Бубновый валет

— Дальше меня провожать не нужно, — решительно заявила нежная и трепетная Настя своему потенциальному защитнику.

— А может, нужно? — упрямо предложил Денис, убирая мобильник в карман.

— Но я же лучше знаю!

Внезапно жарко обняв Грязнова, Настя крепко поцеловала его в уголок рта, а по завершении поцелуя скрылась за дверью подъезда, оставив Дениса в недоумении.

13

На следующий день в «Глории» состоялась оперативная летучка, на которой Агеев в установленном порядке доложил результаты расследования дела Степанищева. Денис Грязнов его внимательно выслушал и просмотрел составленный Будниковым список картин, на которые он когда-либо выдавал сертификаты.

— Проверено? — спросил он.

— А как иначе? — слегка обиделся Агеев. — Я и с Кругловым консультировался. Он проверил по своей базе данных, никаких расхождений не нашел.

— Та-ак… А где Макс? — превращаясь в строгого начальника, спросил директор агентства «Глория».

— Спит, — невозмутимо ответили сотрудники.

— Так разбудите! У меня для него приготовлено особое задание.

Тому, что Макс спит на работе, как и тому, что на важном совещании об этом сообщают так спокойно, Денис ничуть не удивился. Любого другого он бы за это уволил. Собственно говоря, никто другой это делать не посмел бы. Но Макс был действительно особой личностью, способной выполнять особые задания. При виде Макса Денису каждый раз приходил на ум вызубренный в школе эпиграф к «Путешествию из Петербурга в Москву»: «Чудище обло, озорно, стозевно». Чудище Макс был огромен, толст, бородат, причесывался исключительно пятерней и постоянно сыпал в клавиатуру вверенных ему компьютеров крошки печенья, сухариков и прочих мучных изделий, которые неаккуратно жевал. Зато на клавиатуре творил чудеса. Бог информации, призрак компьютерных сетей, монстр электроники и кибернетики — вот что такое был Макс, и из-за того, что ему вздумалось уснуть в двенадцать часов дня, Денис не собирался с ним расставаться.

Правда, когда Макс наконец появился на совещании и рухнул в задний ряд, едва не сплющив своим весом хилый офисный стул, Денис не удержался от удовольствия попенять ему:

— Сколько можно дрыхнуть?

— Сколько нужно, — пробурчал Макс. В правой руке у него была сладкая свердловская булка. Прожевав, компьютерный гений заговорил более внятно: — Всю ночь в FIDО просидел. Связи с фидошниками для нас на сегодняшний день важнее Интернета…

— Как раз связи тебе и пригодятся. Поищешь в сети «Бубновый валет».

— «Бубновый валет»? Первый раз слышу. Что за банда?

Да-а, только Максу позволялось не знать о том, чем жила вся «Глория».

— Не банда, деревенщина, а объединение представителей русского авангарда в живописи.

— Иди ж ты, — поразился Макс, — а звучит, как «Черная кошка» какая-нибудь.

— А ты не так уж не прав, Максик. «Бубновым валетом» на жаргоне начала двадцатого века назывался мошенник, шулер, в общем, редиска и нехороший человек. Но художники писали свои картины честно, это сейчас вокруг них вьются мошенники… — Встав с места, Денис передал Максу список полотен, прошедших через руки Будникова, в числе которых значился «Натюрморт с желтым хлебом». — Вот эти картины особенно хорошо поищи. Где, когда и кем были обнаружены, криминал вокруг них, не было ли скандалов, связанных с ними… Словом, не мне тебя учить.

— Не учи ученого, — флегматично подтвердил Макс. Сдобная плюшка поднялась к бороде, на пару секунд погрузилась в нее и вернулась обратно уже ополовиненной. Не требуя никаких дополнительных объяснений и дожевывая остатки, Макс удалился.

— А что у тебя, Сева?

Голованов солидно откашлялся. Чтобы добыть свои сведения, ему пришлось не только задействовать информацию о покинувших службу «морских котиках», но и войти в контакт с безотказным и многознающим МУРом. И вот чего он в итоге добился…

Почему молодые парни вербуются в контрактники? На этот вопрос существует несколько ответов, но вполне убедительных — ни одного. Гонятся за большими деньгами? Но на гражданке при желании можно заработать больше, причем без риска сложить голову. Стремятся испытать себя, силу духа и мускулов? Это больше похоже на правду; но человек, видящий в боевых действиях главным образом поле для самоиспытаний, близок к возможности не испытать себя больше никогда, нигде и ни в чем. Скорее сочетание этих двух мотивов, соединение авантюризма и рационализма порождает наиболее успешных «солдат удачи». Притом что осознанно избравших такую стезю — единицы. Большинство очень разных людей, которых свела судьба в каком-либо воинском контрактном подразделении, сами удивляются, оглядываясь на свой жизненный путь: и что только их сюда привело? Стечение обстоятельств, да и только!

Жора Рубежов назад не оглядывался. Он вообще не любил ни оглядываться назад, ни таращиться по сторонам. Предпочитал идти вперед, а там уж куда кривая выведет. Главное — ввязаться в драку, а там посмотрим. Именно так он действовал до сих пор, не отягощая излишними размышлениями свою круглую, остриженную под бобрик голову, и считал, что именно эта тактика приносит ему успех.

— Будь проще, и к тебе потянутся люди, — любил поучать он новичков услышанными где-то и когда-то словами.

