BRONZA

Приказав, чтобы трогались, лорд Октавиан положил трость рядом с собой на сиденье. Закинул ногу на ногу. Сцепил пальцы на колене, сквозь кожу перчаток чувствуя, как сильно замерзли ладони. Не спасала даже медная жаровня с углями, предусмотрительно поставленная на пол кареты. Как будто смертный мрак, в котором он пребывал так долго, остался у него в крови или, вернее, вместо нее. Медленно растекаясь по венам колючим ледяным крошевом. Любопытствуя, он даже порезался специально, но потекла обычная красная человеческая кровь.

У него неприятно дернулся уголок рта. После своего возвращения, а он называл это именно так (потому что «возродился», «воскрес» или «восстал из мертвых» своей высокопарностью безумно раздражали его), он постоянно мерз, и с этим ничего нельзя было поделать. Выпитая свежая кровь согревала, конечно, но недолго. Как ни странно, вино делало это лучше. Согревало его. Правда, от вина голова становилась слишком легкой, а он пока не был уверен, что может позволить себе быть настолько беспечным. Это тоже раздражало, вызывая приступы просто дикой злобы. Вот и сейчас, несмотря на то что оставил «поле битвы» победителем, все равно был не в духе. И, между прочим, очень сильно не в духе.

– Какого черта он приперся в Лондон? Испортил мне все настроение! Кто звал его сюда? – бросил он в темноту обитого бархатом замкнутого пространства кареты.

Раскачиваясь и громыхая колесами по вымощенной камнем мостовой, она везла его в респектабельный район Сент-Джеймс. В заново отстроенный после пожара особняк Колдуэллов. Лошади гулко цокали копытами по брусчатке пустынных, заполненных сизым туманом улиц. И бесплотными звериными тенями в тумане скользили миньоны, сопровождая карету господина.

– А разве не вы горели желанием увидеть его, милорд? – ехидно откликнулась темнота.

Мелькнувший за окном уличный фонарь бледным пятном света выхватил фигуру женщины, сидевшей напротив. Его спутница куталась в белую меховую накидку.

– Сударыня? Какая неожиданная встреча! – воскликнул он с фальшивой радостью. – Вы уже дважды, за столь короткое время, почтили меня своим вниманием! Смею ли я надеяться, что ваши визиты не станут регулярными? Не хотелось бы умереть от скуки!

Его голос был полон ядовитого сарказма. И вдруг, резко подавшись вперед, грубо ухватился за муфту, куда она прятала руки.

– Или это семейный надзор? – спросил он, зло сузив глаза, и посмотрел так, что впору было отодвинуться от него подальше. – Только посмейте! И я устрою вам в этом милом городе… библейскую чуму!

– Да, и ты уже начал… – рассмеялась она глубоким, волнующим смехом. – Слышала, в семействе Колдуэллов прошел мор. И ты теперь единственный наследник! Октавиан, герцог Графтон, лорд Клеманс Колдуэлл! Пэр Англии!

Он ничего не ответил, но муфту отпустил и откинулся на спинку сиденья. Лениво покачивая ногой, наблюдал за тем, как она снимает накидку. Женщина была чудо как хороша, но сквозь фарфоровую, изысканно-утонченную красоту проглядывала необузданная чувственность, совершенно не свойственная английским леди.

Затянутые в черные перчатки изящные кисти рук кокетливо поправили тугой серебристый локон парика. По тонким запястьям скользнули браслеты, сверкнув холодным блеском алмазов. Продолжая прихорашиваться, его спутница поинтересовалась, собирается ли он посетить пышную церемонию празднования годовщины Реставрации. Он презрительно скривил губы, но, поддерживая светскую беседу, заметил с ледяным высокомерием:

– Я непременно почту сие торжество своим присутствием. И этого достаточно! Этот карнавал шутов, сатиров и потасканных ловеласов недостоин моего внимания, а тем более участия…

– Вижу, вы не в духе, милорд? Отчего же? От вашей светлости пахнет кровью, разве вы не насытились? – спросила она с лукавым блеском в темных глазах и облизала губы с таким видом, словно испытала внезапную жажду. – А он? Ты не убил его? Кровь на твоем платье – надеюсь, это не его кровь?

Он понимающе усмехнулся тревоге в ее голосе.

– Нет, не убил! Но, может быть, я сделаю это завтра… и заберу себе маленького пажа. Его вертлявая задница в пушистых штанишках прямо напрашивается, чтобы ей преподали несколько уроков жизни…

– Отчего это, милорд, вас так бесит маленький паж?! – полюбопытствовала она с тонким ехидством.

– Кто сказал, что он меня бесит? – глянул он холодно. – Совсем наоборот, меня бесит только этот тупица! Его дурные манеры! Разговаривает, будто какая-нибудь деревенщина! Можно подумать, его растили на конюшне. А великолепный клинок испанской работы! Что только за болван одолжил ему шпагу? Он же машет ею, словно палкой! – и брезгливо поморщился: – Его платье… фи, просто предел скромности! Наш простофиля случайно не сбежал из какой-нибудь семинарии? Такой постный у него вид!

Женщина рассмеялась с откровенной насмешкой.

– Так он все же произвел на тебя впечатление! – поддразнила она лукаво.

– Когда это я изъявлял такое желание?

– Ты уже несколько минут говоришь только о нем…

– Я убью его прямо сейчас… интересно, это также позабавит тебя? – наклонился он вперед.

– Тогда потеряешь все! – качнулась она ему навстречу.

Его глаза недобро сверкнули.

– Не играй со мной! – нахмурился он, недовольный игривостью ее тона. – Я не расположен сейчас разгадывать загадки… – и пообещал, становясь грубым оттого, что его вывели из себя: – Говори, почему я не должен был убивать его… или вышвырну тебя на дорогу, под копыта лошадей!

– Неужели столь долгий «сон» способствует такой раздражительной невоспитанности в обращении с леди? – не обратила она внимания на угрозу.

– Тебя-то я точно сейчас убью! Если не перестанешь дразнить меня! – он уже сидел рядом со своей спутницей и крепко держал ее за горло.

– В таком случае, ничего не узнаешь! – запрокинула она голову.

