достал!
Я глянул на убитого, на аккуратно убранные доски, прикрывавшие тайник, и выхватил коробку из рук жены.
— Бегом отсюда! По дороге разберемся!
Во дворе по-прежнему мрела тишина. Мотор «Лендровера» сыто заурчал, я вывернул руль, сдавая назад, но взрыв все равно прозвучал сильней.
Ударило резко и вразнобой. С коротким грохотом вынесло маленькие окошки у самой земли, из них дохнуло дымом и отблеском пламени.
— Йе то в порядку!
Тот же день, позже
Пльзень, улица Карловарска
— Немецкие паспорта… Один французский, шведский есть, больше всего американских… — бубнила Алена с заднего сиденья, перебирая добычу.
— Их и возьмем, — кивнул Марлен с переднего. — Не советскими же светить!
— Фотки наклены… м-м… — затянула Марина. — Усредненные будто… Вот эта блондинистая дура на меня похожа!
— Бери! — хихикнула Аленка. — Будешь… — она пригляделась: — Рейчел!
— Смотри, смотри! Вылитый Тик!
Я обернулся. Маришка протянула мне синюю паспортину. Хм… Узкое длинное лицо, светлая челка, тонкие губы и нос…
— А что? Похож…
— Будешь Томом!
— О`кей…
Марлен, перекрещенный в Шона, фыркнул, пряча паспорт, и обернулся ко мне.
— Куда дальше? Сразу в Татры, или…
— Или! — мотнул я головой. — А то упустим. В Яхимове соберется целая кодла — человек пять из нашего списка. Съедутся на толковище, к ним парочка эмиссаров пожалует из ФРГ, торговаться начнут, чтобы родину продать подороже…
— Яхимов? — Осокин свел брови, и у него на переносице прорезалась складочка. — Что-то знакомое…
— Там раньше уран добывали. Лет пять назад рудник закрыли. А еще раньше, до Первой мировой, там курорт был.
— А-а! Радоновые ванны!
— Они самые. Скоро там всё по новой раскрутится, а пока в Яхимове туристов не видать, одна элитка тусуется.
Марлен развернул карту.
— Это по дороге в Карловы Вары?
— Сразу за ними. Километров пятнадцать. Вот так вот… И сюда. Часа за два доберемся.
— И устроим концерт по заявкам...
— По сути, первый концерт. Всё, что до него — так, репетиции…
— Ну, что, товарищи артисты? — Марлен сложил карту, и усмехнулся. — Пошумим?
— Выступим! — дуэтом сказали девушки. Бодро сказали. Хоть и отчаянно…
Вечер того же дня
Яхимов, замок Фредерштейн
Остановиться мы решили на руинах цитадели. Раньше это был замок, как замок — оборонял серебряные рудники. Шведам фортеция не понравилась, и они ее развалили, чтоб не мешала грабить.
Развалины, впрочем, выглядели весьма живописно, а уж вид на горы окрест и вовсе — лепота! Когда стемнело, мы разглядели огни Яхимова — городишко растянулся по узине долины, кое-где карабкаясь на уступы. Помпезный «Радиум Палас» сверкал со склона горы, представляясь королевским дворцом — Марлен как раз отъехал, чтобы понаблюдать за брошенным отелем.
Месторождение урана истощилось буквально четыре года назад, и Яхимов не поспевал вернуть славу курорта. Ну, и ладно. Меньше народу — больше кислороду.
— Будем стелиться? — неуверенно спросила Алена.
— Потихоньку, — улыбнулся я. — Сейчас веток нарублю…
Лагерь мы устроили возле обрушенной башни. Прочный свод уберегал от дождя, а щербатая каменная стена укрывала любой костер.
Три вороха еловых лап стали нам периной. Сверху я набросил новенький брезент, и разложил в рядок четыре спальника. Даже кочевая жизнь не отменяет удобств, хотя бы по минимуму.