Будем жить!
Шрифт:
– Клиент наш язык понимает? Или ему придётся жестами и тумаками объяснять правила поведения – а то среди нас полиглотов нет, так, пару десятков слов на инглише; ну и «хенде-хох» с «гитлер-капутом» – как все остальные языки мира?
Старлей хмыкнул:
– Считай, повезло тебе, Следопыт – как раз клиент понимает вполне достаточно, и даже объясниться сможет. Акцент, конечно, жуткий – ну так у тебя и того хуже, так что не тебе нос кривить. – сказано было без насмешки, простая констатация факта.
Я только кивнул. Действительно, мне-то даже до такого вот «пиджн-руссиша» пилить и пилить – языковая среда не та, или просто ленивый я? Скорее всего, и то, и другое… Подведенный арестант был худым, грязноватым – но совсем заморенным не выглядел. Глаза смотрели ясно и открыто, пациент
– Представьтесь. – теперь стандартный опрос, я его два дня зубрил, чтобы не выглядеть деревенским валенком! Правила досрочного освобождения по «выкупу», необходимо убедиться, что человек сознательно отказывается от защиты правосудия ПРА и добровольно переходит под чужую юрисдикцию. Как ни смешно – именно защиты, хоть и такой вот, каторжной; некоторых «сидельцев» многие хотели бы откупить только для того, чтобы медленно, вдумчиво и с перерывами на выпивку и танцы, натянуть на колья! Бывает, дело житейское – деньги, личные счёты, какие-то претензии по бог знает когда случившимся эксцессам…
– Дейс, Горст Иво. Я есть отбывать наказаний по номьер фир-зивен-драй, тейл цвай… простить, плохо владьеть язык. Я есть зье-ка номер фюнф-айн-цвай. – отбарабанил этот интересный кадр почти военным рапортом. Но не стараясь «прогнуться» – а именно потому, что ему самому так удобнее. Бывший военный? Я, с трудом продираясь сквозь эти его «фир-зивены» и «тейл-цваи», сверил номера статей, по которым ему вкатали срок, и личный номер арестанта, и подтвердил соответствие. Теперь сверяем фото – похож, хотя, конечно, весьма подобветшал за полгода каторжных работ, поистёрся мужик… Дожидаюсь подтверждения от своих бойцов – в данной ситуации они же и понятые, и как-бы независимая охрана. По процессуальным нормам, сейчас не мы забираем подконвойного, а лично я. И отвечать за его пропажу или гибель буду – тоже я. В РА не любят «коллективной ответственности», что я всецело одобряю – когда виноваты все, то не виноват никто! А День с Веслом только мои подчинённые, и в случае происшествия уже я могу применить к ним те или иные взыскания – ну, если посчитаю нужным и успею до того момента, как к ответу призовут меня самого… Да, так вот – я, забирая подконвойного под свою ответственность, получаю от «независимых» свидетелей подтверждение того, что забрал кого надо, а не неизвестного мужика. А главное – капитан Токтаев документально подтверждает передачу мне этого варнака, после чего перестаёт нести ответственность за его личность.
Да, кстати, ответственность – это не совсем то, о чём сразу вспоминается по Земному опыту! Если вдруг мы этого кадра «потеряем» в саванне – то никто не устроит нам вырывание печени через глотку за то, что, мол, «не уберегли»! Он каторжник, то есть лишённый большинства гражданских прав человек. Нет, поинтересуются обязательно – куда это девался вверенный нашему попечению зэ-ка? Но главной целью вопросов останется недопущение его побега, а не его же жизнь и здравие! То есть, привези мы, предположим, фото-, а лучше видеоматериалы о его стопроцентной гибели от, допустим, укусов змей, в чьё гнездо он совершенно случайно свалился – и этот рапорт просто подошьют к закрываемом делу. Скажем так, почти наверняка… И никого не будет даже интересовать, почему он вообще оказался возле оного гнезда, как и причиной, по которой рукав его куртки полуободран, а на роже при сильном желании можно рассмотреть здоровенный фонарь! Ну, если чересчур уж мы сами не накосячим…
Думаю, все эти перспективы этот «горсть» знал и сам – почему и исполнял команды быстро и деловито. Приказ «Предъявить тело к осмотру!» он начал отрабатывать едва ли не раньше, чем я договорил фразу. Нафига мне его тушка в голом виде? Следующий пункт протокола, личный осмотр организма подконвойного, выполняющий сразу несколько задач. Отсутствие запрещённых предметов в имуществе зэ-ка,