Грудь женщины взволнованно приподнималась в откровенном декольте. Платье из муара винного цвета, отделанное черным кружевом, очень шло к ее белой коже и пунцовым губам. Пикантная мушка с левой стороны груди означала, что леди в поисках нового поклонника. Он разжал пальцы. Его взгляд изменился, ее – наполнился бездонной чернотой.

– Негодник! Я отшлепаю тебя! – прошептала она.

– Позже! – отмахнулся он.

И вот уже, отбросив треуголку в сторону, жадным поцелуем припал к ложбинке между ее грудей. Вспыхнувшая между ними сиюминутная страсть окутала обоих сладким дурманом. Сплела их тела. Под тряское покачивание кареты он двигался маятником, вперед и назад, увеличивая темп и сокращая размах. Сладострастно постанывая, она царапала ногтями бархат его камзола. Его движения с каждым разом становились все более жесткими, грубыми. Ее вскрики все громче. Снедаемые жаром, опалившим их тела, они спешили насытиться своей страстью сполна. С глухим рычанием, визгом, кусаясь и царапаясь, пожирали они друг друга с ненасытностью голодного зверя, а насытившись, он первым оттолкнул ее и откинулся на спинку сиденья. Опустошенный.

– Мне стоит чаще приходить к тебе… – прильнув к нему, мечтательно произнесла она, покрывая поцелуями его ладонь.

– Тогда ты наскучишь мне… – отозвался он, отбирая у нее свою руку. Привел в порядок одежду. На пол кареты упал испачканный батистовый платок. – Я еду домой! Говори, зачем явилась, и убирайся! Я люблю спать один!

Отодвинувшись от него, женщина капризно надула пухлые губы. По голым плечам скользнули шелковистые черные волосы. В их идеальной густоте лилово серебрилась одна широкая прядь.

– А как себя чувствует ваша милость? – озаботилась вдруг она его здоровьем и спросила, не скрывая мстительности тона: – Поговаривали, юный Октавиан был нездоров? Слаб на голову! Это правда?

– О, к своей змеиной натуре ты добавила еще и жало скорпиона! – усмехнулся он в ответ. – Надеешься оскорбить? Напрасно стараешься! – резко схватив женщину за волосы, притянул к себе. Больно укусил поцелуем. – Неискушенный мальчик – он был обречен в этом семействе жадных волков! Я спас это прекрасное тело! А я разве болен… если ты об этом?

В ответ она рассмеялась тем же волнующим, превращающим в мягкий воск мужские сердца, смехом.

«Ехидна…» – подумал он.

– Не представишь меня своему царственному кузену? Говорят, Стюарт горяч и очень искусен в постели! – меняя тему, попросила она с игривым кокетством.

Его покоробило.

– Не знаю… у королевского ложа со свечой не стоял! А на свидание я его не приглашал. Карл не в моем вкусе! – ответил он довольно грубо.

– Негодный мальчишка! Все-таки я тебя отшлепаю! – она снова надула губы.

Он небрежно пожал плечами.

– Кажется, я удовлетворил твое любопытство? – и посмотрел с холодной требовательностью. Карета остановилась у подъезда его дома.

Она змеей скользнула в его объятия. Обвила руками шею. Прижалась к нему, к его губам жадным, ненасытным поцелуем.

– Я так рада твоему возвращению, mon cher!  – выдохнула она жарким шепотом. – Но меня просили передать тебе Поцелуй Матери! – с этими словами притянула к себе его голову. Пунцовые губы прижались ко лбу, заставив его вздрогнуть от внезапной боли и распахнуть сразу же ослепшие глаза.

Когда лорд Октавиан очнулся – он был в карете один. Некоторое время сидел, не двигаясь. Перед ним все еще стояла унизительная картина собственного падения.

– Я выколю тебе глаза… Я вырву твое лживое сердце… – наконец произнес он тихим, совершенно бесцветным голосом. И протянул в темноту руку, как будто тот, кому пообещал это, был совсем близко и можно было пальцами дотянуться до его горла. Застывшее ледяным спокойствием бледное лицо вдруг исказила безудержная, лютая злоба, словно бумажную маску, ломая красивые черты.

– А-а-а! А-а-а! А-а-а!

Лишь когда обрывки страусиных перьев от изорванной в бешенстве треуголки усыпали пол, наконец, смог взять себя в руки и перестал орать. С гримасой, мало похожей на улыбку, очень ласково пообещав кому-то поцеловать розы на его могиле, поправил кружево манжет, взял трость и покинул карету.

В холле особняка сонная прислуга встречала молодого господина, вернувшегося неизвестно откуда, на рассвете. Никто не смел поднять на хозяина глаз. Исходящее от него зло было почти осязаемо.

В спальне широкую кровать под парчовым пологом согревали своими телами две девушки. Возле камина, исходя паром, дожидаясь его, стояла медная ванна с горячей водой. Взмахом руки он прогнал служанок прочь; не выносивший с его чувствительным обонянием запаха человеческого пота, сбросил одежду и с наслаждением погрузился в воду. Демоны не воняли. Они вообще не имели запаха.

– Милорд, этот напиток из монастырских подвалов! Такого вам пока не доводилось пробовать! – радостно доложился один из миньонов, подавая хозяину венецианского стекла бокал.

Опрокинув в себя янтарную, пахнущую солнцем жидкость, он почувствовал, как по замерзшему телу разливается приятное тепло. Голова при этом легкой не стала.

– Завтра, непременно, поведаете мне… – поблагодарив взглядом, протянул руку за следующей порцией. Когда ночная сорочка тепло коснулась его кожи, наконец-то смог просто улыбнуться. – Сегодня вы спите со мной, – скорее попросил, чем приказал, и миньоны, повизгивая от удовольствия, завертелись вокруг хозяина.Поглаживая густой волчий мех, прислушиваясь к тихому звериному сопению, он вспомнил лицо виконта. «Значит, я люблю тебя… мой глупый, простодушный брат… Значит, ты единственный, кто владеет мною? И мое сердце бьется в твоей груди – отданное тебе одному?! Означает ли это, что у меня теперь нет сердца? Какой же ты жадный, братец…» – подумал лорд Октавиан, засыпая.

