Брошенное королевство

— Что ты ему скажешь?

— Не знаю. Хотя, собственно, знаю. Мне кое-что приснилось. Нет, в самом деле, — заверила она. — Понятия не имею, что это, но он наверняка поймет. Какие-то числа, похоже, какая-то формула, — объяснила она. — Напишу ему эти числа и посмотрю, что он скажет.

— А что он может сказать?

— Не знаю. Это ведь математик Шерни. Возможно, он скажет: «О, проклятье!» Возможно, начнет петь от радости, улыбнется или скажет: «Возвращаемся на Агары». Или: «Нужно выкопать из-под земли стража законов всего». Кстати, немало времени прошло, прежде чем он мне о нем рассказал. И я до сих пор не знаю, зачем я ему нужна. Возможно, узнаю, когда напишу эти числа.

Раладан питал отвращение к Шерни. Тем не менее он понимал, что его прекрасная подопечная не шутит. Она действительно стала обладательницей некоего знания, которое могло иметь для Тамената немалое значение. Какое? На этот счет она тоже говорила правду: неизвестно.

— Когда ты перестаешь быть Ридаретой и начинаешь становиться Риолатой…

— Я не перестала и не начинаю, — отрезала она. — Эта дрянь мне нравится еще меньше, чем тебе. Но она сидит во мне, и если я что-то знаю — значит, знаю. Завтра об этом узнает Таменат, и посмотрим. Не уходи никуда отсюда, хорошо? И пусть шлюпка ждет в порту, на всякий случай.

— Хорошо еще, что ему не пришло в голову сразу отправиться в Громб, — заметил Раладан.

— Я что-нибудь придумала бы, чтобы задержать его на пару дней. Не знаю, — неожиданно призналась она, — встречала ли когда-либо человека столь умного и глупого одновременно. Он… полностью оторван от мира, кажется, будто он смотрит на все сквозь туман, а слушает сквозь стену, ну ты понимаешь. Интересно, все ли посланники такие?

— Таменат, кажется, уже не посланник… Но да, я понимаю, о чем ты, — сразу же добавил он.

— Не посланник? — Она задумалась. — А я считаю иначе.

Он удивился.

— Что ты можешь об этом знать?

— Вроде как ничего. Но что я могу знать о каких-то числах, якобы описывающих Шернь? Мне кажется, что Таменат… это как бы второй Рубин. Второй… второе… — Она несколько запуталась. — В общем, он такой же, как я.

— Та его попытка с Рубином…

— Знаю, ничего из этого не вышло. Не о том речь. И все же в нем есть то же самое, что и во мне. Он бы наверняка сказал: одна и та же сущность.

— И он об этом не знает?

— Похоже, нет.

— Пусть будет, как ты хочешь, Рида. Делай, как считаешь лучше. Но вся эта история мне не нравится. Ненавижу такую работу. Какова ее цель? Что нужно сделать? Знаю, тебе это безразлично, а уж Алида была бы в своей стихии. Но я лишь старый пират, мне все равно, как меня называют. Ненавижу такую работу, — повторил он.

— Но ты когда-то занимался чем-то подобным. Ради меня, — негромко напомнила она, касаясь его руки.

— Ради тебя. И ради твоего настоящего отца. Когда-то. Но больше не хочу.

— И потому — сиди на корабле и жди известий, ничего больше. Договоримся о каком-нибудь пароле на случай, если я не смогу прийти сама… Я видела котов! — вдруг сказала она, радуясь словно ребенок. — Знаешь, какие они?

Он покачал головой и слегка улыбнулся.

— Знаю, Рида.

— Если не смогу прийти сама, то пришлю к тебе кота. Их, кажется, можно нанять. Пришлю какого-нибудь, чтобы передал известие командиру шлюпки с «Сейлы». Я видела там Бохеда, — вспомнила она.

— Потому что это он — настоящий капитан «Сейлы»… Ну, ну! — Он поднял палец, так как и ему кое-что вспомнилось.

— Да не буду я больше с ним спать, — бесстыдно заявила она. — Но ему можно доверять, а кроме того, он умный. Лучше всего, чтобы именно он ждал в порту.

— Он или я, кто-то из нас. Кроме команды тут у меня двадцать самых лучших солдат, помни об этом.

