Будь моей парой

– Голова гудит, как не своя, - обессиленно прошептал Рам.
– Ещё эта демонова дорога! Её хоть раз в жизни ремонтировали?

Не в силах ответить, я только понимающе хмыкнул, чувствуя, как волнами накатывает усталость. Шум в голове и ломота в теле сообщали, что я абсолютно вымотан, и организму срочно требуется перезагрузка.

Рамиус отвернулся к стене и уже через пару минут начал тихо похрапывать, а я всё лежал, глядя в потолок, и не мог уснуть. Мысленно возвращался к каждому из пациентов, переживая за мужчину с рваными ранами на плече, за молодого парня с ожогами и за тяжёлого больного, которого едва удалось вытащить с того света...

"Как только появится возможность, нужно будет срочно переправить их в область. Как можно кого-то спасать, имея под рукой такое допотопное оборудование?" - думал, борясь с собственным изнеможением.

Утро облегчения не принесло. Погода лютовала, швыряя в лицо ошмётки снега, пока мы с Рамом бежали к машине.

– А весело у них тут!
– недовольно скривился реаниматолог, запрыгивая на пассажирское сиденье.
– Местные говорят, погода замерзопакостила надолго.

Включив подогрев стeкол, я обернулся.

– То есть, вариант с транспортировкой отпадает?

Рам зябко передёрнул плечами и, прикрыв глаза, откинулся на спинку сиденья.

– Как минимум, неделя в заснеженном городке нам обеспечена.

– Понятно, - обречённо кивнул и выехал со стоянки.

Сменив пожилого хирурга и дежурившего вместе с ним местного лекаря, мы с Рамом занялись пациентами. Состояние капитана Уэльса оставалось стабильно тяжёлым. То, что мужчина пережил ночь, несказанно радовало.

– Выкарабкается, не дрейфь!
– уверенно сказал Рам, наблюдая за тем, как я вожусь с пациентом.

– Доктор Зарк, доктор Орман, - в палату заскочила местная медсестричка, кажется, Леана, - там девушку привезли. Без сознания. Порез на руке. Глубокий. Я сказала санитарам, чтобы её в смотровую отнесли.

– Не Орман, а Ортан, - поправил её Рам.

– Ой, простите, доктор Ортан, - пискнула медсестричка, заливаясь краской.

– Ерунда, ничего страшного, - я улыбнулся красной, как свeкла, девушке и повернулся к Раму.

– Сходишь? Или я?

– Занимайся, я сам, - кивнул реаниматолог и вышел из палаты.

Почему-то появилось странное тянущее чувство. Неосознанно я сделал шаг к двери, но в этот момент с кровати донеслось тихое:

– Пить...

Пациент пришёл в сознание, и я быстро вернулся к нему, прогоняя непонятное тревожное ощущение, что я только что совершил ошибку.

Глава 3

Дамир Ортан

– Дамир, слушай, а вечер перестаёт быть томным!
– улыбаясь во все свои тридцать два, в палату вошёл Рам.
– Ты не представляешь, с какой представительницей местной флоры я сейчас общался, м-м-м!

– О чём ты вообще?
– задумчиво пробормотал, не отвлекаясь от данных, только что полученных из лаборатории.

Реаниматолог сел за стол и повернулся ко мне.

– О цветочке без сознания.

Я наконец оторвался от бумаг и внимательно посмотрел на коллегу. Зверь ворочался, не переставая, чем вызывал нешуточное беспокойство. Он что-то чувствовал, но до моего человеческого мозга никак не доходило, что именно.

– И что там за цветочек тебя заинтересовал?
– спросил, так и не поняв, чего хочет медведь.

Рам мечтательно закатил глаза.

– Такая конфетка - закачаешься! Глазки, губки, фигурка... Персик, а не девочка! А запах, м-м-м, чистый дикий мёд!

Я оглянулся.

– Неужели зацепила?

Не убирая с лица идиотскую блаженную улыбку, мужчина перевёл взгляд с потолка на меня.

– А то! Она же настоящая ведьма. Рыжу-у-уля.

Заметив мой заинтересованный взгляд, мужчина понимающе хмыкнул:

– Тоже любишь рыжих? Не-не-не, даже не думай, я первый её застолбил!

– Как же зовут эту ведьму?
– я не сводил глаз с коллеги.

– А-ме-ли-я Вирт, - по слогам протянул он и, вопросительно-возмущeнно приподняв брови, повторил: - Даже не думай, Дамир, я первый её увидел! Тебе не обломится! Ну, или если только после меня!

Амелия... Я выдохнул - нет, это не она... От возникшего разочарования во рту стало горько.

Зверь внутри ворочался, не желая успокаиваться. Почему-то он не был со мной согласен. Я ещё раз тяжело вздохнул, пытаясь унять в груди какое-то щемящее чувство.

В этот момент пациент снова пришёл в себя, и, забыв обо всём, я быстро подошёл к кровати.

– Господин Уэльс, Вы меня слышите? Говорить можете? Вы в больнице. Как себя чувствуете?
– спросил, склонившись над мужчиной.

Он приоткрыл рот и, едва ворочая языком, выдохнул:

– Люди?..

– Ваши люди?

Он моргнул, давая понять, что я правильно его понял.

– Мне жаль, - я отрицательно качнул головой и постарался произнести как можно мягче: - Спасти удалось не всех, но мы сделаем всё возможное, чтобы помочь Вам и другим выжившим членам экипажа.

Да, Уэльс сильно пострадал, и до конца ещё не было понятно, чем для него закончится тяжёлое ранение в грудь и как поведут себя ожоги, но я считал, что человек, несущий ответственность за жизнь и здоровье других людей, достоин знать правду.

В глубине глаз мужчины промелькнула боль. Годы, проведённые со своей командой плечом к плечу на ограниченном пространстве траулера, месяцы тесного общения, когда каждый знает всё обо всех, и каждый прикрывает спину другого, и в любой непредвиденной ситуации остаётся лишь довериться тому, кто рядом, - сближают сильнее всяких слов. Со временем люди перестают быть просто коллегами или командой — они становятся семьёй.

– Кто?
– снова шёпот на грани дыхания.

– Боцман, механик и юнга, - сорвалось с губ.

Капитан закрыл глаза. Юнга - мальчишка, едва справивший девятнадцатый день рождения, был его племянником и единственным сыном его сестры. Я узнал об этом утром, от Леаны.

– Искренне Вам сочувствую, - я ободряюще сжал здоровую руку мужчины.
– Капитан, Вы им уже ничем не поможете. Но ради них, ради их памяти Вы должны жить...

...Целый день в больницу ходили паломники, как назвал их Рам. Передачки, которые мы не принимали, пожелания скорейшего выздоровления пациентам, и вопросы, вопросы, вопросы. И ни у кого мы не увидели горящих любопытством глаз. Весь городок искренне сопереживал пострадавшим и смотрел на нас с нескрываемой надеждой.