9 глава

Правление Карла 2-го Стюарта, 17 век. Танжер, Марокко

Облокотившись на ограждение, виконт стоял на корме корабля, смотрел прямо перед собой и с каждой минутой все больше хмурился. Британский берег давно исчез из виду. Свежий морской ветер трепал волосы, швыряя в лицо холодные соленые брызги, а он до сих пор ощущал себя грязным. Стоило только вспомнить, как униженно он стоял на коленях перед этой белокурой сволочью и тот с крайним неприличием терся об его задницу, как сердце тут же начинало яриться бешенством, а рука сама сжимала эфес шпаги. «Какого черта я позволил Монсеньору уговорить себя на эту авантюру? – жалел он себя. – Да пусть это прожорливое чудовище… чтоб ему подавиться… этот кровожадный Люцифер… сожрет чванливых англичан всех до единого! Пропади они пропадом вместе со своим островом! Ноги моей здесь больше не будет! Никогда!» И чем больше виконт жалел себя, тем острее становилась неприязнь к невольному свидетелю собственного унижения. А маленький паж, надо думать, из сострадания все время отводил взгляд, хотя на душе у виконта и без этой возникшей между ними неловкости было муторно…

Потребовалось время, чтобы уложить всех «плясунов» обратно на пол. Он подошел к окну. Отодвинул штору. Карета давно растворилась в сизом предутреннем тумане.

– Переночуем здесь. Искать что-то другое нет нужды… – повернулся он к своему спутнику.

– Но как же все эти трупы?!

– А что с ними? Они мертвы.

– Но вдруг кто-нибудь войдет сюда и увидит… – с каким-то виноватым видом маленький паж развел руками.

– Не войдет! Дверь сторожит Заклинание Стражи. Разве ты не почувствовал сопротивления воздуха, когда мы входили?

– Да. Так это был не сквозняк?

– Нет, – устало отозвался он и, нахмурив брови, покрутил головой. – Интересно… где у них кухня?

– Простите меня… – услышал виконт виноватый голосок отрока и оглянулся.

– За что простить? – еще не понял, но внутренне уже похолодел.

Маленький паж тер кулаками глаза, кажется, собираясь расплакаться.

– Я подвел вас… Надо было сразу… Как только он сказал… Но ваш противник… он не делал ничего опасного… Я был невнимателен и подвел вас…

Виконту сделалось страшно. Отрок вовсю шмыгал носом, а он и понятия не имел, как утешать плачущих детей. «Святые мощи! Я заставлю этих доброхотов подавиться амброзией!» – издал он мысленный вопль. Сделал веселое лицо, подошел ближе, похлопал пажа по плечу. Спросил с опаской:

– Ты же не станешь здесь реветь, правда?

Тот сунулся к нему, обхватил руками за талию, прижался. Шмыганье стало громче. «Только слякоти нам и не хватало…» – он отодрал мальчишку от себя, ободряюще улыбнулся.

– Забудем об этом, ладно? Лучше найдем что-нибудь поесть да ляжем спать. Завтра мы возвращаемся домой. Вот, в дороге все и обсудим!

Его голос прозвучал довольно убедительно. «Спокойствие, виконт! Вас спасет только спокойствие!» Лицо отрока в ответ радостно просияло. Слезы мгновенно высохли. Виконт перевел дух. «Пронесло!» – подумал было, но тут в животе заурчало; он вдруг отчетливо увидел венозный рисунок, проступивший под кожей на шее мальчика. «Черт, я голоден! Я по-настоящему голоден!»

– Не ходи за мной! – приказал он резко. Схватил ближайший подсвечник и отправился искать кухню.Маленький паж остался смотреть ему вслед с виноватой растерянностью…

Послышались крики и какая-то беготня. Виконт оглянулся. Все, кто был на палубе бежали к правому борту. На них, вынырнув из тумана, на всех парусах несся корабль. На его флагштоке полоскался Веселый Роджер.

«Что? Пираты? Откуда они здесь? До берега рукой подать…» – удивился он.

– Что случилось?!Услышав встревоженный голосок, еще успел схватить отрока за руку, когда от удара, протаранившего судно, обоих подбросило в воздух. Мелькнули испуганные глаза пажа, его разинутый в крике рот. Но падения в воду виконт уже не почувствовал. Клыки вцепились в ногу, и темнота – теплая и пушистая – подхватила его.

Наплывая откуда-то издалека, привычно-узнаваемые звуки становились все отчетливей. Хлопанье парусов. Поскрипывание такелажа. Шум ветра, мерное покачивание и плеск волн о борт. Свист боцманской дудки. Отрывистые команды.

«Значит, они на корабле… Значит, они идут домой… Значит, пираты – просто дурной сон… Конечно, откуда им тут взяться? – пошевелился он. Чья-то рука с нежной лаской перебирала его волосы. – Приятно, но нужно сказать отроку, что это уже слишком… жалеть его так…»

Виконт открыл глаза. В каюте царил приятный полумрак. Его голова лежала на чьих-то коленях. Он и сам лежал на боку, ощущая какое-то странное неудобство. Что-то мешало ему.

– Наконец-то очнулся! Вы заставили себя ждать, mon ami!

Этот капризно-высокомерный голос. Он вздрогнул. Попытался встать. Раздался звон цепи, и душащий рывок схватил его за горло. Вокруг стало светлей. Ярко-голубые глаза оказались совсем близко. Злые, ироничные. Виконт закашлялся.

– Ты? Почему… ты? Что происходит? Где я?!

Света прибавилось. Он увидел, что находится в капитанской каюте. Но подумать о том, что подобной роскоши не было в каюте капитана идущего в Кале судна, не успел. Следующий рывок – и он ощутил ошейник на своей шее. Конец цепи был намотан на руку дьявола, которая пару минут назад нежно гладила его волосы. А собственные руки связаны за спиной, и связаны так, чтобы он не мог сложить ладони. Виконт сердито дернулся.

– Какого черта ты себе позволяешь?! Сейчас же отпусти меня, ублю…

Прохладная ладонь с силой зажала рот.

– Не горячитесь, mon ami! И впредь выбирайте выражения… Вы же не хотите, чтобы за ваши необдуманные слова пострадал этот чудесный ребенок? Правда?

Попросили его очень вежливо.