Ох уж эти новички! Сколько, оказывается, в мире не приспособленных к жизни лохов! Жора нагляделся на них еще в армии, на срочной службе, куда угодил потому, что не было денег отмазаться. На призывном пункте его статную, хотя тогда не слишком мускулистую фигуру с восхищением рассматривали отвыкшие от таких зрелищ врачи: на фоне дистрофиков или истощенных наркоманов он смотрелся как богатырь. Неудивительно, что его послали служить во флот. То, что только сухопутные черепахи говорят «на флот», — это Рубежов, родившийся и выросший в поселке неподалеку от Азовского моря, знал точно. То, что служить предстояло три года вместо двух, конечно, разочаровывало, но с его силушкой он и на флоте уцелеет. Жориных кулаков побаивались даже уголовники; с такими, правда, он не связывался, соблюдая вежливый нейтралитет. А вот на родном корабле силы его кулаков никто еще не пробовал, поэтому пришлось сразу же пустить их в ход. Для профилактики. Пусть только вякнут, кильки вонючие. Средство сработало, и на корабле морские волки второго и третьего года службы, которых здесь зовут не дедами, а годками, сначала проверили его на прочность, оставив ему на память выдающийся треугольный шрам на лбу, но потом быстро приняли «салагу» в свою компанию. Жора возгордился. Недаром мама говорила: «Ты у меня, Жорик, особенный». Точно, особенный. И судьба ему должна достаться особенная. Как пить дать.

Жора Рубежов, который, по обычаю всех парней в поселке, боялся армии как огня, прослужив полгода, обнаружил, что в солдатах-то отменная житуха. Кормят от пуза, а что не слишком вкусно, так главное, что сытно. Дома ему тоже разносолов не подсовывали. Кормежка — это раз. Форма — это два: никто не попрекнет тем, что плохо одет. Третье, что дураком не дразнят: армейское начальство не волновало, что в слове «еще» Жора делает четыре ошибки, главное, чтобы приказы он всегда выполнял безукоризненно. Ну, и четвертое, скорее побочный эффект: то, что «шмаль» на флоте раздобыть легче, чем даже на берегах Азовского моря, где коноплю растят только так; а до марихуаны Жора был большой охотник. Ну и, кроме того, ему нравилась легальная возможность пускать в ход кулаки. Еще классная руководилка, стерва очкастая, в докладных записках директору писала, что Георгий Рубежов драчлив, любит держать других в страхе и подчинении. Это она, шлюха, не соврала.

Однажды в воскресенье утром, после еженедельной передачи с вертлявой телеведущей, поглядеть на которую всегда было приятно, Жору позвал к себе начальник части. Рубежов за время службы заслужил отличные характеристики. Не хочет ли он пойти в спецназ Военно-морского флота? Впервые, может быть, со школьных времен Жора выговорил слово «подумаю». После отбоя он честно обдумывал ситуацию. Куда ему деваться после армии: вернуться в поселок, пропахший рыбой и деревянным гнильем? Там не прокормиться, если не пойти в уголовники. Что в банде, что в спецназе обещают крутые бабки. Что в спецназе, что в банде трудно уцелеть. С другой стороны, в спецназе строже: режим, гульнуть как следует не дадут. Но в армии, по крайней мере, если замочишь какого-нибудь перца, то тебя за это представляют к награде, а на гражданке — к пожизненному. Утомленный непривычно долгими рассуждениями, Жора, вызывая страшный скрип койки, перевернулся на бок и захрапел, а на следующее утро, которое вечера мудренее, отрапортовал о своем согласии.

Новое место несения воинского долга его не разочаровало. Привыкший к отечественной неразберихе и расхлябанности, Жора аж затащился от той четкости зарубежного образца, которая его теперь окружала. Это тоже армия, но другая армия: такая, какой в массовом порядке ей еще предстоит стать. Перевозили их к морю, где нужно было приступать к учебе, не на поезде в многодневной изнурительной суете, а самолетом. Летишь, ничего не видно, кругом одни облака. Прилетел Жора не один — прислали сюда их, флотских, целым гуртом, но в салоне самолета все сидели, как неродные, не спеша познакомиться. Жору тоже, если начистоту, не томила жажда общения. Зато, как только выгрузились и построились, их объединили, точно детсадовцев, попарно. Жоре в напарники достался его ровесник с узковатыми черными глазами и литым смуглым телом, как у каратиста из боевиков о восточных единоборствах. «Вот тебе и на, урюк какой-то», — огорчился Жора, но парень оказался русским. С Дальнего Востока, из Владика — так свои называют Владивосток. Там у них много всякой корейско-японской примеси разгуливает. Звали его Паша Сальский. Больше Жора ничего выяснить не успел, потому что полковник начал произносить речь. С чисто выбритым энергичным лицом, в берете, он прохаживался перед строем, глядя в напряженные лица солдат, и говорил:

— Парни! Вы прибыли сюда, чтобы стать элитой русского военного флота — подразделением «морские котики». Знаете, что это за животные? — Полковник позволил себе скупую улыбку, среди моряков не улыбнулся никто. — Тюленей видели? Это тюлени. Огромные, мощные, свирепые. Клычища — во! — Полковник выставил указательный палец. — Но если морские котики ломают клыки за лежбища и самок, вы у меня будете родину защищать!

Жора услышал, как рядом еле заметно хмыкнул Сальский: так легко, что можно было принять это за простое покашливание. Но Жора уловил в покашливании насмешку и невзлюбил напарника. Подумайте, фрукт какой выискался! Жору речь начальства круто вдохновила, хоть сейчас в воду с «калашом» лезь.