— Пока они мне не нужны, иначе Таменат сразу поймет, как обстоят дела. Но кто знает? Сперва я должна с ним поговорить. А капитан Бохед, говоришь, жив? Он ведь рыжий… Я тут слышала в таверне песенку, — ни с того ни с сего заявила она, — и запомнила, потому что ее все время пели, а я там просидела в углу целый день. Хочешь послушать?

У нее был приятный, хотя и совершенно необработанный голос:

Бродил по свету Рыжий Йон, Плохи — хей! — у него дела. За кражу курицы посадили его, Хей! Рыжему беда!

— Корабельная, — с улыбкой заметил Раладан. — Но я ее не знаю, не слышал.

Вышел через год Рыжий Йон, Уже — хей! — самое тяжкое позади. В корчме напился, получил по башке, Хей! Рыжему беда! Грузил корабли Рыжий Йон, Хей! — но странно получилось. Заснул в трюме и в рейс поплыл, Хей! Рыжему беда! Обошел весь Шерер Рыжий Йон, Хей! — ставить паруса научился, Но хоть и сильный, но рыжий он был, Хей! Рыжему беда! Корабль увидел Рыжий Йон, И что же — хей! — рассказывает! Корабль сгоревший, говорит Йон, Хей! Рыжему беда! А на палубе Рыжий Йон (Он — хей! — по делу говорит!) Увидел будто бы госпожу смерть, Хей! Рыжему беда! Друзей лишился Рыжий Йон, Никто — хей! — с ним не садится, Команда с ним не хочет пить, Хей! Рыжему беда! Бросил море Рыжий Йон, Хей! — жизнь свою налаживает, Уже не помнит он госпожу корабля, Хей! Рыжему беда! Девицу встретил Рыжий Йон, Хей! — ну и отодрал же он ее! Потом узнал ее, то была смерть, Хей! Рыжему беда! Ибо корабль тот, сожженный остов, То — хей! — проклятье то еще, Кто раз его увидел — уже холодный труп, Хей! Рыжему беда!

— Красиво? — спросила она, радуясь, как ребенок.

— Нет, — сказал он. — Я дважды видел корабль твоего отца, и мне этого достаточно, даже не хочу о нем слушать. Что за… тьфу! Не пой мне таких вещей на корабле. Мне не хочется верить, что какие-то моряки пели это, ставя паруса. Разве что все окончательно опустились. — Она действительно испортила ему настроение.

— А моих я этой песне научу.

— Твоих… конечно.

Он даже словом не заикнулся о «поддержке», которую навязала ему жена. «Гнилой труп» стоял на якоре у входа в бухту, спрятанный среди скал, за которые не завел бы его никто, кроме одного-единственного человека — Раладана, лучшего лоцмана, какого знали Просторы. И тот же Раладан тихо надеялся, что никто другой его из-за этих скал не выведет…

— Но на том сожженном корабле была девушка, заметил? Госпожа смерть… «Ну он ее и отодрал!» — захихикала она. — А Бохед тоже рыжий, и тоже…

— Заткнись, Рида.

— Ну ладно. Но они уже не поют о Бесстрашном Демоне, а только о его дочери, сам видишь.

— Вот уж действительно повод для радости… Не о его дочери, только о какой-то «госпоже корабля». Что насчет трибунала? — сменил он тему.

— Насчет чего?

— Насчет трибунала. Завтра ты сходишь на берег. С трибуналом хлопот больше не будет?

— Наверняка какие-то будут.

Она выпила еще немного вина и встала.

— Пойду к себе. Я страшно устала.

Она умела обходиться без сна точно так же, как без еды и воздуха. Но отсутствие всего этого мучило ее, вызывало недомогание и вгоняло в отвратительное настроение. Как правило, она спала и ела даже больше других.

— Тебя разбудить?

— Нет… Встану сама.

12

Этой ночью Раладан очень плохо спал. Сперва он заснул, но проснулся еще до рассвета, вертелся, крутился, наконец нашел одежду, надел сапоги и выбрался на палубу, к удивлению матроса из ночной вахты, который не привык к бессоннице командира. Опершись о борт на высоте клюза, он уставился в море. Из головы у него не выходила дурная песенка Ридареты.