В каюте стало совсем светло, виконт нервно мотнул головой, показалось, что видит дежавю. На канапе, с золотыми львами на обивке, сидел один из миньонов, прижимая к себе маленького пажа. Он держал мальчика за горло. Остальные, уже ничем не напоминавшие прилежных студентов, неприятно ухмыляясь, расположились неподалеку.

– Только попробуй! Я…

– Что? Ха-ха-ха! Не волнуйся, я не собираюсь убивать его прямо сейчас! Он будет умирать долго… Очень… У тебя на глазах…

Пообещали ему ласково. До пробежавшего по спине противного холодка.

– Что тебе надо? Отпусти меня немедленно! – потребовал виконт, гордо выпрямившись, полный решимости больше не позволить этой взявшейся неизвестно откуда сволочи унижать себя.

Но корабль болтало. Стоять коленями на мягком ложе, застеленном по-восточному ярким покрывалом, и держать равновесие с вывернутыми за спину руками было непросто. А тут новый рывок за цепь, и он мгновенно утратил точку опоры. «Вот скотина!» Гордость виконта де Буасси униженно уткнулась носом в колени герцога Графтона, лорда Октавиана Клеманса Колдуэлла, пэра Англии.

– Какой же ты глупый! До тебя разве не дошло? У тебя больше нет права приказывать! И даже просить! – склонился к нему герцог Клеманс. – Ты на моем корабле! Наш венценосный кузен одолжил мне один из королевских фрегатов, чтобы я мог развеять свою меланхолию… Теперь мы играем в пиратов! Я захватил твое утлое суденышко и взял тебя в плен! Отныне ты мой пленник и раб! А рабу лучше угождать своему господину… мой милый французский тупица!

И виконта фамильярно потрепали по щеке.

– Да катись ты ко всем чертям… со своими играми! – пришел тот в полное бешенство, гусеницей елозя по постели и пытаясь хотя бы сесть.

– Я так и думал… – герцог за цепь притянул упрямца к себе. – Явился без приглашения… Испортил мне все настроение… И убрался восвояси, даже не попрощавшись… Вы дурно воспитаны, mon ami! Пожалуй, вас стоит научить хорошим манерам!

Схватил брата за волосы, приподнял ему голову.

– Ши, голубчик, можете приступать! – кивнул миньону.

«Ши? Какой еще, к черту, Ши?!» – удивился виконт.

Миньон, поймав его взгляд, плотоядно облизнулся. Раскосые желтые глаза уже давно горели злобным огоньком. Острые клыки с хрустом впились в ладонь маленького пажа, прокусив ее насквозь. Отрок зашелся криком от боли.

– Подонок! Мразь! – заорал виконт.

Сильным ударом ноги его спихнули на пол. Зазвенела цепь, за ошейник его поволокли к диванчику. Рывком поставили на колени. Теплое дыхание коснулось щеки.

– Вы совсем не слушаете, mon ami! За вашу неучтивость будет расплачиваться ваш оруженосец.

Его больно дернули за волосы.

– Почему ты упрямишься? Ты же не идиот, чтобы не понимать, что это означает? – встряхнул цепью герцог Клеманс. – Чем больше ты будешь упрямиться и дерзить мне, тем сильнее пострадает он!

Второй миньон вонзил клыки в другую ладонь отрока. Но тот уже не кричал, безвольно обмякнув на руках у тварей, жадно слизывающих кровь с его ладоней.

Теплое дыхание вновь коснулось щеки виконта.

– Не знаю, говорил ли тебе Монсеньор, что слюна Ши способна исцелять любые, даже самые страшные раны, но она же и сильнейший яд. Отрава уже проникает в его кровь и скоро наш маленький паж увидит свои самые жуткие кошмары… – вкрадчиво нашептывало ему чудовище. – Я мог бы остановить это, но тебе, вижу, нравятся его слезы…

Глубоко уязвленный взгляд виконта сказал, что это не так. В ответ незаметный кивок, и остальные миньоны присоединились к «пирушке». Один, расстегивая бархатную курточку, запрокинул мальчику голову, примеряясь к нежному горлу. Ухмыляясь, другой в это время стаскивал сапожки с его ног. По бледнеющему все больше лицу пажа все чаще пробегала судорога.

– Хорошо… Хорошо! Останови их! – сдался виконт. – Что тебе нужно? Я сделаю… Только оставь отрока в покое! И пусть эти твари уберутся от него подальше! – добавил он с грубоватой прямотой, уже забыв, что не должен дерзить.

Герцог Клеманс пододвинул стул ближе к стоящему на коленях пленнику, разглядевшему наконец, что тот и впрямь напоминает корсара. Ни бантов, ни шелков, ни бархата. Простые черные брюки заправлены в высокие кожаные ботфорты. Тонкая льняная рубашка с распахнутым воротом. За поясом пара пистолетов. Волосы на шее собраны в хвост. В ухе золотая, настоящая пиратская серьга.

«По крайней мере, не будет трясти своими косами…» – смешливо фыркнул виконт. Его вдруг разобрал смех. Это не ускользнуло от внимания герцога Клеманса: «Сейчас я развеселю тебя еще сильней…»

– Мы заключим сделку! – сказал он. – На несколько дней ты забудешь о своей дворянской гордости и станешь моим настоящим рабом! Будешь выполнять все мои прихоти, все мои капризы и желания! Скажу лизать мне сапоги – будешь!

Виконт негодующе уставился на него, и тот улыбнулся ему с ласковым коварством.

– О, это лишь на время, пока мой корабль идет в Кале! – уточнил герцог с самым невинным видом. – Не волнуйтесь, mon ami… Я высажу вас обоих на берегах любезной вашему сердцу Франции! Ты вернешься в Руан, в свой миленький «дворец» под названием «Сверчок»! К своей пышке – мадам Леру… Интересно, и куда вы там только смотрели… в этой вашей гостинице? – полюбопытствовал он. – Мадам – такая горячая штучка! Прямо вопит «возьми меня»! Я бы и сам не прочь, но у нее… – его брезгливо передернуло, – противный голос!

