Бронзовое облако

Тищенко посмотрел на него чуть ли не с жалостью.

– Согласен. – Он слабо улыбнулся, представив себе свою жену в момент, когда он объявляет ей о том, что отправляется встречать Новый год в другую компанию. – У него действительно с женой проблемы…

Карпов в это время достал блокнот и быстро записал: встретиться с женой Борисова, расспросить о личной жизни.

– Спрашивается: что общего может быть у этого предпринимателя с Савиной?

– Он мог быть ее любовником. Или спонсором, кстати! Может, это он помог ей издать книгу? – оживился Карпов.

– Это надо проверить.

– Я проверю. – Он снова черкнул в блокноте.

– Овсянников Семен Александрович. Нигде не работающий. Соседи о нем говорят немного – мол, пьющий, но тихий. У него часто бывает одна и та же женщина, но ни имени ее, ни фамилии никто не знает. Женщина у него убирается, соседи видели, как она выносила мусорное ведро и мыла порог квартиры, а иногда даже и лестничную площадку… Скорее всего, и готовит, и стирает, потому что на балконе после ее ухода висит выстиранное белье. Надо бы узнать об этом Овсянникове побольше. Вроде бы простой парень, как он оказался в этом доме?

– По приглашению. Или же он мог быть водителем или охранником…

– Сперанский. – Тищенко ткнул пальцем в список. – Ефим Данилович. Ну, с этим-то я был когда-то знаком лично. Он искусствовед, эксперт по живописи, но по-простому – перекупщик. Мошенник среднего масштаба. Был очень умным и осторожным, ни разу не попался, мы привлекали его лишь в качестве свидетеля в одном деле о краже картин… Слава, тебе не кажется, что там подобралась весьма странная компания?

– Вы забыли еще Юдину Елену Дмитриевну, – склонив голову набок, напомнил Карпов. – Гинеколог.

– Вероятно, чья-то подруга?

– Она тоже нигде не работала. Как мне сказала ее мать, Елена Дмитриевна временно не работала. Но соседи пояснили: пьет, мол. Точнее, пила.

Карпов был доволен, что ему удалось собрать самые общие сведения хотя бы об этой Юдиной.

– Выгнали ее с работы, уволили, Карпов! За серьезное преступление. Она была хирургом-гинекологом и по ошибке удалила матку не той пациентке… Странно, что ее не посадили… Карпов, ты чем вообще занимался эти два дня? – Он повысил голос и даже встал со стула, вытянулся, разве что не щелкнул каблуками. – Почему не ты, а я докладываю тебе ход следствия, рассказываю тебе эту страшилку в лицах, вместо того чтобы получить от тебя исчерпывающую информацию о каждой жертве? Ты, вообще-то, понимаешь, где работаешь и насколько важно получить информацию по горячим следам? Ты хотя бы помнишь, сколько покойников нашли вообще в этом доме?

– Ш-шесть. – Карпов от страха забыл все свои психологические установки и теперь стоял, тупо уставившись на Тищенко и давая себе слово впредь относиться к работе более ответственно, для начала – купить толстый блокнот, куда он будет записывать каждое произнесенное свидетелем слово, и никогда больше не будет полагаться на собственную память и тем более на интуицию.

– Я всех назвал?

– Да… То есть нет… Подождите, я хотел сказать, что у меня возникли сомнения по поводу того, будто бы в усадьбе было семь человек: шесть жертв и убийца. Судя по количеству перемытой посуды и по остаткам пищи, обнаруженной в мусорном баке за домом, людей должно было быть гораздо больше. Но либо они не приехали из-за непогоды, либо… они были заодно с убийцей и покинули дом сразу после убийства… Хотя это невозможно – кругом лес, дорога была заметена снегом, и выбраться из этого места чрезвычайно сложно…

– Разве что снегоходом… В бальных платьях, смокингах! Карпов, да очнись ты наконец! Ты так смотришь на этот листок со списком, словно видишь его в первый раз…

И тут Тищенко вдруг понял, что напрасно кричит на своего помощника, что тот за последние сутки успел сделать не так уж и мало для новичка, тем более если учесть, что полный список убитых (поименно и опознанных родственниками) появился действительно всего несколько часов тому назад. А Карпов узнавал фамилии жертв еще позже, по телефону, Тищенко сам звонил ему, сообщая адреса родственников и без особой надежды отправляя помощника собрать информацию о погибших. Тем более что параллельно с Карповым по тем же адресам работали и люди из отдела убийств, причем более опытные, настоящие профессионалы.

– Ладно, выкладывай, что ты вообще думаешь по этому делу. Информация информацией, но меня интересует картина преступления в целом. Ты у нас еще молодой, глаз у тебя, что называется, не замылился, а потому ты случайно можешь выдать какую-нибудь оригинальную мысль…

