Бросок в пространство

Несколько времени все безмолвно любовались чудною картиною. Бернет спустил шар настолько, что с планеты, над которою он носился, стали слышны в открытые окна (Мак Грегор прижал пуговку и все окна разом открылись) самые нежные звуки: щебетание птичек, журчание ручейков, жужжание пчел, тихое блеяние стад, состоявших из каких-то невиданных животных. Все это вливалось в окна вместе с чудным ароматом цветов, лаская чувства путников и повергая их в целый мир наслаждения, живого, упоительного, но безусловно чистого. Итак, наши искатели приключений не ошиблись в расчете. Неимоверные опасности, которым они подвергались, были вознаграждены вполне, и каждый из них воскликнул с благоговением:

— Мы достигли рая!

При этих словах голова Бернета тихо опустилась на грудь; он проговорил со спокойной улыбкой, выражавшей безмерную радость: — наша взяла, Мак Грегор, — и лишился чувств.

— Да, благодаря тебе, несравненный человек! — воскликнул Мак Грегор, бросаясь к нему на помощь.

Через несколько минут Бернет очнулся, и Мак Грегор принялся бранить его, подражая в этом отношении умным матушкам из простонародья, которые секут свое детище за то, что оно ушиблось нечаянно.

— Как тебе не стыдно пугать нас так! — говорил он. — Ведь мы не можем обойтись без тебя: подумай — сколько тебе еще дела!

— Нечего сказать, откровенно и мило! — заметил Блэк колко.

Действительно, сочувствие Мак Грегора было выражено не в особенно привлекательной форме, но он был эгоистичен, как прирожденный верховод: подобно всем великим полководцам, он считал своих подчиненных не чем иным, как факторами, необходимыми ему для достижения его целей, и не щадил ради этого достижения ни их, ни себя. Конечно, в его характере были и более мягкие, менее себялюбивые, так сказать, непрофессиональные черты, но он редко позволял им выходить наружу, считая это слабостью, и с этой стороны строго держал себя в руках.

Оправившись совершенно, Бернет сказал:

— Тихий утренний ветерок понесет нас над городом. Мы спустимся в самую середину его.

— А посмотрите-ка — почти прямо под нами вилла, — сказал сэр Джордж, смотревший все это время в одно из нижних окон в зрительную трубу. — Как вы думаете, не спуститься ли нам к ней? С нее вас как будто заметили, на нас направлена огромная труба, кажется, телескоп.

— Да, там кто-то есть! — воскликнул Мак Грегор.

Действительно, на террасе виллы стояли какие-то странно, но очень красиво одетые существа и, очевидно, наблюдали за шаром, направляя на него что-то, похожее на громадную подзорную трубу.

— Право, я нахожу, что можно бы спуститься здесь, — сказал сэр Джордж.

— Что я и сделаю, — отвечал Бернет. — Народ тут живет, кажется, образованный, поэтому спуститься здесь будет безопасно.

— Вы опять заговорили о безопасности! — огрызнулся Блэк. — Почему вы думаете, что спуститься здесь будет безопаснее, нежели где бы то ни было?

— Ничего подобного вашим последним словам я не говорил, — спокойно возразил Бернет. — Я только думаю, что если бы мы спустились к людям необразованным, то наше непрошеное появление могло бы вызвать панику. Впрочем, я полагаю, на Марсе найдется немного людей необразованных.

— Почему вы так полагаете?

— Я сужу по тому, что видел на материке Секки.

— Лучше не напоминайте нам о нем.

— И сужу также по тому, что вижу здесь, — продолжал Бернет, игнорируя замечание расходившегося Блэка.

— Здесь прелестно! — вмешался сэр Джордж, — но я не понимаю, м-р Бернет, что общего могут иметь обе местности Марса с образованностью его обитателей. Сначала мы попали в мертвую пустыню, теперь видим перед собою земной или, вернее, марсовский рай. Что же можно вывести из этого?

