Бро

— Ты знаешь, да! — оживилась Маришка. — Всё поганое забудется, а все хорошее запомнится. Как соберемся, как начнем вспоминать!

— А ведь это была хорошая проверка наших отношений, ребята и девчата, — сказал я, наблюдая за белым «Ил-62», бегущим по ВПП и плавно опускающим нос. — Мы с Марленом выдюжили — и будем хвастаться своими боевыми подругами!

Смеясь, Марина обняла меня, и тут же ожили громкоговорители, разнося объявление на чистом русском:

— Объявляется регистрация на рейс Прага — Москва!

[1] Платье задери! (чешск.)

[2] Бросить оружие!

Глава 16

Пятница, 29 декабря. День

Приозерный, улица Горького

«Пражская осень» долго нам икалась, до самой зимы, как минимум. Чаще всего она прорывалась в кошмарах. Попытки лечиться коньяком облегчения не приносили, разве что сны делались мутными. Да и разве пьянка — выход? Всего лишь слабость. И я последовал совету одного фронтовика: «А ты живи, да терпи. Само пройдет…»

Прошло. Здорово мешала интеллигентская сущность, все эти прекраснодушные рефлексии о жизни, как высшей ценности. Ну, и до какой гнусности довели нас в «прошлом будущем» все эти сопливые измышления? Расстрелял ублюдок сотню людей — в тюрьму. Не казнить же его, в самом-то деле…

Гуманность по отношению к мразоте — преступна. Мы с Марленом наскоро обучились ремеслу справедливости, и не жалеем о содеянном. Нам удалось навести сносный порядок в головах у чехов, вот и славно. Звучит, конечно, не скромно…

Лучше сказать, что мы с бро запустили «курковую реакцию», когда жали на спуск. Достаточно вспомнить Гаврилу Принципа…

А самую жирную точку в моих переживаниях поставил областной военком. Не поленился приехать к нам в глубинку, и торжественно вручил нам с Марленом ордена Красной Звезды. Это случилось перед самыми ноябрьскими, а на праздники нас вызвали в Москву — посол Чехословакии лично прикрепил на наши гражданские пиджаки ордена Клемента Готвальда.

Редколлегия «Комсомолки» тут же вцепилась в меня мертвой хваткой, требуя серию очерков о приключениях «руссо туристо», не растерявшихся в сложных обстоятельствах.

Ну, что делать… Накатал. Само собой, о ликвидациях я умолчал, напирая на освобождение «честных людей» из концлагеря или спасение девчонок из поганых рук мародеров. А для пущей подстраховки показал свои опусы начальнику областного Управления КГБ. Дядька показался мне умным — тогда еще, в августе, на собеседовании. Мы с ним разговорились, и он дал добро, даже присоветовал добавить жесткости. Я последовал его совету.

И как же мне помогла Маринка! Помню, удивлялся в Праге — чего она сумку с собой таскает? «ЧЗ» лучше в кобуру совать…

А моя девонька фотоаппаратом разжилась, немецкой «Лейкой»! Вернулись мы домой, и она торжественно вручила мне целый патронташ с фотопленками. Хватало и брака, но попадались просто роскошные снимки, великое и ужасное в одном флаконе.

Подонки, околачивающие битами повешенного посольского… Сатанинские усмешечки на мордах выродков, стреляющих в толпу… Распятая девушка с табличкой на шее: «Подстилка для оккупантов»…

И радостные пражанки, лезущие на броню советских танков — целоваться с «оккупантами»!

«Комсомольскую правду» расхватывали, как горячие пирожки в обеденный перерыв. А я все лучше понимал, почему да как выбьюсь в главреды «органа ЦК ВЛКСМ»…

Кстати, ведать свою судьбу оказалось не так уж тягостно, как мне представлялось ранее. Я отчего-то полагал, что знать свое будущее — скучно. Да куда там…

Я жил так, как хотел, не имея ни малейшего представления о том, что случится завтра или послезавтра. Всегда говорил — про себя, и в свое же оправдание: отказаться от знания того, что суждено, выше человеческих сил!

Не узнаешь, проявишь силу воли? И будешь потом всю жизнь каяться. Вот, чего ж не пролистал книгу судеб? Знал бы, как поступить в грядущем. Не для себя, так хотя бы для Маринки!

Да и чего особенного я выведал? Самое главное, что и полвека спустя буду жив-здоров. Ну, о каких-то вехах имею понятие, о событиях, что влияли на житие мое, и что с того? Основное-то время в тумане! Как мы жили с Маринкой? А когда дочка родилась? А каково нам приходилось? Разве вычитаешь об этом на сайтах Мировой Сети? Или там не сайты вовсе? Ну, не важно.

И потом, у меня всегда оставался железобетонный довод: если ты знаешь будущее, то волен изменить его. Раскапризничаешься, надуешься на судьбу? Или из принципа самости возжелаешь поступить? Да ради бога! Живи наперекор!

Пригласят тебя в Москву, а ты возьми, да откажись! И пойдет у тебя, вернее, потянется совсем иная жизнь, далекая от предсказанной. Только вот, если Маринка бросит тебя, дурака, то правильно сделает…

…Усмехнувшись своим мыслям, я шагнул в гулкий, темный коридор редакции, и отпер бывший кабинет бро. Нынче Марлен Владимирович обитает в иных краях, и витает в нездешних сферах.

Теплицкий подтянул его к себе в райком. Мне показалось, что Ким Вадимович чуял некую вину — вот, дескать, одарил новобрачных! Бедняги еле выжили!

Марлен с месяцок ходил в помощниках у второго секретаря — вживался, или, как он сам говорил, внедрялся. Инфильтрация прошла успешно — уже к ноябрю Осокин «подсидел» начальство. Заделался ВРИО. Главное же, идеологическая работа, которой и полагалось заниматься второму секретарю, при Марлене развернулась по-настоящему, ожила как бы. ВРИО отринул циркуляры — и пошел в народ.

Ким Вадимович нарадоваться не мог, да и в области благоволили молодому коммунисту. Случится пленум в феврале, пожилого и вялого вторсека «уйдут» на пенсию, а молодого и рьяного усадят на его место. Чую, так оно и будет.

А в области тоже кадровый голод… Отучится Марлен в партшколе, и перетянут его, перспективного, в обком. Вот и хорошо, нам такие люди нужны…

— Игна-ат! — загуляло по коридору, и в дверях нарисовалась Галка. Всё такая же, худая и звонкая, она понемногу закалялась в боях местного значения, вырабатывая стойкость. Мудрость придет потом…