Бронтомех!
Шрифт:
Наконец фалы были отрезаны; освобожденный грот перелетел через борт и понесся прочь. Движение катамарана стабилизировалось. Стренг вернулся в кокпит и взялся за румпель. Шквал стих так же внезапно, как начался. Море успокоилось, гладко покатились волны. Выправив курс, Стренг медленно повернулся к камере и посмотрел прямо на нас, на миллиард зрителей с дюжины планет. Он снова засмеялся.
— Фиг вам! — заявил он.
— Значит, у нашего героя снова триумф, — пробормотал Марк Суиндон.
На море опускались сумерки; мы сидели в студии и ждали неподцензурных комментариев Ральфа по
— Герой? — Морт Баркер хмыкнул. — Ошибаешься, Марк. Его ненавидят всеми фибрами души — это половина удовольствия. Им хочется, чтобы он погиб ведь людям всегда хочется, чтобы погиб укротитель львов. Их раздражает его всемогущество, его самоуверенность. Для рейтинга как раз нужна буря.
— Мне казалось, что он сдает, — задумчиво произнесла Сюзанна. — Вчера я бы не поверила, что он выдержит такую бурю.
— Его бы прикончила еще одна неделя бездействия, — сказал Марк. — Ральф жаждет активности. Он человек мнительный, и ему вредно сидеть без работы, потому что появляется слишком много времени для размышлений.
Стренг прибрал палубу, аккуратно поставил запасной грот, свернул веревки в бухты и установил на ночь автопилот. Затем уселся в кокпите с пивом в руке и завел благодушные речи. Как и следовало ожидать, монолог состоял в основном из самопоздравлений.
— Страх рождается в сознании, — говорил Стренг. — Его не существует, пока вы сами не вызовете его. Любой, у кого есть хоть немного здравого смысла, может уничтожить страх логикой. Для такого человека, как я, сегодняшний день явился увлекательным приключением. Я рисковал жизнью на ненадежном судне, и помощи ждать было неоткуда…
— Опять за свое, — проворчал я, обращаясь ко всем в студии. — Морт, какого черта он все время ругает катамаран?
Баркер смутился.
— Да потому что ему так велели, — ответила Алтея Гант.
— Черт побери, что это значит?
— Так мы договорились перед отплытием. Мистер Монкриф, будьте благоразумны. Мы все знали, что плавание опасно и всякое может случиться. Готовя публику к возможной неудаче, следует напирать на один из трех факторов: на планету, на самого Стренга или на катамаран. Обвиняя планету, мы лишим смысла всю затею. Взваливать вину на себя Стренг заведомо не станет — не такой он человек. Остается катамаран. В случае чего вина должна пасть на него.
Я уставился на них, пораженный.
— Какая же это реклама? Вы же заключили договор, помните?
— Да… — виновато протянул Морт Баркер. — Видишь ли, Кев, мы удалили твое имя с яхты, так что с этой стороны ты защищен. А когда Ральф вернется домой, устроим тебе море рекламы.
Рядом со мной взорвалась Сюзанна:
— Вы мерзкие подлецы, вот вы кто! Шайка вонючих мерзких подлецов!
Я тоже начал что-то кричать. Мы никак не могли успокоиться и пришли в себя только при виде Стренга, который орал на нас из трехмерной ниши.
Передача на публику закончилась; теперь он мог в свое удовольствие излить гнев.
— …мог погибнуть! — кричал он. Аморфа не было видно. — Идиотская яхта течет, как решето, паруса рвутся в клочья, автопилот все время ломается, так что мне полночи приходится стоять у руля! Нечего и мечтать, что я сумею вернуться к сроку. Насосы каждый день останавливаются
из-за того, что на обмотку попадает морская вода. Что стоило создать соответствующую защиту? Но нет, Монкриф сказал, что и так хорошо. Он даже пытался доказать мне, что два насоса ни к чему. Черт, я иду не лучше, чем на обычной яхте!— Пойдем отсюда, Кев, — сказала Сюзанна. — Чего ради все это слушать?
— И как будто этого мало, — немного тише продолжил Стренг. — Вернулся Чарли.
Все зашевелились; Морт многозначительно посмотрел на Алтею Гант. Я уже встал, а Сюзанна была на полдороге к двери, но мы остановились, почуяв интересное.
Стренг подошел к кормовой камере. Сверху мы видели, как он поворачивает кронштейн; панорама левой ниши переехала с яхты на волнующееся морс.
— Вот… Видите его? — спросил Стренг.
Вода была черной, и видно было плохо. Мне показалось, что я что-то разглядел, но уверенности не было.
— Значит, океаны Аркадии безопасны? — Стренг все еще говорил тихо, почти удивленно, что резко контрастировало с недавней вспышкой. — А вы видели, какие клешни у этого монстра? Как у краба, а? Не понимаю, почему я не выпустил его на экран в дневные часы? Подумайте об этом, парни. Подумайте и пошлите мне весточку, если хотите. Вы знаете, где меня найти…
— Это Какой-то бред, — неуверенно проговорила Алтея Гант. — Там ничего нет.
— С точки зрения рекламы, это будет полный провал, — заявил Морт Баркер. — Вы понимаете, Алтея? Он описывает гигантскую разновидность маленьких рачков, из которых образовывался Разум. Черт возьми, один взгляд на такое — и весь Сектор запаникует! Можно себе представить! Они решат, что эти животные могут объединиться, так же, как маленькие, сформировать Разум величиной с дом и взять под контроль всю планету!
Картинка вновь переместилась, показался знакомый всем кокпит.
— Ну вот, это был Чарли, — спокойно сказал Стренг. — И мне кажется, он голоден. Да… Если б я только мог уговорить проклятого аморфа искупаться, мне удалось бы избавиться от них обоих…
По дороге из студии Сюзанна сказала:
— Морт говорит, что аморф все время соглашался с Ральфом, и потому Ральф запер его в каюте. А… Кев, как ты думаешь, правда, Ральф может его убить?
— Если ему понадобится, — коротко ответил я. Я был сыт по горло Стрснгом; я был сыт по горло всей подлой шайкой. Они провели меня, как сосунка. С самого начала никто не собирался приписывать успех плавания катамарану. Напротив, из меня готовили козла отпущения. — Хватит об этом, — добавил я. — Поговорим о чем-нибудь другом.
Мы прошли по поселку, не сговариваясь пересекли мост над рекой и начали подниматься между деревьями к северному хребту, где надеялись провести время повеселее. Стоял теплый тихий день. Наверху мы остановились и оглянулись на поселок; на улицах не было ни души, кроме Чукалека, ковылявшего к «Клубу».
За «Клубом» виднелась студия. Ее плоская крыша густо заросла антеннами.
— Мерзавцы, — пробормотал я.
Но Сюзанна уже успела прийти в себя.
— Надо уметь прощать, — тоном оракула возвестила она. — Особенно если ничего нельзя поделать. Кроме того, прощение улучшает настроение.