И усмехнулся, заметив неподдельное удивление на лице виконта. «Ну что за тупица! Даже не догадывался…»

– Итак, месье… Вы принимаете мои условия? Или подождем, пока Шибан обглодают его до костей? – спросил он, кивнув в сторону канапе. Маленький паж лежал на диване, лицо мальчика слегка порозовело, раны уже затянулись, он спал. Но миньоны сидели рядом. Они караулили свой «обед».

Молча, виконт кивнул. В ответ герцог Клеманс радостно хлопнул в ладоши.

– Превосходно! Раздевайся!

– …??!

– А, извини, у тебя связаны руки!

Порывисто вскочив со стула, он опустился на одно колено рядом с пленником.

– Я развяжу тебя… – предупредило белокурое, прекрасное, как цветок, создание, – но не надейся, что сможешь Сложить Ладони! Я отрезал тебе пальцы!

Потеряв дар речи, ошалевший, виконт уставился на свои руки. На правой не хватало мизинца и безымянного.

– Ну, не надо смотреть на нас такими глазами! – заметили ему капризным тоном. – Мы же пощадили твою левую руку. Шпагой владеть сумеешь! А заклинания? Что поделать… Увы, зло останется безнаказанным!

Крутанувшись на одной ноге, герцог Клеманс оседлал стул, уперев подбородок в сложенные на спинке стула руки. На лице ожидание, как у ребенка, наконец-то получившего долгожданную игрушку.

– А теперь раздевайся!

Виконт хотел подняться с пола.

– Нет-нет! Раздевайся на коленях! Ты мой раб! Забыл?

Одарив своего мучителя убийственным взглядом, пленник и не подумал выполнять приказ.

– Нет, ты не можешь отказаться! Ты дал мне слово дворянина! Исполняй же!

Нахмурившись, виконт стал быстро расстегивать пуговицы на камзоле. Его остановил раздавшийся веселый смех.

– Помедленнее! Я ведь не женщина, на которую ты спешишь запрыгнуть! Больше чувства, mon ami!

«Причем тут женщина?» Растерянность, придавшая лицу виконта довольно глупый вид, сделала его моложе. Злой ребенок чуть склонил голову набок. «Такой милый и такой непонятливый… Не дождусь, когда съем тебя… Но это потом, сначала – смешать с грязью твое достоинство и растоптать твою гордость…»

Медленно, а скорее неохотно, виконт стянул через голову батистовую сорочку и опустил руки. «Что дальше?»

Следящие за каждым его движением, искрящиеся насмешкой ярко-голубые глаза хищно сверкнули. Кончик языка быстро облизал уголок рта. С живым интересом испорченный ребенок разглядывал обнаженный торс мужчины в самом расцвете сил, стоящего перед ним на коленях. Прямые плечи. Широкую грудь. Плоский живот. Сильные мышцы под гладкой кожей. Темные соски. Родинку на шее, над самой ключицей. Он слышал, как в замешательстве, с каждой минутой все взволнованней бьется сердце пленника.

– Теперь повернись спиной. Спусти штаны и встань на четвереньки… – приказал герцог Клеманс. – Мы полюбуемся твоими достоинствами. Гончей… собачья эта поза будет под стать!

Лицо виконта дрогнуло, будто его обожгли плетью. Затем упрямо сжатые губы и потемневший от гнева взгляд дали понять, что только через его труп.

– Я жду!

В ответ на требовательный окрик, пленник без разрешения встал с пола. Брови упрямо сошлись к переносью. Шагнув к стулу, «раб» влепил своему «господину» увесистую оплеуху.

– Гадкий маленький ублюдок! Британская шваль, мать твою, я не стану игрушкой для твоей отвратительной, мерзкой похоти! – больше не сдерживая своего негодования, прорычал виконт, замахиваясь снова.

В него тут же, бульдожками, вцепились миньоны, поджав хвосты перед хозяином. Демон Кайя медленно выпрямился во весь свой рост. Нечеловечески страшные, с вертикальным зрачком, пылающие багрянцем глаза уставились на пленника, когтистая лапа потянулась к горлу виконта. Тот презрительно и зло расхохотался.

– Наконец-то ты показал мне свое «милое личико»! Ну, что уставился?! Хочешь убить меня? Тогда подбери слюни!

Его душила ненависть. Забытая, проснувшись, она вновь пожирала сердце, и от этой нестерпимой муки хотелось орать во все горло. Он вспомнил, кого ненавидел так давно, что ненависть уже сожгла ему сердце, оставив в душе бесплодную, выгоревшую дотла пустошь.

– Ну, что медлишь? Давай, убей меня, мерзкая тварь! Ты всегда ею был! Ненавижу! Ненавижу тебя!

Выплевывал он слова, сжимая кулаки до побелевших костяшек, до впившихся в ладони ногтей. Если бы сейчас в руках Кайи оказался хоть какой-нибудь клинок, не раздумывая, он напоролся бы на него грудью. Чтобы забыть все. Забыть и ненависть, и боль, что она причиняла. «У меня больше нет крыльев! Ты сломал их…»

Когтистая лапа, потянувшись к его горлу, замерла на полпути. Ярко-голубые глаза с любопытством, будто диковину, разглядывали виконта, но смотрели с неменьшей жестокостью, чем минуту назад на него смотрели пугающие глаза демона. «Так жаждешь смерти… мой дорогой братец? Кто же позволит тебе стать настолько счастливым…»

В воздухе что-то просвистело, мелькнул блеск металла, раздался характерный звук, с каким лезвие входит в человеческую плоть, но виконт не ощутил привычного холода смерти. Боевой топор, острее бритвы, одним точным ударом отсек по локоть руку маленькому пажу. Его недолгий вскрик тут же стих, без сознания отрок завалился на пол. Из раны хлынула кровь.

– Что еще отрубить мальчишке, чтобы ты перестал упрямиться? – спросил герцог Клеманс, перехватывая рукоять секиры. Попавшая ему на лицо кровь гранатовыми каплями украсила матово-белую кожу. – Твоя надуманная гордость – она стоит его страданий? И сколько она будет стоить, когда я живьем расчленю его у тебя на глазах? – ледяным тоном добавил он, но тут же спохватился с досадой: – Черт! Я же хотел посмотреть, как сопляк превратится в Латы. Во всю эту звонкую дребедень! А теперь что?! – шагнув к пленнику, сапогом наступил в темную, расплывающуюся на полу лужу. – Или ты еще не насмотрелся на его страдания?

