Бронтомех!

— Только не у меня. Я предпочитаю думать о людях плохо. У меня есть теория: чем больше мерзавцев меня окружает, тем лучше я выгляжу на их фоне. В данный момент по сравнению с этими подонками я просто святой.

— Тогда призови Бога отомстить за тебя и испепелить эти антенны!

Я представил себе эту картину и почувствовал себя лучше.

— Черт с ними.

Мы пошли дальше.

— Мне кажется, что у нас сейчас есть два варианта, — задумчиво сказала Сюзанна.

— Варианты А и В?

— Лучше назовем их вариантами один и два. Первый: мы ложимся вот тут на траве и, возможно, занимаемся любовью. Вариант два, боюсь, тебе не понравится, — поспешно добавила она, когда я крепче обнял ее.

— Все равно скажи. Я люблю тебя слушать.

— Мы пройдем до конца дороги, до утесов. Там мы ляжем где-нибудь на траву и займемся любовью.

Я подумал.

— Вариант один, — решил я. Сюзанна прижалась ко мне.

— А потом, может быть, и альтернатива два?

Второй вариант мы так и не осуществили. Солнце грело, под нами стелилась первобытная трава, и здесь, на вершине хребта, кусты и деревья надежно укрыли нас от цивилизации. Так что мы часа два резвились, как пара животных, дав полную волю инстинктам. Когда мы наконец снова оделись, голова у нас кружилась от любви, и я снова думал, как хорошо, в конечном счете, быть человеком и продолжать любить после окончания действа.

Мы в обнимку пошли дальше, неуклюже спотыкаясь. Но очень скоро окружающий мир напомнил о себе.

В промежутке между деревьями открылся вид на север, на долину блэкстоуновской фермы и дальше. Под нами чернели руины разрушенных построек; за ними до самых холмов на горизонте простирались зеленые всходы. На полях, недавно принадлежавших Кли-о-По, не было видно ни птиц, ни аркоров. Бронтомехи хорошо поработали. Скоро они вернутся собрать урожай.

— Житница Сектора, — пробормотал я.

— Ужасно скучный вид, — заметила Сюзанна. — Я почему-то воображала, что тут будут маленькие фермы, амбары, стога сена и животные.

— Это они и старались внушить… Кстати, какую чертовщину там выращивают?

Сверху казалось, что это ботва корнеплодов. Мы пробрались сквозь кустарник и вышли в долину около каменоломни на задах блэкстоуновской фермы. Я двигался осторожно, крепко держа Сюзанну за руку. Я вдруг представил себе бронтомеха-отшельника, который появляется из-за развалин, валит почерневшие стены и изрыгает огонь. А еще где-то караулит вооруженная охрана.

Я осторожно огляделся. Ничто не шевельнулось.

— Что ты задумал? — спросила Сюзанна.

— По крайней мере можно взять с собой немного свежих овощей, раз уж зашли так далеко.

С расстояния нескольких метров наше присутствие почуяла липучка; ее щупальца зашевелились, потянулись в нашу сторону.

— Посмотри. — Сюзанна вырвала из земли растение, похожее на те, что заполнили долину. — Это маленькие морковки.

Она понюхала корешок, отряхнула его и приготовилась схрупать.

— Нет. Подожди.

В растении было что-то смутно знакомое; это, конечно, вовсе не морковка. Пригнув голову, я пополз вперед — туда, где с лесом граничил основной массив посевов.

Вдруг в зарослях что-то зашуршало. Выскочил маленький зверек, остановился, зажмурился, ослепленный солнечным светом, и двинулся в нашу сторону.

Липучка насторожилась. Одно щупальце змеей бросилось вперед и обвило заднюю лапку мохнатика. Тот испуганно взвизгнул, вырвался и бросился прямо на Сюзанну.

Примерно в двух метрах от нас он погиб.

Точно так же могли погибнуть и мы, если бы вышли к посевам. Смерть его была ужасна — в ослепительной вспышке и шипящем треске. Безжизненный зверек упал на землю, задымился; потянуло горелым мясом.

Он спас нам жизнь — не сознательно, ведь он не имел разума. Он был всего лишь слабым маленьким зверьком. А маленькие зверюшки часто погибают.

— Эти мерзавцы окружили долину лазерными заграждениями, — прошептала Сюзанна.

Она протянула палку к мохнатику и потыкала кончиком. На палке появились яркие язычки пламени. Я посмотрел направо и на фоне стены каменоломни увидел приземистую постройку высотой метра два. Далеко слева обнаружилась точно такая же — под деревом. Вероятно, они стояли по всему периметру долины, защищая подрастающие посевы невидимой оградой горячего света…

— Зачем? — спросила Сюзанна, глядя на корешок в своей ладони.

— Потому что это не еда, — ответил я.

Она посмотрела на меня. Мы помолчали, осознавая значение открытия. Наконец Сюзанна произнесла:

— Значит, все речи о том, что Аркадия накормит Сектор, просто болтовня, да? Кев, а мы поверили. Все думали, что Организация — солидная фирма… Зачем они так поступили? Ведь, в конце концов, правда откроется. Черт, они и десяти минут не смогут сохранить тайну, когда начнется сбор урожая.

— Это уже неважно. Дела идут в гору, поток эмигрантов обратился вспять, Аркадия снова становится на ноги. Экономика на подъеме. Тебе не приходило в голову, как точно они все рассчитали по времени? Прибытие Ральфа Стренга совпадет с уборкой урожая, и можно поручиться, что телегазета заполонит все праздничными репортажами. По сравнению с ними известие о том, что именно выращивает Аркадия, не покажется сенсацией. А поскольку дела, очевидно, идут хорошо, люди смирятся с этим.

Я посмотрел на обширные поля зреющих посевов и представил себе подобные плантации на всей Аркадии. Миллионы тонн маленького, безобидного на вид корня, который когда-то спас жизнь мне и многим аркадянам… Из него экстрагируют наркотик «Иммунол», который нейтрализует Передающий Эффект и в качестве побочного действия вызывает состояние счастья.

Я твердил себе, что это не страшно. Многие колонисты употребляли этот наркотик регулярно, и не было ни вредных последствий, ни привыкания. Например, Том Минти остался смышленым парнем, хотя и немного хулиганом. Черт возьми, порой все его употребляли. Да и я в том числе.

Что же меня пугало?

Меня пугали методы Организации. До сего дня каждый сам решал, когда ему принимать «Иммунол». Человек сыпал порошок в стакан с водой. Это было сознательным действием. Человек хотел почувствовать себя счастливым.

Совсем другое дело, когда безжалостная, ориентированная на прибыль галактическая корпорация получает огромное количество дешевого, не имеющего вкуса наркотика, и оказывается в состоянии сделать счастливыми целые планеты.

Разница между тем, чтобы сделать планету счастливой, и тем, чтобы ее умиротворить, — только терминологическая.

15

Мы отменили дальнейшие планы и повернули обратно. За последние несколько часов мое отношение к Организации в корне переменилось. До нынешнего дня я готов был подчиняться ей ради мира и спокойствия, ради благополучия планеты и, что греха таить, ради будущего процветания моей мастерской.