Броня из облака
Шрифт:
Хорошо еще, что хотя бы либералы понимают, что ужас не способен породить ничего, кроме желания либо сбежать, либо уничтожить источник ужаса. Нет, чтобы люди полюбили родину, им надо платить! Платить за то, чтобы они служили в армии, платить за то, чтобы они рожали и воспитывали детей, платить за то, чтобы они не уезжали, не пьянствовали, не кололись, а главное — не убивали друг друга или хотя бы самих себя.
По-видимому, все исчезнувшие государства и погибли из-за того, что их гражданам однажды недоплатили…
Своей иронией я вовсе не пытаюсь намекнуть, что России ничто не угрожает: и не такие царства погибали, как говаривал совсем не глупый Победоносцев. Но — в одной мудрой памятке психотерапевта, работающего с «кризисными» пациентами, рекомендовано прежде всего снимать чувство
А в этом контексте творилось немало поучительного. Был великий Рим, державший под своей десницей десятки народов, и рассыпался в одночасье. И что самое удивительное — никакого пребывающего в рассеянии народа «римляне» тоже не осталось. Пока итальянцы для подкрепления собственного духа не начали воображать себя потомками римлян. А тем самым и действительно ими стали. Ибо главная жизнь народа и протекает в его воображении.
И впрямь, римляне как народ исчезли, а покоренные ими евреи, изгнанные с родины предков, остались. И через две тысячи лет, после невероятных испытаний вновь возродили собственное государство на Земле обетованной. Что их сохранило как народ? Греза. Ни на чем не основанное мнение о себе как о хранителе какого-то великого наследия, вершителе какой-то великой миссии. А у римлян этой грезы не было — была только могучая военная техника, могучая экономика, громадная территория…
Многократно, по-современному ускоренными темпами подобная история развернулась, можно сказать, на наших глазах. Был великий Советский Союз, державший под своей десницей десятки народов, и рассыпался в одночасье. И что самое удивительное — никакого пребывающего в рассеянии народа «советские люди» скоро не останется, а покоренные ими чеченцы, изгнанные с родины предков, сохранились. И через сорок лет, после невероятных испытаний…
Разумеется, лично я в качестве чужака, живущего иными химерами, не могу считать, что их греза стоила таких жертв (каждый рационалист считает, что обладают ценностью лишь его собственные фантомы, а чужие не стоят не только слезинки ребенка, но даже и гвоздя в сапоге). Но что невозможно отрицать — советские люди обладали всеми марксистско-сталинскими признаками нации: общая территория, экономика, язык и даже что-то вроде культуры; чеченцы же не имели ничего, кроме грезы, мнения, — и вот этим-то мнением народным они сохранились, а советский народ исчез.
Для разумного достаточно. Народ сохраняют не территории, не богатства и не военная техника, народ сохраняют коллективные грезы, ни на чем серьезном не основанное коллективное мнение о себе как об огромной ценности, допустить исчезновение которой ни в коем случае нельзя. Поэтому всякий народ, которому действительно грозит исчезновение, должен прежде всего позаботиться об укреплении своих коллективных мечтаний, ибо их укрепление — это и есть национальный подъем, а их ослабление — национальный упадок.
Но грезить о себе вопреки всему миру, когда в собственных глазах ты все, а в чужих ничто, не только до крайности трудно, но и до крайности опасно, — очень скоро придется возненавидеть все человечество, не разделяющее твоих иллюзий, и внушать уважение к себе жертвенностью и террором. Гораздо надежнее творить реальные дела, способные поразить не только твое собственное, но и чужое воображение. И Советский Союз такие дела творил. Да, в пропагандистских, милитаристских целях, но творил — вышел в космос, открыл дорогу великолепным ученым, спортсменам. И пресловутая ностальгия по империи — это прежде всего не ностальгия по страху, который она внушала миру, а ностальгия по чувству причастности к чему-то великому и бессмертному. Ибо жизнь в сегодняшней России дает очень мало пищи для этой важнейшей человеческой потребности. Тогда
как именно ей служит система грез, именуемая родиной. За это родину и любят.Интересы личности и государства не так уж и расходятся, ибо и государство, и личность питаются от одной энергетической системы — системы коллективных фантазий, — которые тоже не могут выжить без государственной инфраструктуры. Я готов, опираясь на цифры, показать, что алкоголизм, преступность, наркомания, самоубийства в огромной степени порождаются общей причиной — упадком коллективных иллюзий, — без которых не выживет и государство.
