Брызги шампанского. Дурные приметы. Победителей не судят

Касьянин рванулся из прихожей, остановился в растерянности посреди комнаты. Квартира выходила на обе стороны дома, и на обеих сторонах были балконы. Выйдя на балкон, нависавший над подъездом, Касьянин увидел внизу, в свете фонарей сверкавшую перламутром алую открытую машину. Она стояла прямо под балконом, и Касьянин мог даже плюнуть вниз — плевок опустился бы как раз на роскошные сиденья машины. — Может, все–таки покричать с балкона? — снова предложила Марина — видимо, ничего другого ей в голову не приходило. Касьянин посмотрел на нее, словно не понимая, о чем онатоворит, и вдруг невнятная, но обнадеживающая мысль мелькнула в его сознании.

— Где Степан? — спросил он.

— У себя… А что?

— Степан!

Мальчишка выглянул из своей комнаты.

— Пошли, — и Касьянин первым шагнул к балкону.

— Что ты хочешь делать? — спросила Марина, но он не услышал ее вопроса.

Пропустив впереди себя Степана, Касьянин вышел на балкон и тут же закрыл за собой дверь на шпингалет.

— Значит, так, — сказал он негромко, словно самому себе. — Значит, так…

Значит, так… Сейчас я опущу тебя вниз.

— Что?! — Степан метнулся к двери.

— Слушай… Если они ворвутся, то перестреляют всех… Понял? Яшку я опускал сотни раз. И все было отлично.

— Но я же не Яшка!

— Степан… У нас нет другого выхода. Через десять минут на площадке выветрится газ, и тогда они поднимутся, стрельнут пару раз по замкам и войдут в квартиру. Ничто им не помешает.

— Они хотят тебя убить?

— Да.

— За что?

— Когда–нибудь я расскажу тебе об этом очень подробно. Но не сейчас.

— Почему? — Потому что у меня нет на это времени. Я спущу тебя вниз, ты постучишь в любую дверь, войдешь в любую квартиру и позвонишь в милицию. Ноль–два.

— И что сказать?

— Скажи, что в квартиру рвутся убийцы. Они вооружены, стреляют в дверь, телефонные провода перерезаны.

— И все?

— Сообщи наш адрес… Я спущу тебя за три минуты, а через пять минут ты уже сможешь позвонить.

— А ты… Не уронишь меня?

— Нет!

Вынув из тумбочки капроновый канат, Касьянин обмотал ею сына — обвязал по поясу, протянул над плечами, пропустил канат между ног, чтобы Степан во время спуска не перевернулся вниз головой, конец завязал на поясе. Теперь оставалось только зацепить стальной карабин.

— А тросик не оборвется?

— Этот тросик выдержит не только нас с тобой, но… Он все выдержит.

Касьянин помог сыну перешагнуть через перила и взялся за рукоять блочка.

— Я боюсь, — сказал Степан.

— Я тоже, — Касьянин поцеловал парнишку в щеку. — Ну, Степанушка, ни пуха… Отпускай перила… Видишь, я держу трос, он закреплен… Видишь?

— Вижу, — Степан решился наконец отпустить перила и, тихонько ойкнув, повис над пропастью. Он слегка раскачивался, поскуливал, ухватившись руками за тонкий стальной трос.

Что–то кричала по ту сторону двери Марина, колотила ладошками в стекло, но Касьянин не обращал на нее внимания. У него просто не было времени ответить ей хоть что–нибудь. Увидев, что Степан соскользнул вниз, за перила балкона, Марина прижала ладони к лицу и медленно осела на пол. Касьянин больше всего боялся, что круглое бревно, на которое был намотан трос, вырвется, выскользнет из его рук и, мгновенно раскрутившись, бросит Степана в свободное падение. Но все обошлось.

Ухватив двумя руками рукоятку, Касьянин медленно, оборот за оборотом, отпускал трос и по его натяжению чувствовал, что все идет хорошо, что Степан уже миновал несколько этажей и неуклонно приближается к земле.

У Касьянина не было даже возможности глянуть вниз, убедиться, что со Степаном все в порядке. Бревно, насаженное на стальной штырь квадратного сечения, поскрипывало от непривычной тяжести, но справлялось, справлялось со своей задачей. По количеству оставшегося на бревне троса Касьянин мог судить, где сейчас находится Степан — он наверняка уже миновал третий этаж. Еще десяток оборотов и — коснется ногами травы. Наконец наступил момент, когда трос ослаб.

Значит, Степан должен быть на земле.

Отпустив рукоятку, Касьянин прижался грудью к перилам и посмотрел вниз.

— Степан! — крикнул он. — Степан!

— Все в порядке! — донеслось снизу.

— Молодец!

— Я не могу развязать веревки…

— Не надо их развязывать! Отцепи карабин!

— Понял! Отцепил!

— Беги, Степан!

Увидев, как метнулась вдоль дома маленькая фигурка сына, Касьянин снова намотал трос на барабан и обессиленно опустился на пол балкона.

— О боже, — выдохнул он, — о боже…

Странное состояние охватило Касьян ина. Он уже не ждал милицию, это стало для него как бы и не важно. Придут — хорошо, не придут — тоже не слишком страшно. Главное сделано — Степан в безопасности, и теперь пусть ломятся, пусть стреляют, это уже не имело слишком большого значения.

Вспомнив, как колотилась в стекло Марина, он отодвинул шпингалет в сторону и вошел в комнату. Марина уже пришла в себя и сидела на полу, откинув голову на кресло и уставившись прямо перед собой в голую стену.

— Ты в порядке? — спросил Касьянин.

— Послушай, — сказала она каким–то непривычно низким, надломленным голосом, какой бывает, наверное, у людей, только что перенесших страшные потрясения. — Ты что же, опустил его вниз на тросике, как собаку?

— Да, — кивнул Касьянин. — Как собаку.

— И после этого ты сможешь спрашивать что–то у меня, общаться со мной, общаться с сыном?

— Смогу. Если останусь в живых, если ты останешься в живых, то смогу…

Что касается Степана, то за него я спокоен, он в безопасности. Его мне удалось спасти. Если хочешь… могу и тебя спустить. Как собаку.

— Как суку, — поправила Марина.

— Тебе виднее, дорогая. Тебе виднее.

Касьянин разговаривал с Мариной, а сам настороженно прислушивался к малейшим звукам, доносившимся со двора сквозь открытую балконную дверь.

Потом он пробрался в прихожую и осторожно посмотрел через дыру на площадку. В мертвящей тишине, которая установилась в подъезде после выстрела, он хорошо услышал голос с нижней площадки. Касьянин всю жизнь работал журналистом, провел годы, разговаривая по телефону, и потому прекрасно разбирался в интонациях человеческой речи. И сейчас вот по едва слышному голосу понял, что человек говорит в трубку. Телефона общего пользования в подъезде не было, значит, говорили по сотовому.