отсутствие визуально обнаруживаемых болячек (не хотелось бы случайно подхватить какую-либо заразу вроде дерматита, лишая и тому подобных), отсутствие на теле ран или гематом, могущих быть опасными для жизни (в этом случае клиента положено немедленно передать в ведение медицинских служб), отсутствие оружия и приравненого к нему имущества… Ну, и как одна из целей – сверка наличия особых примет с указанными в личном деле, и отсутсвие тех, которых там не указано. То бишь, если написано, что у подконвойного на лопатке имеется татуировка драного кошака (фото с головой облезлого и перекошенного тигра, нанесённого на кожу в указанном месте, прилагается) – то именно такая и должна быть на положенном месте. А если больше нет никаких описанных татуировок, то татуха крокодила на, допустим, икре варнака – повод немедленно отправить его на довыяснение личности! Поскольку лишних, как и недостающих, особых примет быть не должно!Кадр заложил руки за голову и спокойно ждёт завершения осмотра. Сверяю список особых примет: шрам на рёбрах с правой стороны – есть, шрам на лопатке, полученный уже на каторге – и внесённый в список «особых» – тоже есть, чуть поблек, но это нормально, фотографировали совсем свежий… шрам аппендиксовый на месте, татуировка волчьей башки на плече, над какими-то там кинжалами-черепами – есть, соответствует фотоснимку. Вроде всё, ничего лишнего или недостающего.
– Подтверждаю соответствие особых примет. – почти в унисон рапортуют мои ребята. Я киваю и тоже вслух произношу (всё происходящее фиксируется на портативную видеокамеру, для архива):
– Подтверждаю, особые приметы соответствуют описанным в личном деле. Одевайтесь. – это уже немцу, который с похвальной быстротой тут же напяливает на себя сброшенные на землю минутой ранее шмотки. Всё, личность считается опознанной, следующее – проинформировать опознанного заключённого о его возможной дальнейшей судьбе. Протягиваю стоящему почти навытяжку арестанту папку с четырьмя листками – два на русском языке, ещё два точная копия первых, но на дойче:
– Внимательно прочтите и подпишите, в графе «ознакомлен», после прочтения. – тыкаю пальцем в графу на русском экземпляре, там же такое окошко имеется и на немецком. Три минуты чтения, в ответ на вопросительный взгляд показываю на зацепленную за корешок папки ручку, заключёный быстро подписывает оба экземпляра. Теперь последнее действо. Беру из руки Весла вторую папку и протягивая немцу, произношу:
– Заключённый номер пять-один-два (к нашему я бы обратился как к «пятьсот двенадцатому», но для немца задаю вопрос проще, чтобы не переводил цифры в привычное ему звучание) Дейс, Горст Иво – желаете ли вы, добровольно и без какого-либо принуждения, согласно статьи двенадцать уголовно-процессуального кодекса Протектората Русской Армии, выйти из зоны ответственности законодательства Протектората – в случае погашения вашей судимости – и перейти в зону юрисдикции Территории Нойехафе, по согласованию с Протекторатом готовой оплатить нанесённый вами ущерб?
Немец судорожно кивает и, с заиканием, выдыхает:
– Й-йя-а-аа… Их бин… Их стимме… соглашать есть!
Я, выдержав секундную паузу, переспрашиваю:
– Вы достаточно хорошо понимаете условия выкупа вашей задолженности? Требуется ли вам переводчик?
Немец сглатывает и сипит:
– Нихт… Нет треппофать. Я понимать хорошо! Я есть соглашать!
Я поворачиваюсь к понятым, те кивают и по очереди подтверждают на камеру:
– Заключённый добровольно подтвердил согласие на досрочное освобождение и переход из юрисдикции Протектората Русской Армии в юрисдикцию Территории Нойехафен.
Капитан Токтаев делает полшага вперёд и коротко командует:
– Заключённый номер пять-один-два Дейс Горст Иво, с настоящего момента и до момента передачи вас в руки соответствующих служб Территории Нойехафен поступаете под командование сержанта Злого. Вы обязаны выполнять любые его приказы, это понятно?
– Яволь, герр каптайн! Я понимайть выполнять!
Токтаев поворачивается ко мне:
– Сержант Злой, заключённый передаётся в ваше распоряжение.
Я киваю и отвечаю: