Будда на чердаке. Сборник
Шрифт:
«За твоей партой сидит теперь другой мальчик. Вчера твоя собака попала под машину».
Девочку из Северного Фремонта строго отчитал почтальон — по его мнению, переписываться с японцами в военное время могут только предатели.
В дома японцев начинают въезжать новые жильцы. Оки и арки, которые приехали сюда в поисках работы. Разорившиеся фермеры из Озаркса. Прибывшие с юга негры, жалкие пожитки которых поместились в несколько грязных узелков. Бродяги и переселенцы. Словом, всякий сброд. Люди, от которых лучше держаться подальше.
«Некоторые не умеют ни читать, ни писать».
Они работают на военных заводах по десять, а то и по пятнадцать часов в день. Живут по три-четыре семьи в одном доме. Стирают белье во дворах, в жестяных корытах. Позволяют детям бегать без присмотра. По выходным до позднего вечера сидят на скамейках у дверей, курят и выпивают. А нам остается лишь сожалеть о прежних соседях — тихих и спокойных японцах.
В конце лета
«Поезда-призраки».
Так говорят те, кому удалось их увидеть. Кое-кто разглядел, как эти поезда поднимаются все выше, пробиваясь сквозь узкие горные ущелья Сьерра-Невады: Алтамонт, Сискийу, Шаста, Техачапи. Кто-то наблюдал, как они направляются к западному краю Скалистых гор. Табельщик на станции в Траки видел, как в окне такого поезда поднялась занавеска и мелькнуло женское лицо.
«Японка».
Правда, все произошло так быстро, что он ничего не может утверждать с уверенностью. Поезд прибыл на станцию не по расписанию. Женщина выглядела усталой. У нее было маленькое круглое лицо и короткие черные волосы. Неужели это одна из наших японок, спрашиваем мы себя. Может быть, жена хозяина прачечной Ито. Или пожилая женщина, которая по выходным продавала цветы на углу Эдвард-стрит и Стейт-стрит.
«Мы называли ее цветочной леди».
Или еще кто-то, с кем мы множество раз сталкивались на улице, не замечая.
Осенью никто не устраивает буддийский праздник урожая на Главной улице. Праздника хризантем в этом году тоже не было. Не будет и парада бумажных фонарей в сумерках. Дети в кимоно с длинными развевающимися рукавами больше не будут до темноты петь и плясать под сумасшедшую барабанную дробь. Потому что японцев в городе больше нет. «Сначала мы о них тревожились, потом за них молились, а после начали забывать», — говорит пожилой мужчина, пенсионер, он больше десяти лет жил по соседству с семьей Огата. Когда он чувствует себя одиноким, идет в ближайший парк и садится на скамью. «Я слушаю пение птиц до тех пор, пока мне не становится лучше, — говорит он. — А потом возвращаюсь домой». Иногда он по нескольку дней не вспоминает о японцах. Но иногда ему кажется, что он увидел на улице знакомое лицо. «Это же миссис Хисикава из бакалейного магазина, только почему она не машет рукой мне в ответ?» Иногда до него доходят какие-то новости.
«В саду семьи Коянаги под сливовым деревом нашли несколько винтовок. В Окленде, в одном из домов, где жили японцы, обнаружена эмблема общества „Черный дракон“».
А иногда старик слышит за спиной чьи-то шаги, оборачивается, а на тротуаре никого нет. И тогда он отчетливо осознает: японцы исчезли из нашего города и мы не представляем, где они сейчас.
К первым заморозкам лица японцев начинают бледнеть и расплываться в нашей памяти. Их имена ускользают от нас.
«Никак не могу вспомнить, как его звали — мистер Като или мистер Сато?»
Мы больше не получаем от них писем. Наши дети, которые так отчаянно по ним скучали, больше не спрашивают, где они и когда вернутся. Малыши вообще их едва помнят. «Мне кажется, однажды я видел японца», — говорят они. Или спрашивают: «У всех японцев черные волосы, правда?» Вскоре мы замечаем, что все чаще говорим о них в прошедшем времени. Днем почти не вспоминаем, но по ночам они, нежданные и незваные, приходят к нам во сне.
«Мне снился сын нашего садовника, Эллиот. Сказал, чтобы я не беспокоилась. Что у них все хорошо. Еды достаточно, и они каждый день играют в бейсбол».
А утром, когда мы просыпаемся, мысли о японцах улетучиваются.
