Будешь моей!

Я столько лет думала о нём плохо. Считала, что он мной воспользовался, оставил, променял на другую, а на самом деле…

— Марк… — касаюсь пальцами его колючей щеки и радуюсь, когда вижу, что он расслабляется. Черты лица становятся мягче. — О чём ты сейчас думаешь?

— Наверное, о том же, о чём и ты, — оборачивается на меня, и в его взгляде читается что-то такое… щемящее. Боль, разочарование, опустошение. Сожаление об упущенных возможностях. — Ты понимаешь, что всё могло бы сложиться совсем по-другому?

— Могло бы…

Он смотрит на меня. Смотрит долго… а потом обнимает, опаляя горячим дыханием висок.

— Мы могли бы быть вместе, ты это понимаешь? Каждый день. Совместные завтраки, путешествия… Всё могло бы быть совершенно иначе! Ты счастлива сейчас, скажи?

— Если ты о том, думала ли я о тебе все эти годы, то мой ответ — да. Даже больше, чём ты того заслуживаешь, Шелест.

Он улыбается, но не весело, скорее как-то горько и легко касается губами моей шеи.

— Я тоже думал о тебе. Постоянно… — поцелуи становятся откровеннее, нетерпеливее… и вот его рука уже стягивает с меня простынь. — Наверное, не было ни одного дня, чтобы я тебя не вспоминал.

Кусая губы, заставляю себя не думать о том, о чём думать сейчас не нужно. Пытаюсь выбросить всё лишнее из головы. Но…

— Марк… ты женат. Это всё неправильно. Ты же сам всё понимаешь. Твоя жена…

— Пожалуйста, я не хочу сейчас ни о чём говорить. А тем более о ней, — простынь соскальзывает с моего тела и падает на пол. — Я слишком долго тебя не видел. И так соскучился.

***

— Где у тебя ванная?

— Там, дальше по коридору, — сонно машу рукой в сторону прихожей и закрываю глаза.

Я устала. Выжата. И физически, и морально. Но это такая приятная усталость… Кажется, я никогда не была такой… уравновешенной, как сейчас. Не важно, что будет утром, какая разница. Сейчас он мой, я вижу в его глазах то, что не сыграешь. А завтра… я подумаю об этом завтра.

Внезапно откуда-то доносится жужжание телефона. Откуда-то… из-под кровати?

Опускаю руку вниз и пытаюсь нашарить на полу источник звука. Вот он — айфон Марка.

Я не хотела этого делать, клянусь! Но всё-таки посмотрела…

Дарина.

Ни фотографии, ни уменьшительно-ласкательного имени, ни милого прозвища, коими награждают друг друга счастливые пары. Просто Дарина.

Бросаю быстрый взгляд на часы — половина четвёртого. Наверное, она волнуется. Места себе не находит.

Я чувствую себя самым ужасным человеком на земле, но меня не трогает душевное состояние незнакомой для меня женщины. Наверное, должна — обязана! — но не могу ей сопереживать. Все эти годы я не воспринимала её никак иначе, как разлучницу! Ведь до неё Марк был моим! И не важно, что до меня он был её… Как же всё запутано.

Осторожно кладу телефон обратно на пол и стараюсь забыть то, что увидела. Но имя на экране никак не хочет выветриваться из головы.

Дарина. Дарина. Дарина. Это жена! Она имеет на него полное право, на его тело, а я нет. Я ему никто. Всего лишь мать его ребёнка…

— Злата, — доносится из прихожей, и я тут же забываю про звонок, когда вижу сквозь открытую дверь льющийся из соседней комнаты свет.

Накинув тонкий шёлковый халат, иду на голос, прекрасно зная, что будет дальше. К этому я не была готова, но, видимо, раскрыть карты придётся именно сейчас.

Марк стоит у распахнутой двери детской комнаты и с удивлением рассматривает крошечную кроватку, заправленную голубым пледом, расставленные всюду мягкие игрушки, фотографии, где я на всех неизменно обнимаю Женю.

— Это… кто? — указывает на самую большую фотографию в рамке, где Женя ещё совсем малыш.

— Это мой сын.

— У тебя есть сын? — оборачивается на меня, и в серо-зелёных глазах плещется искреннее удивление. — Но… когда? Как… — запинается. — Сколько ему?

— Четыре, — опираюсь плечом о дверной косяк и наблюдаю, как молниеносно меняется выражение его лица. Сначала удивлённое и секундой после — озадаченное.

— Четыре… — повторяет, глядя в одну точку. Затем, взяв рамку в руки, долго смотрит на снимок, после чего переводит на меня ошарашенный взгляд: — Он что — мой? Это мой сын?

— Да, Марк, это твой сын.

Часть 11

***

Открыв входную дверь Марк, не особо заботясь о том, чтобы вести себя тише, кинул ключи на низкий журнальный стол. Он знал, что жена не спит — видел с улицы, что в окне спальни на втором этаже горит свет.

И тут же словно в подтверждение его мыслей в гостиной появилась Дарина: в руках — квадратный стакан с неразбавленным виски, в глазах — ярость.

— Ты где был всё это время? Я звонила тебе, наверное, раз сто!

Марк похлопал руками по карманам — мобильного нет, наверное, забыл дома у Златы.

— Ты что, потерял телефон? — уже чуть спокойнее.

— Видимо, так, — выдохнул, устало стягивая косуху. Швырнув куртку на белоснежный кожаный диван, бесцеремонно взял из рук жены виски и залпом опрокинул остатки. — Прости, я жутко устал и хочу спать, — ничего не объясняя, сунул ей обратно опустевший стакан и зашагал наверх в спальню.

Дарина буквально застыла на месте, провожая ошарашенным взглядом мужа. Они женаты уже чуть больше четырёх лет и подобный фортель он выкинул впервые. Что это с ним… Даже злость куда-то улетучилась.

— Ма-арк… — засеменила следом по лестнице и, войдя в комнату, застала его у огромного зеркального шкафа. — Что-то случилось?

— С чего ты взяла? — спросил он, не оборачиваясь, снимая через голову свитер. — Всё нормально.

— Просто тебя так долго не было и на звонки не отвечал…

— Я же сказал — где-то посеял трубку, — отодвинув с сторону дверной слайд гардероба, не складывая бросил на полку скомканный свитер. — Посидел с друзьями в баре, за временем не следил. Ты же тоже частенько где-то зависаешь и я тебе за это не предъявляю!

— Эй, полегче, я волновалась, вообще-то! — обиженно. — Хотела уже больницы и морги обзванивать. Пять утра, Марк! Ты никогда на столько не задерживался. А если задерживался, то всегда звонил и предупреждал!

Шумно вздохнув, Марк обернулся и, стрельнув взглядом по откупоренной на прикроватной тумбочке бутылке "Джонни Уокера", буквально заставил себя не кипятиться. Он действительно явился под утро и она имеет полное право злиться. Виноват — он.