Будь моей судьбой

— Что?! Нет, конечно, нет. Вы ошибаетесь, госпожа Маккуин.

Женщина рассмеялась отрывистым смехом, похожим на лай.

— Шаман не ошибается в таких вопросах. Я чувствую в тебе нашу кровь. И горы тоже чувствуют, иначе не признали бы.

— Мой отец — человек! Не волк.

— Значит, его отец. Или отец его отца, — она пожала плечами. — В связях волков с людьми рождаются люди, но кровь помнит. И горы помнят.

— Но я волк, — нерешительно возразила Дженни.

— Ты Тэлуторики. Дитя истинного брака. Ты можешь говорить с луной и землей предков.

От этих слов Дженни стало нехорошо.

— Вы хотите сказать, что я шаман? — сдавленным голосом поинтересовалась она, и веря и не веря словам этой странной женщины.

Трудно не верить, когда по одному твоему желанию сходят горные лавины.

— Можешь стать шаманом, — Ванда Маккуин закончила с травами и пристроила котелок у края очага. — Если будешь учиться говорить и слушать. Особенно слушать. Моя племянница слепа, но видит куда лучше тебя, красный волк.

— Я не понимаю…

— Все ты понимаешь, — голос шаманки звучал насмешливо. — Ты прогнала своего волка, заткнула уши лишь бы не слышать голоса духов.

— Я не прогоняла, — запальчиво начала Дженни. И поникла под понимающим взглядом женщины, вспомнив путанные обрывки мыслей своей волчицы.

По ним получалось, что именно прогнала. И заперла. Но почему она этого не помнит?

— В тебе слишком много от людей, Тэлуторики.

— Меня зовут Дженнифер.

— Вот про это я и говорю.

Девушка ждала пояснений, но их не было. Ванда Маккуин помешивала отвар в котелке и молчала. В полутьме шатра ее лицо казалось маской, вырезанной из темного дерева.

— А вы могли бы учить меня быть шаманом? — решилась Дженни нарушить тишину.

Женщина пожала плечами.

— Если ты принесешь клятву остаться со стаей Маккуин, когда я уйду за Луной. Здесь неспокойная земля. Племени нужен шаман, чтобы сдерживать подземный огонь.

Дженни вздрогнула. Ничего себе требование! Но… как же академия? Стая Маккензи? Раум? Все ее мечты и планы?

— Я не могу.

Шаманка только кивнула с таким видом, словно и не ждала иного ответа.

— Тогда и я не могу, дитя.

— Но… вдруг я кому-то причиню вред? Случайно, просто потому, что не умею контролировать свою силу. Я почти уверена, что тот обвал — это моя вина.

— Твоя, — кивнула шаманка. — Но не бойся. Шаман силен только на своей земле.

Вот так.

Дженни вздохнула. Отказываться от силы было жалко. Она привыкла к своему низкому потенциалу в магии — полукровка, порченая кровь. На практических занятиях в академии Дженни никогда не блистала, но брала аккуратностью исполнения и отличным знанием теории. Благо прикладникам большой резерв и не требуется. А тут выясняется, что в ее власти трясти землю и усыплять вулканы. Ну разве не здорово?!

Вот только плата за могущество получается чрезмерно высокой.

— А вы не боитесь, что так и не найдете ученика? Нам в академии рассказывали, что знания не должны быть тайной, известной избранным, иначе они теряются. Я не могу остаться здесь, но если вы меня обучите, и я потом встречу еще кого-нибудь с даром, я передам ему знание, чтобы не пропало. И, возможно, именно мой ученик станет следующим шаманом Маккуин.

— Луна приведет ко мне ученика, — безмятежно откликнулась Ванда Маккуин. — Возможно, Кари одумается и поймет, что ее место здесь.

— А Кари… тоже? — нерешительно уточнила девушка.

— Да. Ее слепота — плата за силу. Она могла бы стать великим шаманом, вместо этого захотела стать слабеньким магом. Такие как мы никогда не будем хороши в колдовстве крылатых, дитя. Наше предназначение не насиловать мир, но договариваться с ним.

Пока Дженни переваривала последнее откровение, шаманка подхватила котелок с огня и шагнула за пределы шатра. Девушка, поколебавшись, последовала за ней.

За это время снаружи совсем стемнело. В воздухе висел туман, а скорее даже пар от горячих источников, — сырой, но теплый. Разноцветные озера светились в темноте, выдавая присутствие в воде магии.

Женщина сделала несколько шагов и водрузила исходящую жаром посудину на каменный алтарь и поманила Дженни к себе.

— Раздевайся, — приказала она, переливая отвар в деревянную чашу.

В смысле — раздеваться? Пальто она и так оставила в типи, сейчас на Дженни только платье. Что, и его снимать?

— Снимай все, — отозвалась на ее мысли шаманка.

Осень вообще-то. Почти зима уже.

Девушка взглянула в равнодушное лицо женщины, вдохнула и потянулась к пуговичкам.

Белье тоже пришлось снять. Ветер, до этого не напоминавший о себе, снова задул, словно радуясь возможности украсть у обнаженного девичьего тела остатки тепла. Дженни съежилась, обхватила себя за плечи руками. Богиня, как же холодно!

— В воду! — последовал очередной приказ.

Дженни опустила взгляд к озеру. Плеснула волна, окатила пальцы ног. Вблизи можно было разглядеть, что сама вода в источнике прозрачная, а дно окрашено во все оттенки охры и киновари. В центре, где бил горячий ключ, озерцо чуть бурлило и шло пузырями.

Волна еще раз лизнула белесый, словно оплавленный, камень берега, и Дженни решилась. Шагнула в источник и восторженно выдохнула, чувствуя, как все тело окутывает блаженное тепло.

Ну прямо джакузи под открытым небом.

Волосы растеклись по воде мазками рыжей краски в тон камню на дне. На берегу глухо ударил бубен, зазвенели колокольчики. Черный силуэт шаманки встал на фоне почти темного неба с обгрызенной луной. А мгновением позже зазвучала песня.

Пела шаманка, а может пели сами горы вокруг. Гортанный и резкий голос выводил мелодию, растягивая слова незнакомого языка. И глухо стучал бубен, задавая неровный ритм этой дикой песни.

Тыльную сторону ладони начало жечь словно огнем. Дженни опустила взгляд и вскрикнула. Отметины изгоя налились темно-красным и теперь походили на свежие ожоги. И было больно.

«Что происходит? Так и должно быть? Помогите!» — тысячи мыслей теснились в голове, сотни слов рвались наружу. Но можно ли прервать эту… Песню? Заклинание? Молитву?

Еле ощутимый аромат дыма и трав в воздухе. Горячее дно под ногами, прозрачная в мелких пузырьках вода ласкает кожу. Извечные горы вокруг и заунывный голос, похожий на вой ветра меж скал. На краткое мгновение Дженни почувствовала себя такой живой, настоящей, как никогда раньше. Словно растворилась в этих безлюдных горах, приняла в себя пронизывающий осенний ветер, горячую воду источников, багровый камень и неспящий в недрах дикий огонь.