Забрызганное кровью, прекрасное лицо жестокого ангела – оно привело в ужас сердце виконта.

– Перестань… Не надо больше…

Чуть склонив голову набок, герцог Клеманс прислушался. Брат из взрослого мужчины вдруг превратился в испуганного ребенка, потерявшегося в толпе, на незнакомой улице. «Что это с ним? – отложил он секиру, подошел ближе, вгляделся. – Ты же ничего не помнишь? Даже моего имени! Или… все-таки, что-то помнишь?»

– Милорд, как быть с мальчишкой? Если оставить так, истечет кровью…

Герцог обернулся. От запаха крови, а натекла уже приличная лужа, миньоны пришли в радостное возбуждение; они без конца облизывались, того и гляди, потеряют человеческую форму. Его губы недовольно скривились. Любимый абиссинский ковер был безнадежно испорчен.

– Пусть поживет пока… Разве мы можем лишить нашего пленника… – он снова повернулся к брату и задумчиво вглядевшись ему в лицо, произнес: – Такой превосходный стимул, чтобы стать покорным, не правда ли, mon ami?!

Виконт не отвел взгляда, чем вызвал у него усмешку. «Иметь сострадание, что может быть глупее…» – с презрением подумал герцог Клеманс, понимая, что совесть уже не позволит брату и дальше причинять страдания маленькому пажу.

Одарив ласковой улыбкой, он взял виконта под руку.

– Извини, кажется, я немного переборщил! Благородному шевалье – стоять на четвереньках, со спущенными штанами… ха-ха, конечно же, моветон ! Тогда… как тебе… это…

И подтолкнул пленника к столу.

– Сними остальное, ложись грудью на стол и не забудь расставить ноги… Пошире! Надеюсь, возражений не предвидится? – приказал холодно, покосившись на окровавленную, на полу, секиру.

На этот раз виконт безропотно исполнил приказание. Лишь прикусил губу, когда чуткие пальцы, заставив вздрогнуть, незнакомой лаской заскользили вверх вдоль позвоночника. Вызвав странный трепет во всем теле.

– Не напрягайся так… С тобой пока ничего не случилось, – к нему склонилось чудовище. – Но стоит приготовиться к худшему!

«Ши!» – позвали над самым ухом, и руки виконта оказались скованы железной хваткой миньона.

– Ну, так как… любезный мой братец… тебе не приходилось еще быть ничьей шлюхой?

– Что?

Опрокинутая чернильница каталась из стороны в сторону, разливая чернила на разложенные на столе морские карты. Его с силой, которой невозможно было сопротивляться, толкало вперед, навстречу боли. Она была невыносимой. От нее темнело в глазах. Что вытворяет с ним это чудовище? Может, режет ремни из его спины или выламывает ребро за ребром? Он отказывался понимать происходящее с ним на самом деле. Весь тот позор, которому подверглось его тело, унизительно вздрагивающее от боли на каждый резкий толчок. Лучше умереть! Смерти он не боялся. Умирать было не страшно. Лишь несколько мгновений ледяного безвременья – и ты снова открываешь глаза. Для новой жизни. В новом теле. Но быть беспомощным, распятым чужой волей, запертым в клетке из мышц и костей – его сознание не было готово терпеть физические страдания бесконечно. И воля его дала трещину, он больше не смог сдерживать крик. Лучше убей! Молил он своего мучителя, выпрашивая у него смерть и свободу себе охрипшим, надтреснутым голосом.

– Да, что же вы так орете, mon ami! Это право же оскорбительно! Вот, подержите-ка пока… во рту… это…

В рот виконту затолкали скомканный кусок карты.

А боль уже достигла своего предела. Потому что сквозь туманящий сознание морок в голове зазвучал испуганный детский голосок. Быстрым, захлебывающимся шепотом он просил: «Не подходи ко мне… Не подходи! Не говори со мной… Нет, я тебя не слушаю! Не говори! Я не буду тебя слушать!» Виконт почувствовал, что начинает сходить с ума.

– «Ши!» – позвали недовольным тоном. – Сделайте с этим что-нибудь… – герцог Клеманс протянул конец цепи подошедшему миньону, – он больше ничего не чувствует. Тáк… мне скучно! – но, вглядевшись в затуманенные болью глаза виконта, рассмеялся: – О, кажется, я не прав! Чувствует! Что ж… позаботьтесь о нем, – отвечая каким-то своим мыслям, отмахнулся он небрежным жестом.

Обогнул стол, на котором всего минуту назад распинались достоинство и гордость пленника, и уселся с другой стороны. Зазвенело серебро. Перед ним сервировали на одну персону. Разворачивая на коленях салфетку, добавил жизнерадостно:

– А у меня разыгрался волчий аппетит! Морские прогулки и правда творят чудеса!

Выполняя приказ хозяина, миньон потянул за цепь. Не дожидаясь рывка, виконт выпрямился сам. Вынул изо рта кляп, сплюнул размокшие кусочки бумаги, стер кровь с губы. Очень хотелось пить, а если честно, напиться до полного бесчувствия. Проступившие на коже странные отметины, исполосовавшие все тело непонятным узором, быстро бледнея, исчезали прямо на глазах (они что-то смутно напоминали), но сейчас ему было не до разгадок. Виконт поискал глазами маленького пажа – тот крепко спал, он слышал его ровное, сонное дыхание. И культя была аккуратно перевязана. Он вздохнул, но чего было больше в его вздохе – облегчения за отрока или за свой позор, который тому не пришлось увидеть, разобраться не успел. Его снова потянули за цепь.

– Ложись на спину, руки за голову и раздвинь ноги, – приказал миньон, грубо толкая пленника на постель.

Убив его взглядом, виконт лег на спину, заложил руки за голову, но раздвинуть перед этой тварью ноги – он не мог заставить себя сделать это.

Послышался смех.

– Ну же, mon ami! Не капризничайте! – герцог Клеманс отправил в рот кусочек восхитительной розовой форели. Запил вином. – Не зли меня! – посмотрел он насмешливо. – Возьму и передумаю высаживать тебя в Кале. Высажу где-нибудь на холодных безлюдных берегах северной Нормандии. Голого! В кандалах! – пообещало чудовище, продолжая наслаждаться едой. – Вы, виконт, умрете со стыда прежде, чем доберетесь хоть до какого-нибудь жилища!

