Будь моим этой ночью

Шапель только кивнул в ответ. Разумеется, он все понимал, но ей от этого было не легче. Прю направилась к ближайшему окну и раздвинула драпировки.

На какое-то мгновение она изумленно уставилась в стекло. Уже должно было рассвести, однако окна были совершенно черными, словно за ними по-прежнему царила глубокая ночь.

Краска. Похоже, кто-то выкрасил окна черной краской. Неужели эти трое заранее ожидали чего-то подобного?

На сей раз, когда девушка снова перевела взгляд на Шапеля, ошибиться в выражении его лица было невозможно. На нем явно читалось удовлетворение, смешанное с жаждой крови. Это давало надежду и вызывало проблеск нескрываемой досады на физиономиях удерживавших их людей.

Все дальнейшее произошло так стремительно, что трудно было что-либо в этом разобрать. Мужчины набросились на Шапеля, выпалив в него несколько раз из пистолетов. Однако Шапель вопреки ее опасениям не рухнул на пол и даже не пошатнулся. Он словно зарядился энергией.

Маркус швырнул Прю на пол, в безопасное место за софой. Прю подползла к краю софы, ей просто необходимо было знать, что стало с Шапелем. Этого требовало ее сердце.

И это самое сердце ударилось что было силы о ребра, когда она увидела, что Шапель все еще твердо стоял на ногах. Его грудь была буквально испещрена ранами, кровь стекала тонкими струйками по загорелой коже. Однако он двигался с быстротой и грацией, производившей почти гипнотическое впечатление, и действовал с убийственной точностью, от которой захватывало дух.

Он перекинул цепь наручников через шею одного из нападавших. Одного резкого поворота руки хватило, чтобы тот упал мертвым. Не успело его тело оказаться на ковре, как Шапель набросился на его сообщника, расправившись с ним столь же ловко и проворно. Он так и мелькал перед глазами, превратившись в одно сплошное пятно.

Краешком сознания Прю понимала, что должна была прийти от увиденного в ужас, однако она не испытывала ничего подобного — напротив, от облегчения у нее кружилась голова. Боже правый, неужели ее семья спасена?

А Шапель? Что с ним? После стольких выстрелов в грудь он должен был умереть. Почему же он до сих пор жив? Когда он успел сорвать с себя наручники? Ведь еще мгновение назад цепь была целой…

Прю наблюдала, как Шапель крушил врагов одного за другим. Затем один из нападавших набросился на него с кинжалом, вонзив его ему глубоко в грудь.

Прю так и ахнула. Ну вот. Теперь он наверняка погиб. О Боже!

Однако Шапель не погиб. Он вынул кинжал из груди и небрежным жестом отбросил его в сторону, попав одному из нападавших прямо в горло. Тот, корчась, рухнул на пол.

У Прю отвисла челюсть. Маркус попытался затащить ее обратно за софу.

— Не смотрите. Вам нельзя это видеть.

Прю обернулась к нему. От изумления у нее немели конечности.

— Что происходит, Маркус?

С мрачной улыбкой Маркус одним движением плеч освободился от халата. Он был одет в брюки и рубашку, правое предплечье украшал бинт в багровых пятнах. По-видимому, халат предназначался для того, чтобы нападавшие поверили, будто их никто не ждал.

Юноша вынул из-за пояса пистолет.

— Вы только что видели, как Северьен де Фонс спас нас всех от неминуемой смерти.

Северьен де Фонс? Но ведь так звали рыцаря из рассказа Шапеля! Шапель никак не мог быть Северьеном, учитывая, что эта история, по его же словам, имела место много веков назад.

Или?..

Прю снова нырнула за софу, когда Маркус вскочил на ноги и принялся стрелять. Ее родные жались друг к другу под защитой мебели, пока Маркус, Шапель и даже отец Молино вели настоящее сражение.

Глаза Шапеля лучились изнутри каким-то сверхъестественным светом, которому Прю не могла найти объяснения. Вот он улыбнулся человеку, пытавшемуся накинуться на него. Неужели это клыки?

Неужели она теряла рассудок? Неужели страх довел ее до безумия?

Затем все вдруг стихло. Не было слышно ни криков, ни выстрелов, ни звуков падающих предметов. Прю осторожно выглянула из своего укрытия и взвизгнула, когда перед ней вдруг предстал Шапель. Он выглядел на удивление неплохо для человека, чья грудь была прострелена насквозь, не говоря уже о ране, нанесенной кинжалом.

— С вами все в порядке? — властно осведомился он.

Прю в ответ лишь уставилась на брызги крови у него на лице и раны на груди.

— Это надо спросить у вас.

— Я отлично себя чувствую.

Она с трудом сглотнула подступивший к горлу комок.

— О нет, Шапель! Не может быть!

Никто после всего этого ужаса не мог чувствовать себя отлично — никто в целом свете.

Тут поверхность его груди начала меняться на глазах. Прю изумленно моргнула и, прищурив глаза, подалась вперед, совершенно не заботясь о том, что она уставилась в упор на обнаженный мужской торс. У нее определенно начались галлюцинации, ибо раны на груди Шапеля никак не могли зажить так быстро. И тем не менее это было так.

Девушка подняла ошеломленный взгляд на Шапеля:

— Кто вы такой?

Он попытался улыбнуться, однако улыбка против его воли вышла печальной.

— Я вампир.

И тут Прю — которая всегда гордилась тем, что не была слабой пустоголовой дамочкой, — упала в обморок.

Шапель подхватил Прю как раз в тот момент, когда она сползла на пол. Его кровь оставляла пятна на ее девственно-белой шали, и его едва не выворачивало от одной мысли, что эта кровь, испортившая тонкую хлопковую ткань, легко могла оказаться ее собственной. Слава Богу, что ее не ранило.

Он поднялся на ноги, прижимая Прю к себе, после чего осторожно опустил ее на софу, даже не пытаясь привести в чувство. Ее родные сгрудились рядом и пристально следили за ним.

— Я не собираюсь причинять вам вред, — заявил Шапель им таким тоном, как будто они готовы были в любую минуту сорваться и бежать за факелами и вилами.

— Думаю, если бы у вас и впрямь имелось такое намерение, вы бы уже давно это сделали, — отозвался Томас.

Матильда взглянула на Шапеля так, словно он выжил из ума, однако остальные дамы, а также их мужья, рассматривали его, как дети рассматривают тигра — словно они хотели его обнять, но побаивались.

— Кто эти люди?

Вопрос был задан Прю. Обернувшись, Шапель увидел, что Молино привел ее в чувство. Пока она говорила, священник держал ее за руку.

Как ни удивительно, Шапель без труда встретил ее взгляд. В нем не было ненависти, лишь недоверие — которое, без сомнения, сменится ненавистью и страхом, как только первое потрясение пройдет.

— Они принадлежат к тайному обществу, известному как орден Серебряной Ладони.

Судя по недоуменному лицу девушки, это название ей ни о чем не говорило. Тем не менее она, по-видимому, начала догадываться, зачем они явились сюда.