— Весьма многое. На материке Секки я пришел к убеждению, что весь экваториальный район на планете вымер, и я не ошибся. Одну минуту я готов был даже допустить, что и везде на Марсе мы найдем то же самое.

— А говорили совсем другое, — вмешался Блэк.

— Я не счел нужным высказывать моих предположения, — отвечал Бернет серьезно, почти строго. — Здесь я вижу новое подтверждение моему убеждению, что планета Марс стара, очень стара.

На эти слова посыпался целый хор опровержений.

— Стара? Что вы, как можно! Она великолепна, грандиозна, прелестна, как мечта!

— Она прелестна, но не грандиозна, — возразил Бернет.

— Красота ее не что иное, как материальное совершенство, доведенное до последней степени. Еще шаг вперед, и начнется распадение. Посмотрите на эти горные скаты, пережившие бесчисленные тысячелетия. Они покрыты цветами, но не увенчаны грозными утесами. В здешних горах нет того сурового величия, какое представляют наши сравнительно юные, в геологическом отношении, Альпийские хребты. Взгляните на это сверкающее море; волны его словно поют колыбельную песенку, ударяясь в обремененные годами берега. Оно ненаглядно красиво, но оно давно уже утратило ту бурливость, которая составляет величие наших океанов. Оно измельчало, превратилось из моря в озеро. Может быть, и оно было когда-то величественно и грозно, в те времена, когда наш Атлантический океан еще только начинал выступать из хаоса. Может быть, берега его были когда-то покрыты исполинской растительностью; теперь ее заменили изящные деревца, пигмеи сравнительно с нашими лесными великанами. Здешние животные милы, красивы, грациозны, но взгляните, как они чувствительны к самому легкому звуку, к малейшему дуновению ветерка — целая тысяча их, взятая вместе, не устояла бы против одного тигра. Повторяю, господа, Марс старая планета. И жители ее, вероятно, далеко превосходят нас развитием как телесным, так и умственным. Они выработали себе такие социальные, моральные и физические условия, каких мы и представить себе не можем. Словом, они дошли до высшей степени развития; дальнейший прогресс для них невозможен: им доступна одна перемена к худшему.

Развивая свои взгляды перед слушателями, Бернет увлекся, что с ним редко случалось; его обыкновенно серьезный, спокойный взгляд сверкал одушевлением, бледное лицо горело. Но, несмотря на свою увлеченность, он внимательно следил за ходом корабля и покончил речь как раз в тот момент, когда шар очутился прямо над намеченной им виллой.

— Сейчас мы проверим мою теорию на практике, — сказал он. — Готовьтесь, господа: нам, вероятно, придется подивиться кой-чему.

— Для нас уже это не новость, — ввернул насмешник Блэк.

Бернет занялся распоряжениями к спуску корабля, а прочие разместились по окнам, следя за тем, что происходит на вилле. Особенно интересовал их направленный на них телескоп.

— Очень может быть, что это телескоп, — сказал Блэк, — но, по-моему, он ужасно похож на громадную пушку.

— Мне тоже кажется, — отвечал Дюран.

— А что если они вдруг вышибут дно из нашего корабля? — заметил обыкновенно молчаливый Гревз. — Ведь это будет ужасно досадно: после всего, что сделал наш милейший Бернет, чтобы попасть сюда, мы будем разбиты в виду самой пристани.

— Да, это будет досадно, особенно для вас, — сказал Блэк, задетый за живое напускною холодностью, с какою говорил художник.

— Не столько для меня, сколько для Бернета, — возразил Гревз с тем же невозмутимым хладнокровием.

— Это почему?

— Корабль не мой, — отрезал Гревз.

— О, чушь какая! Голова-то у вас на плечах, я думаю, ваша, а если корабль разобьют, мы все полетим в пространство вверх ногами.

— Не мешало бы нам выкинуть белый флаг, — заметил баронет.