Бродяги Хроноленда

Кто-то истерично хохотал, кто-то монотонно просил, кто-то матерился. Голова разболелась, в глазах заиграли бензиновой радугой цветные пятна, подступила тошнота.

– Заткните пасти, уроды. Замолчите немедленно.

– Да сейчас! Размечтался.

Мэнсон подумал, что неплохо было бы просверлить в голове дыру и выпустить из себя этих мерзавцев.

Словно прочитав мысли Чарли, маньяки разом умолкли.

– То-то же.

– С кем это ты разговариваешь, парень? Что-то я никого не вижу, – послышался голос за спиной.

Мэнсон оглянулся и увидел здорового мужика с всклокоченной бородой и с повязкой на глазу. В лунном свете он казался великаном из сказки.

– Ты ещё кто такой? – спросил Чарли, примеряясь, куда вогнать нож. В горло или в живот.

– Я Один.

– Вижу, что не два. Что надо?

– Ты ножичек опусти, а то совсем без рук останешься.

Что-то не хотелось связываться с громилой, и Чарли от греха подальше совсем отстегнул нож и сунул его за пояс.

– Вот так-то лучше, – сказа Один. – Я тут по делу. Говорят, война будет.

– Никто ничего не говорит. Тебе какое дело?

– Мои девочки– валькирии уже ждут, когда можно урожай собирать.

– Ты можешь нормально говорить, а не бредить? Какие девочки? Какой урожай?

– Ты в мифологии полный ноль? Они собирают души достойных воинов.

– Тогда им здесь делать нечего. Тут одни фашисты. У них нет души. У них Октовберфест. Ты не по адресу.

– Я сам разберусь. А ты кто будешь?

– Я? – Мэнсон ткнул себя пальцем в грудь. – Я – фюрер. Я вождь этого стада пивных бочек, которое сбежало с передовой, чтобы выпить по бокальчику.

– Бывает. Я бы тоже между пивом и войной выбрал пиво.

– Мужик, вот скажи мне. Вижу, что ты всякого повидал. Что мне делать? Я – псих, отморозок и беспредельщик, бандит, убийца, стал вождём нации и в принципе правителем завоёванного фашистами мира…

– И что? Все вожди и правители прошли тот же путь. Ты думаешь, честного и порядочного человека допустили бы к рулю? Или думаешь, путь к вершине устлан лепестками роз? Нет, только по трупам и судьбам.

– Наверное, ты прав…так вот, что я хотел спросить – что мне делать дальше?

– А ничего. Убей себя. Тебе сразу полегчает, сразу перестанут волновать подобные вопросы. И вообще, вопросы, – бородач засмеялся. Громко, раскатисто; смех улетел и сразу вернулся многократным эхом. – Парень, я не психиатр, ясно? Делай что хочешь. Мне плевать. Только вот девочки переживают, когда же война начнётся. Так что, ты не затягивай.

– Да уж… – начал было Мэнсон, но увидел, что собеседник исчез, растаял в воздухе, словно и не было его вовсе. – Чёрт, глюки начались.

Павел проснулся от мерзкой птичьей какофонии. Он любил трели пичужек, но только не в шесть утра на похмелье. Выпитое вчера искажает действительность сегодня. Самые аппетитные ароматы вызывают тошноту, женщины совсем не вызывают той похоти, как накануне, что уже говорить о рецепторах вкуса. Пение птиц провоцирует головную боль.

Павел поднял камень и швырнул его в крону дерева, откуда доходили самые противные рулады. Несколько птиц взлетели, испуганно рассматривая с высоты, кому это они помешали.

Солнце уже поднималось над горизонтом огромным шаром. Павел обошёл поляну и посчитал всех присутствующих. Динозавра не заметить было не возможно. Максим и Лита спали в гараже, набросав на пол травы. Борис лежал возле погасшего костра, укрывшись белком. Все на месте. Потерь нет.

Он пошёл к дереву, на котором висела машина. Ничего с ней за ночь не произошло – она не превратилась в лесное чудо-юдо, не покрылась мехом или чешуёй, не отрастила рога и хвост. Парашют ярким пятном покрывал верхушку дерева.

План действий – снять машину, найти горючее, помочь феминисткам победить фашистов, отправить этих заблудших во времени домой в прошлое, и можно отдохнуть и подумать о своём предназначении, о своём месте в жизни.

Павел вернулся обратно и потряс за плечо Бориса.

– Боря, вставай.

Борис скривился, невнятно побормотал во сне, и перевернулся на другой бок.

– Боря, подъём.

– Угу.

– Боря, сейчас с носка по рёбрам получишь. Вставай.

– Гу.

– Боря, пить будешь?

Борис моментально открыл глаза, спросонья моргая ресницами и пытаясь сориентироваться в пространстве и в ситуации.

– Что? Случилось что-то? – спросил он Пашу.

– Просыпайся. Дело есть.

– Наливай.

– Так, я ухожу по делу. К вечеру вернусь, если ничего не случится. Вам поручение – снять машину, поискать топливо. Масло конопляное. Помнишь?

– И где его достать?

– Понятия не имею. Слышал, что фашисты выращивают марихуану, и делают из неё масло, а потом добавляют в коктейли.

– Извращенцы. Перевод продукта. Хорошо, босс. Сделаем, что сможем. А вы далеко?

Павел лишь махнул рукой, и пошёл вглубь леса, в ту сторону, где виднелись контуры гор.

Как только Павел прошёл указатель «Гондурас», дорога пошла в гору и заморосил дождь. Лес сменился настоящими джунглями, непроходимыми, буйно-зелёными, с гирляндами лиан и огромными листьями, дрожащими от падающих капель. Тропинка вела вверх, петляя между зарослями. Павел промок до нитки, проклинал всех, кто приходил на ум, но упорно шёл вперёд. Дорогу медленно переползла гигантская анаконда, толстая как бревно. Павел дождался, пока не скроется из виду её мощный хвост. На ветвях верещали мокрые попугаи, и маленькая обезьянка с отвратительной физиономией швырнула в Павла каким-то плодом, попав в плечо.

Павел поднял камень и бросил в ответ, но промахнулся. Обезьяна противно захохотала, показала кукиш и повисла вниз головой, зацепившись хвостом за лиану. Павел собрался ещё раз проверить себя на меткость, как вдруг перед ним возникли шестеро оборванцев с автоматами в руках. На них были камуфляжные костюмы, высокие армейские ботинки и военные фуражки.

Павел остановился, поднял руки на всякий случай, чтобы не провоцировать.

Он знал, что в горах везде патрули и был готов к встрече, но они появились слишком неожиданно.

– С Новым Годом! – сказал Павел.

– Ключ под унитазом, – ответил один, очевидно главный над этой шайкой, заулыбался гнилыми зубами и опустил оружие. Остальные тоже расслабились.

Пароль не менялся годами.

– Ну и погодка у вас, – сказал Павел. – Закурить не найдётся?

Ему протянули отсыревшую сигару и щёлкнули «Зиппо»

– Амиго, куда направляешься?

– Мне нужен Че. Он в лагере?

– Где же ему ещё быть. Дорогу знаешь?

– Разберусь.

– Рамирес, проводи товарища в лагерь.