Миньоны одобрительно зафыркали остроумной шутке господина. Отвернувшись в неловком замешательстве, виконт развел ноги в стороны. На внутренней стороне бедер виднелись следы крови.

– О, я был так груб!

Заразительный смех злого ребенка прозвучал хлестче, чем любая издевка.

– А теперь, Ши… отравите его для меня…Последнее, что услышал виконт перед тем, как его кожи коснулся, оставляя в паху слюняво-влажный след, горячий и шершавый язык, и сознание его тут же уплыло в нирвану. В райские кущи.

«Не плачь, глупый… Я отдам тебе свои крылья… Все хорошо, я держу тебя… Я не дам тебе разбиться…» Кто это говорил с ним? И когда?

Обнаженный, сидел он на вишневом шелке смятых простыней, прикованный цепью к ножке кровати, и пытался вспомнить, сколько же прошло времени с тех пор, как он добровольно отдал себя в рабство. Не давало покоя ощущение, что корабль уже давно должен был стоять в порту. Тогда почему они до сих пор в море?

С трудом виконт поднял свинцовую, будто в тумане, голову. Казалось, растянувшись, время превратилось в одну сплошную ночь: когда темнота смотрела на него яркими голубыми звездами, кожа горела огнем, а тело трепетало, изнывая от сладкой муки. И сколько бы он ни стискивал зубы – те самые звуки, он все равно издавал их. При воспоминании об этом лицо его мучительно покраснело. «А где же эта английская… – пальцы с силой сдавили виски, – где это чудовище?»

Послышались быстрые, легкие шаги. Распахнулась дверь, впуская в каюту солнечный свет.

«Помяни черта…» – тут же нахмурился виконт.

Отстегивая цепь, чудовище с улыбкой пожелало ему доброго утра.

– Сними это! – рванул он ошейник. – Я не убегу! Бежать все равно некуда…

– Нет! Теперь ты мой цепной пес! Хочу, чтобы ты не забывал об этом! – дернув за цепь, герцог Клеманс притянул брата к себе. Обнял за талию. – Ты выглядишь немного уставшим! – отметил он, заглянув в нахмуренное лицо виконта. – Я решил – с моей стороны несправедливо держать тебя все время взаперти. Прогулка по палубе пойдет тебе на пользу. Идем!

Виконт сумрачно промолчал. Показалось или нет, но изнеженный юнец, которого он встретил в Лондоне, вроде бы возмужал. Раздался в плечах, стал выше ростом. Да и вообще, чудовище преобразилось. С какой-то радости оно все светилось и к тому же улыбалось. И без этой своей ласковости. Вместо скромного платья корсара – длинный парчовый халат с широкими рукавами, расшитый диковинными цветами. Белые шаровары. Туфли с загнутыми мысками. И локоны – он снова распустил бледное золото своих волос. Пронизанные солнечными лучами, они мягко сияли. Это завораживало. Невольное желание коснуться их, погладить, что ли, взволновало виконта. Подумал, что окажись чудовище не мужчиной, а женщиной, смог бы он и тогда привлечь его внимание? И честно говоря, даже не понял, что испытал при этом.

– Да не хмурься ты так! Меня это раздражает! – отпустив его талию, герцог Клеманс поставил перед ним резной ларец. – Ты был милым! Это мой подарок! Открой!

– Что это? – удивился виконт, разглядывая золотые нити, унизанные драгоценными камнями. Фиолетовые, синие, зеленые. От их блеска рябило в глазах.

– Подними волосы, я застегну застежку.

– Но это ожерелье?

– Надо же, догадался…

Рассмеявшись, чудовище подтащило его к зеркалу, а он смотрел на свое отражение и не верил, что это происходит с ним. Его грудь, живот, бедра оплела золотая паутина. Он спиной чувствовал холодное прикосновение камней к своей горячей коже. Вдруг уловил восхищение во взгляде чудовища (там было что-то еще), но виконт, смутившись, уже отвернулся.

Ожерелье смотрелось очень красиво, но оно было всего лишь ожерельем – оно ничего не прикрывало. А он бы сейчас не отказался от какого-нибудь халата, согласен был даже на одни шаровары.

– Теперь идем! – герцог Клеманс подтолкнул брата на выход, но тот заартачился.

– В таком виде? Я никуда не пойду!

– Почему?

– Ты издеваешься? Я голый!!

– А мне нравится! Идем!

Брови герцога Клеманса слегка нахмурились, но виконт уперся по-настоящему. Схватился за цепь, потянул на себя.

– Дай хоть что-нибудь из одежды! – меча в своего тюремщика злые молнии, потребовал он сердито.

– Хорошо! Вот, возьми… – теряя терпение, герцог Клеманс стащил из-под блюда со сладостями салфетку с бахромой, швырнул брату.Виконта, еле успевшего обернуть кусок ткани вокруг бедер, вытолкали наружу.

Стоявшее в зените солнце поначалу ослепило его, не дав ничего разглядеть, но стоило ему присмотреться, и возмущенный, негодующий вопль виконта разнесся по всему кораблю. А он-то думал, куда это они так вырядились с чудовищем, да еще посреди зимы!

– Это что? Мать твою! Что это такое, я тебя спрашиваю?! – орал он. – Где мой Ла-Манш! Какого черта, куда ты нас притащил, проклятый н-недо…

– Ну, договаривай, договаривай… А я посмотрю, не завалялась ли где секира… У меня возникло желание разрубить кого-нибудь пополам!

Холодный взгляд, ироничная полуулыбка. Ему дали понять, что язык лучше держать за зубами. С шумом втянув воздух, виконт открыл и закрыл рот.

– А где мой оруженосец? – запоздало спохватился он. – С ним все в порядке?

– Пока, да… Шибан заботятся о нем…

– Ши… Бан? Почему ты зовешь их так? Это как-то странно…

Его не удостоили ответом.

