Будет больно, моя девочка

Я больше не думаю о том, что о нашем очередном побеге могут узнать. А еще чувствую тепло в груди. Его там очень и очень много. Впервые за последние дни мне хочется искренне улыбаться.

Я и улыбаюсь.

Мейхер, правда, очень странно реагирует. С каждой минутой становится все более мрачным и задумчивым. Может быть, у него что-то случилось? С сестрой? Я неглупая и лезть с расспросами на такую щепетильную тему никогда не решусь, но эта ситуация многое объясняет. По крайней мере, я теперь частично понимаю, почему Арс такой.

Когда такси останавливается у отеля, я вылезаю на улицу и делаю широкий шаг к ступеням, Арс хватает меня за руку. Сжимает ладонь в своей.

— Ты чего? — ловлю его взгляд.

— Я… В общем... Я сваливаю, Майя.

— Куда?

Стою перед ним и как дура хлопаю глазами, совсем ничего не понимая.

— Пацаны здесь знакомые позвали к себе. Школьные поездки и все эти экскурсии не мое.

— Ты просто уедешь? А как же Марта? Родители? Она же им…

— Им без разницы, где я. А проблем в школе, как ты уже поняла, у меня тоже не будет.

— Поняла, — снова киваю, закусив нижнюю губу. — А я? Меня, получается, накажут за то, что я опять с тобой уехала? — перехожу на шепот. — Марта точно устроит скандал…

Арс хмурится. Оглядывается на все еще стоящее позади такси. Улыбаться мне больше не хочется.

— Можешь поехать со мной, — предлагает секунды спустя.

— Нет, — мотаю головой. — Пойду в номер, — бормочу еле слышно, окончательно сникая. Не знаю, почему это происходит, но оно случается, и я вновь чувствую себя одиноко.

Аккуратно высвобождаю свою руку и направляюсь к отелю. Тянусь к дверной ручке и всхлипываю. Нос жжет от подступающих слез.

Ну что же такое? Подумаешь. Ничего ужасного не произошло. Ничего.

Оказавшись в лобби, иду к лифту. Когда створки разъезжаются в разные стороны и я захожу внутрь, слезы по моим щекам уже катятся градом. Прилипаю спиной к боковой стенке, нажимая на кнопку своего этажа.

Арс забегает в лифт в последний момент. Впивается в меня глазами, а потом резко тянет на себя. Двери схлопываются.

— Ты снова ревешь, — выдает, часто дыша. Его губы в этот момент почти касаются моих.

Волнение охватывает и тело, и душу.

— Я…

Договорить он не дает. Обрушивается на мои губы поцелуем.

Закрываю глаза. Дыхание перехватывает.

Тело охватывает мелкая дрожь. Арсений оттесняет нас в угол, так что при входе в лифт люди теперь увидят лишь его спину. Он продолжает меня целовать. Мягко, но с напором.

Чувствую себя дурочкой. Это так странно. Мне хочется ответить ему, но целоваться я не умею. Просто подставляю свои губы. Позволяю себя целовать и, кажется, даже не дышу. Чувства обостряются до предела. Я каждый шорох слышу, а каждое прикосновение не просто обжигает, оно разъедает кожу до кости. Меня все еще слегка потряхивает. Я дрожу и, кажется, окончательно теряю ориентиры.

Хватаю воздух ртом, когда он отрывается от моих губ. Заглядываю ему в глаза.

Почему он не уехал?

Арс касается большим пальцем моей щеки, стирает с нее слезы, а у меня сердце вот-вот выпрыгнет.

— Что ты делаешь? — едва нахожу в себе силы, чтобы разомкнуть губы и задать ему этот вопрос.

Я слышу, как двери в кабинке снова распахиваются, но мы оба не спешим из нее выходить.

— Целую тебя. Я же обещал, что снова это сделаю, если ты заплачешь.