– Если честно, то у меня в голове сейчас каша, – неожиданно для себя признался Слава и отчего-то после сказанного почувствовал себя легче, как если бы он снял с себя тяжелый, тесный и, главное, чужой костюм. Ему вдруг надоело играть непонятно какую роль и изображать из себя неизвестно кого. Он расслабился, и мысль его, отпущенная на свободу, заработала ясно. – Понимаете, до тех пор, пока у нас не было этого списка, пока мы не знали, что за люди собрались в этом особняке и в каких отношениях друг с другом они находятся, можно было предполагать следующее. Встретились, к примеру, друзья. Все одного круга. Это естественно – встречать Новый год постоянной компанией. Ничего подозрительного. Другое дело, если среди приглашенных оказался кто-то, кто решил либо выяснить с кем-то отношения, либо просто обкурился или перепил… И если этот человек из этой компании, то его будет несложно вычислить. Опросить всех родственников и близких жертв, чтобы выяснить, кто должен был присутствовать на этом мероприятии. Я думаю, тот самый убийца, если, повторяю, он из их круга, проявился бы. И тогда все встало бы на свои места. Выяснилось бы, что между этими людьми существовали определенные отношения, и так далее… То есть у нас бы появились какие-то детали, подробности… А так получается, что в доме собрались люди разные и вроде бы даже не знакомые друг с другом. Я понимаю, об этом еще рано говорить, слишком мало информации, но все равно… Создается такое впечатление, словно их всех пригласил кто-то нам неизвестный с целью собрать и… убить. Как в «Десяти негритятах» Агаты Кристи. Но это было бы слишком просто. Поэтому я решил не зацикливаться на этой версии и предположил другую: убийство первой по счету жертвы произошло случайно или даже намеренно, но вот остальных гостей убийца застрелил, находясь, скажем, в шоковом состоянии и желая где-то на подсознательном уровне избавиться от свидетелей…

Зазвонил телефон. Тищенко взял трубку. Слушал недолго, после чего кивнул головой и внимательно взглянул на Карпова.

– Книга… Книга Закревской. Ты ее читал?

– Нет, конечно. Когда?

– Так почитай… Моя жена говорит – любопытная книжица…

23 Маша

Она не знала, что скажет Жене, не представляла себе, как она отреагирует на то, что случилось в усадьбе. И хотя Сергей не сказал ничего конкретного, она поняла: случилось что-то страшное. Иначе он бы не просил ее приехать за ним, точнее, за ними. Он сказал только, что им надо срочно оттуда выбраться, и что он не уверен, что его машина, которую он оставил на трассе, исправна или что она вообще еще там, ее могли угнать, и что он не может рисковать. Его волнение передалось ей, и теперь она стояла в растерянности с телефонной трубкой в руке и не знала, куда ей ехать сначала: к Жене, которая сходила с ума от неизвестности, в Прокундино или к мужу. Ложь, которая связывала теперь их всех, ложь, опутавшая их ядовитой паутиной, дала всходы. И, как она чувствовала, кровавые всходы…

В ноябре Женя родила сына, и Маша почти все время проводила в Прокундине. В доме было тепло, уютно. Малыш родился спокойный, много спал. Вот только Женя с рождением ребенка сильно изменилась. Вместо ожидаемой умиротворенности и радости, связанной с материнством, она совершенно потеряла покой и постоянно твердила, что, если бы не Маша, она не выносила бы ребенка, не нашла бы в себе силы жить… И постоянно рассказывала Маше свой сон: усадьба, бал, свечи, рояль…

Сомнения, мучившие и ее, и Женю с момента их встречи, усилились, когда они решили обратиться к частному детективу, чтобы выяснить, когда и куда летали их мужья за последний год. После того как было решено, что Женя переедет к Маше – подальше от навязчивой соседки, вздумавшей вдруг написать о ней книгу, подальше ото всех, кто еще не успел воспользоваться одиночеством и растерянностью богатой вдовы, – они только и делали, что говорили о своих мужьях, анализировали их отъезды, разговоры, сопоставляли детали… Через два дня детектив представил им распечатку полетов. Оказалось, что Герман и Сергей действительно несколько раз вылетали из Москвы в Йоханнесбург, но вот возвращались они из Боготы, а это уже не Африка, а Южная Америка…

– Значит, не алмазы?

– Это Колумбия… Это… страшно сказать – наркотики…

Маша с помощью того же детектива вышла на человека, работавшего на телевидении, через которого узнала, что фильмы о львах, которые Герман выдавал за свои, на самом деле сняты известным режиссером Джеймсом Нудвортом…

А потом Маше позвонил Сергей и сказал, что Герман возвращается.

– Я не хочу его видеть. – Женя, испытавшая шок от этого известия, была категорична в своем решении. Тот Герман, которого она знала и любила, на самом деле, по ее словам, оказался оборотнем, преступником, и это именно из-за него она чуть не умерла, чуть не потеряла ребенка…

Она сильно изменилась за те несколько дней, что прожила у Маши. Она словно проснулась, очнулась и теперь жаждала мести.

– Я хочу исчезнуть, как исчез он. Пусть он думает, что меня тоже нет в живых, пусть мучается, переживает…

Это становилось навязчивой идеей. И Маша понимала ее.

– И как ты собираешься это сделать? В любом случае он станет тебя искать. А при его возможностях это будет сделать не так уж и сложно…

– Лариса пишет обо мне книгу. Вот пусть и напишет так, как я захочу. А я дам ей денег на издание. Пусть эта книга раскроет ему глаза на некоторые вещи, пусть он поймет, как мне было трудно, как я страдала… Помнишь, я рассказывала тебе о том, как оказалась в роддоме? Так вот. Он не должен знать, что я не потеряла ребенка, что он жив и скоро появится на свет. Пусть думает, что я его потеряла. Что это именно мне, а не той, другой, женщине пьяный хирург удалил по ошибке матку… И, самое главное, книга должна закончиться смертью главной героини. Вот так! А чтобы Ларисе было легче обо мне писать, я отдам ей свой дневник. Пусть над ним поработает, подкорректирует… А чтобы моя смерть выглядела более достоверно, мы устроим по мне поминки… Совместим их с презентацией книги и с празднованием Нового года, напустим туману… Я попрошу Ларису сделать так, чтобы Герман с ней познакомился поближе, чтобы он непременно прочел эту книгу и поверил в то, что меня действительно нет в живых…