«Подумаешь…» – обиделся виконт. Вздохнув, подставил лицо солнечному теплу. Подувший легкий бриз растрепал его заметно отросшие волосы, прохладой погладил кожу. Небо было чистым, ни облачка. Ярко-голубое, нет, бирюзовое. У него вдруг закружилась голова. И чудовище подхватило его. Сильно и вместе с тем бережно.

Он прижался лбом к его плечу, замер. Почему-то было хорошо стоять вот так, слушать стук его сердца, ощущать тепло, исходящее от него. Хотелось расплакаться или пожаловаться на что-нибудь, как маленькому. Он уже не понимал, что с ним происходит. Даже рядом с многомудрым Монсеньором, а тому было далеко за сорок, виконт никогда не чувствовал себя таким беспомощным младенцем. Ему больше не казалось, что чудовище подросло. Оно действительно было выше – на целую голову, и не только в смысле роста.

– Где мы? – спросил виконт, отстраняясь.

Военный фрегат под английским флагом стоял на рейде в гавани. От него одна за другой отчаливали шлюпки с командой. Вдалеке виднелся город. Белый, он сверкал золотыми куполами. Мечети, розовые дворцы. Это был не европейский город.

– Мы на Гибралтаре. А там Танжер – вместилище порока и один из крупнейших рынков рабов, – ответил герцог, снова обнимая брата.

– Что? – попытался оттолкнуть его виконт. С таким же успехом он мог попытаться оттолкнуть мачту.

– Не волнуйся, я пока не решил, продавать тебя или нет! – пошутило чудовище. – Знаешь, пиратствовать оказалось не так увлекательно… – добавил затем герцог Клеманс капризным тоном избалованного ребенка. – Мы решили поиграть во что-нибудь другое. Правда, я пока еще не выбрал, кем мне стать… Может, арабским принцем… и развязать войну с Испанией? Или турецким султаном? Поставить под знамена правоверных… и залить кровью Европу! Вырезать христиан – всех, от мала до велика, и пусть над вечным городом распятого Бога гордо взойдет зеленый полумесяц Аллаха! – весело хмыкнув, он развернул виконта за плечи к белеющему в бухте городу. – Но что бы я ни выбрал, ты останешься моей самой любимой одалиской!

– Не сравнивай меня с женщиной! – сразу же сердито вскинулся виконт в очередной бесполезной попытке избавиться от его объятий.

– Я и не сравниваю. С твоим-то характером… Будь ты ею… я бы уже утопил тебя, бросив за борт в мешке, полном кошек! Правда миленькая казнь… для тех, кто забывает следить за своим языком? – вкрадчиво подытожило чудовище, напомнив, кто здесь главный.

Виконт насупился.

– И сколько же времени мы шли сюда? – спросил он, вдруг похолодев от закравшегося в душу подозрения.

– А это имеет значение? – пожал плечами герцог Клеманс. – Или ты хочешь знать не о времени, а о способе? Думаешь, я вот так сразу, только за блеск сапфиров в твоих глазах, поведаю тебе все свои секреты? Не будьте наивным, mon ami! Ничего не понимая в глубокомысленной эклектике разговора, виконт совсем запутался – о чем, собственно, идет речь. «Да и черт с тобой!» – обиделся он снова. Посмотрел на город, на корабли в порту и обиделся еще сильнее. «Как можно было довериться этой лживой английской скотине…»

– Но это подло! Притащить меня сюда! Ты обещал высадить нас в Кале! Ты нарушил слово! Это низко и недостойно благородного человека! – загорячился он.

– Ну вот, опять ты со своей глупостью! Если, шевалье, вы всегда держите свое слово – это совсем не означает, что и остальные должны следовать вашему примеру!

Его снисходительно похлопали пониже спины, и виконт крутанулся, как ужаленный.

– С меня хватит! Я позову Монсеньора!

– Он не услышит!

– Почему это?

– Потому это… – передразнило чудовище, ласково заглянув в обиженно-сердитое лицо брата, – что мы с ним тоже заключили сделку! Монсеньор будет притворяться тремя обезьянками, которые что-то там не хотят делать… А взамен я оставляю тебе жизнь. И в виду имелась не жизнь тела, что ты сейчас носишь… Надеюсь, это понятно? – вглядевшись вдаль, герцог Клеманс сделал многозначительную паузу. – Никто не придет тебе на помощь… Никто не заступится за тебя… Видимо, для них всех… есть что-то более ценное, чем твоя свобода…

– И когда же все закончится? – задал виконт по сути своей глупый вопрос. Ответ был очевиден. Стоило заглянуть в насмешливые глаза чудовища.

– Когда надоешь!

«Понятно…» – насупившись совсем по-детски, виконт отвернулся. Герцог Клеманс притянул его, обиженного, к себе.

– Если задумал лежать бесчувственным поленом… – пощекотал ему дыханием шею. – Забудь! Отдам Ши на воспитание! – пригрозил он с лукавой усмешкой и тут же расхохотался. Потому что, при упоминании о миньонах, виконт стыдливо вспыхнул до самых корней волос и, нервно дернувшись, оглянулся. Словно эти твари уже стояли у него за спиной.

– Сам виноват!

– Я?

– Твои сладкие стоны… Они заставили меня продлить твой плен…

– Неправда!

– Неправда?

Его слегка куснули за ухо. Совсем не больно. Но вдоль позвоночника пробежала дрожь, а непонятная слабость в коленях заставила виконта ухватиться за парчу на груди чудовища.

– Вот видишь, я еще ничего не сделал, а ты уже падаешь в мои объятия… – прошептали ему на ухо.

– И вовсе я никуда не падаю! – горячо запротестовал виконт.

– Как мило… Выражение смущения на твоем лице… У меня закипает кровь! Может, вернемся обратно в каюту? И ты в который раз докажешь мне свою ложь!

И загадочные, влекущие глаза чудовища оказались совсем близко, и манящий, бархатный шепот у самого уха. И отравивший кровь ядом желания поцелуй. Острый как клинок, всаженный в сердце по самую рукоять. И тягучая, будто патока, сладость там, внизу живота, и желание избавиться от этой невыносимо сладкой, заставляющей его содрогаться, муки. Его тело отзывалось на звук этого голоса, на прикосновения этих пальцев.

– Отпусти меня… – заскулил он.

– Что такое? Твое тело уже предало тебя?