Проходит год, и последние следы японцев исчезают из нашего города. На окнах домов сверкают золотые звезды. Красивые молодые вдовы, потерявшие мужей на войне, катят коляски по дорожкам парка. Хозяева выгуливают собак на тенистых дорожках у водохранилища. В центре города, на Главной улице, цветут нарциссы. В новом кафе «Королевские отбивные» полно рабочих с корабельного завода, у которых сейчас перерыв на ланч. Солдаты, приехавшие домой на побывку, разгуливают по улицам, и номера в отеле «Парадиз» никогда не пустуют. Цветочный магазин, прежде принадлежавший японцу по фамилии Кэй, стал парфюмерным и принадлежит мистеру Фоли. Бакалейный магазин Харады не изменился, разве что у него теперь новый хозяин — китаец Вон. Всякий раз, проходя мимо его витрин, мы воображаем, что мистер Харада по-прежнему стоит за прилавком. Но он покинул наш город так же, как и другие японцы. Мы редко вспоминаем о них, точнее, не вспоминаем вовсе. Время от времени до нас долетают слухи из того мира, что лежит по другую сторону гор. Говорят, в пустынях Невады и Юты выросли целые японские города. А в Айдахо японцев сгоняют в поля собирать сахарную свеклу. Вроде бы в Вайоминге видели японских детишек, которые в сумерках вышли из леса, дрожа от холода и голода. Но все эти слухи, скорее всего, далеки от истины. Мы твердо знаем лишь одно:
японцы исчезли и пребывают неведомо где, а в этом мире мы вряд ли встретимся вновь.БЛАГОДАРНОСТИ
На создание этого романа меня вдохновили истории иммигрантов, приехавших в Америку в начале 1900-х. Я пользовалась многими историческими источниками, и так как сейчас не могу перечислить их все, назову лишь самые важные. Это в первую очередь «Иссеи. [12] История японских иммигрантов в Северной Америке» Кадзуо Ито и «Иссеи» и «Женщины-иссеи» Эйлин Сунады Сарасон, а также «Воспоминания японцев с Восточного побережья», «Сиракава» Стэна Флювелинга, «Великое предательство» Одри Джирднер и Энн Лофтис, «Иссеи, нисеи, [13] война невест» Эвелин Накано Гленн, «Иссеи» Юдзи Итиоки, «Изгнанные» (под ред. Линды Гордон и Гэри Й. Окихиро), «Упрямая веточка» Лорин Кесслер, «Сквозь суровые зимы» Акеми Кикумуры, «По ту сторону лояльности» Минору Киёты, «Япония Лафкадио Хирна» (под ред. Доналда Ричи), «Изгородь, отделяющая от свободы» Элен Ливайн, «Невесты по фотографии» Томоко Макаби, «Автобиография гейши» Саё Масуды, «Сельские голоса» и «Эпитафия персику» Дэвида Мае Масумото, «Возделывая чужую землю» Валери Дж. Мацумото, «Американские японки» Мей Накано, «Только то, что мы можем унести с собой» (под ред. Лоусона Фусао Инады), «Остров посреди материка» Доналда Ричи, «Кимоно как образ мыслей» Бернарда Рудофски, «Воспоминания о шелке и соломе» и «Воспоминания о ветре и волнах» доктора Юнити Саги, «Дочь самурая» Эцу Инагаки Сугимото, «Корейские невесты по фотографии» Сони Шинн Суноо, «Странники с другого берега» Роналда Такаки, «Почва» Пагацуки Такаси, «Иссеи с реки Худ» Линды Тамуры, «И справедливость для всех» Джона Татейси, «Спасение» Дороти Свейн Томас, «Изгнание в пустыню» Есико Утиды, «Песни, которым учила меня мать» Вакако Ямаути, «Прибытие невест по фотографии» Вон Кил Юна. Несколько строк из речи мэра я позаимствовала из стенограммы брифинга, который дал секретарь Департамента обороны Доналд Рамсфелд 12 октября 2001 года. Хочу также выразить благодарность Мэри Сван, чей короткий рассказ «1917» вдохновил меня на создание первой главы романа.
12
Иссеи (Issei) — иммигранты в США из Японии до Второй мировой войны.
13
Нисеи (Nisei — букв, «второе поколение») — американцы японского происхождения («третье поколение» — сансеи).
Я глубоко признательна Николь Араджи, которая вселила в меня решимость написать эту книгу. Благодарю Джордан Павлин за ценные советы по редактуре, Кэти Минтон и Исайю Шеффера из «Симфоны спейс» — за поддержку, а Мемориальный фонд Джона Саймона Гуггенхайма — за щедрую помощь, оказанную мне этой организацией. Также выражаю признательность Лесли Ливайн, Расселу Перро, Мишель Сомерс и Кристи Хаусер. Особая благодарность — моей семье и моей лучшей подруге Каби Хартман. И Энди Бинену, с любовью.
КОГДА ИМПЕРАТОР БЫЛ БОГОМ
Моим родителям и памяти Тоёко Х. Нозаки
ПРИКАЗ ОБ ЭВАКУАЦИИ № 19
Эти листки появились в течение одной ночи. На рекламных щитах, стволах деревьев, спинках скамеек на автобусных остановках. Один висел на витрине «Вулворта». Другой — у входа в Христианский союз молодежи. Третий — на дверях муниципального суда. На всех телефонных будках, попадавшихся на Университетской улице, тоже были такие листки, прикрепленные на уровне глаз. Женщина, идущая в библиотеку, чтобы вернуть книгу, увидела его в окне почты. Это было в Беркли весной 1942 года, теплым солнечным днем. На женщине были новые очки, и впервые за последние несколько недель она видела все ясно и отчетливо. Теперь ей не надо было прищуриваться, чтобы разглядеть что-то как следует, но она все равно щурилась по привычке. Женщина прочла объявление от первой до последней строчки, достала авторучку и прочла еще раз. Шрифт был мелкий и бледный. Она написала несколько слов на обратной стороне банковской расписки, повернулась и пошла домой собирать вещи.
Когда через девять дней из библиотеки пришло извещение с просьбой вернуть книгу, женщина еще не закончила собирать вещи. Дети только что ушли в школу, во всех комнатах на полу стояли коробки и чемоданы. Женщина бросила конверт в первый попавшийся чемодан и вышла из дома.
На улице припекало, и пальмы лениво покачивали листьями. Женщина надела белые шелковые перчатки и двинулась по Эшби в восточном направлении. Она пересекла Калифорния-стрит, зашла в аптеку «Рамфорд», купила несколько кусков мыла «Люкс» и большую банку крема для лица. Прошла мимо магазина дешевых товаров и бакалеи, не встретив никого из знакомых. В газетном киоске на углу Гроув купила свежую «Беркли газетт». Быстро просмотрела заголовки. Движение по Бирма-роуд перекрыто, Ивонна, одна из пятерых близняшек, родившихся в семье Дион, поправляется после операции на ухе. Со вторника вводится нормированная продажа сахара. Женщина осторожно свернула газету, чтобы не запачкать типографской краской белые перчатки.