Он переходит на шепот, кажущийся мне громким. Комфортна сейчас лишь тишина, звуки нашего дыхания и стук сердца.

— Зачем?

Спрашиваю, а сама боюсь услышать ответ. Я не верю его словам. Сопротивляюсь каждому. Но сильнее всего я боюсь себя. Вот этих странных, абсолютно непонятных чувств, что я к нему, как оказалось, испытываю. Его слова про то, что он хочет уехать, выбили почву у меня из-под ног. Они словно лишили равновесия.

Я так же не знаю, почему почувствовала радость, когда увидела его в кабинке лифта. Но она прошлась по моему телу волной. Насквозь. Такая яркая, теплая. Слезы подсохли…

— Я уже говорил, Майя. Ты. Мне. Нравишься.

Замираю. Наверное, мое сердце в этот момент тоже останавливается. Шум крови в голове становится невыносимым. Пульс долбит по вискам, ладони потеют.

Арсений продолжает смотреть мне в глаза. Он точно гипнотизирует, иначе как объяснить то, что я не могу отвести от него свой взгляд? Как же?

— Ты красивая, — произносит чуть громче. Вижу, как у него дергается кадык. — Добрая, самая добрая. С тобой можно говорить обо всем. Можно молчать. Ты моя противоположность, Майя. Абсолютная. Это дико. Это так странно. Я не могу объяснить, почему так происходит, — уголки его губ заостряются в улыбке, — но первый человек, о котором я думаю, когда просыпаюсь, ты. Ты же — моя последняя мысль, когда засыпаю…

Он проговаривает это так четко, все тем же шепотом, а у меня ноги подкашиваются. Рассматриваю его. Пытаюсь уличить во вранье, докопаться хоть до какой-то мелочи, но не выходит. Все, что я вижу, это его безумные глаза, на фоне которых я чувствую, что его рот озвучивает правду.

— Ты так сильно меня раздражаешь, — продолжает, транслируя свои эмоции. Их много. Я впервые понимаю, что он живой. Арсений Мейхер — живой человек, у которого есть чувства и мысли. — Так сильно волнуешь. Не вписываешься в мой мир, потому что хорошая, справедливая и так много улыбаешься… Сначала мне казалось, что ты притворяешься. Нельзя быть такой. Просто невозможно, Майя. Но ты есть. И ты где-то здесь, — берет меня за руку и прижимает наши ладони к своему сердцу под распахнутой курткой. — Мне казалось, что лучше и проще тебя оттолкнуть, чем принять то, что я к тебе чувствую.

Моргаю. Хватаю носом воздух.

— Я… — выдаю какое-то шипение вместо слов.

— Прости, — зарывается пальцами в мои волосы, вынуждая прислониться затылком к стенке лифта. — Мне было стыдно за то, что произошло тогда в доме с собаками. Страшно за тебя. Стыдно за себя. Это не оправдания. Это… просто… — частит словами.

Он касается губами моей щеки, виска. Крепче прижимает к себе и замирает. Я тоже замираю, не знаю, сколько мы так стоим. Сколько я перевариваю его слова. Сколько людей успевает зайти и выйти из лифта, но в какой-то момент заслонка в душе отходит в сторону и я боязливо прижимаюсь щекой к его груди, проскальзываю ладонями ему под куртку и обнимаю.

Это так странно. Обнимать его. Чувствовать так близко. Пропитываться запахом мужской туалетной воды…

Все это со мной впервые.

Дрожь медленно отступает. В какой-то момент я возвращаю свои руки ему на грудь, собираю ткань футболки в кулаки и крепко их сжимаю, продолжая прижиматься к Арсению всем телом.

— Я не чувствую к тебе того же, — произношу так тихо, что сама себя еле слышу. Бормочу в ямочку у его ключицы.

Он слышит. Знаю, что слышит. Стискивает меня сильнее. Просто вдавливает в себя так, что пошевелиться становится невозможно.