«Государство должно служить воображению, и тогда воображение послужит государству», — примерно так можно сформулировать набросок новой политической парадигмы. Однако осуществить ее — систематически поражать воображение — невозможно без возрождения национальной аристократии, то есть творцов и служителей коллективных наследственных грез — «бессмертных». Аристократы творят великие дела, порождая во всех остальных чувство и собственной неординарности, и собственной долговечности. Которое в своей стране возникает несопоставимо легче, чем в чужой. Иллюзию причастности к подвигам своих предков и соотечественников пробудить гораздо проще, чем к подвигам чужих, — так уж человек пока что устроен: ему легче фантазировать о своей связи с теми, с кем, по его представлениям, его объединяют общие предки, общая судьба.
Идентификация с ними и есть патриотизм. Гордиться подвигами, сострадать несчастьям, стыдиться и желать искупить падения…
Но кто должен создать эти чувства, без которых почти не может существовать ни одно государство — по крайней мере, в годы испытаний? Как будто бы само государство и должно…
Вот оно как будто бы и берется…
Теперь уже не новая федеральная программа «Патриотическое воспитание граждан РФ на 2006–2010 годы» давно ходит по редакциям и, следовательно, по рукам, однако писать о ней начинаю не без опаски: засело в памяти, как уже в наше свободомыслящее время люди получали убийственные сроки за сбор опубликованной информации. И все-таки рискну — в соответствии со своим патриотическим долгом.
Первое, что вызывает беспокойство, — пугающе знакомый советский язык. Люди, для которых этот язык родной, не могут воспитать никого, кроме себе подобных. Патриотизм — это прежде всего любовь, а пробудить любовь к чему бы то ни было может лишь тот, кто не только испытывает ее сам, но и способен выразить ее в трогательных словах и образах. Именно в образах, ибо всякая любовь есть любовь не к реальному предмету, но к образу этого предмета, и очаровывать образом родины могут лишь те, кто носит этот образ в своей душе. Образы таких бесконечно сложных и противоречивых объектов, как страна или народ, неизбежно оказываются и бесконечно разнообразны, и нередко бывает, что два пламенных патриота столь же пламенно ненавидят друг друга из-за радикального несовпадения образов одной и той же родины, а тем более — из-за несовпадения образов ее будущего и путей к нему. Но при этом чаще всего каждому открывается какой-то аспект многогранной и противоречивой картины.
Поэтому имела бы, возможно, и воспитательную ценность, а уж социологическую во всяком случае, такая субпрограмма: обратиться к ряду «мастеров культуры» — творцов коллективных фантазий — с просьбой рассказать, что именно в их личном образе России представляется им наиболее дорогим, пробуждающим желание что-то делать для нее, идти ради нее на какие-то жертвы.
Разумеется, в возникшей мозаике окажутся и прямо отрицающие друг друга фрагменты, но противоречивость — совершенно необходимое свойство коллективных фантазий, чтобы почти каждый мог найти в них чарующие лично его черты.
Образ родины создают художники — слова, кисти, звука, жеста, — а не министры или генералы, при всей практической важности их функций. Но родина-то начинается с отказа от прагматики, она есть создание мечты, поэзии; патриотизм невозможен без поэтического отношения к прошлому, настоящему и будущему своей страны, и вот поэзией-то в программе даже и не пахнет. И это пугает. Возможно, правда, отпугивает ее язык: «комплекс нормативно-правовых, организационных, научно-исследовательских и методических мероприятий»…