«Будет жить!..». На семи фронтах

— Текст письма вам понятен? — спросил хозяин.

— Текст-то понятен, но смысл — не совсем.

— Попробуем разобраться вместе, — сказал Юргенсон. — Видите ли, мой брат по специальности инженер-дорожник. Судя по тому, что он упоминает о работе, близкой к его специальности, а также о «пасеке» и «пчелках», вполне можно допустить, что он работает на строительстве немецкого военного аэродрома. Местечко же с ласковым названием может быть польским городом Люблином, от которого немецким «пчелкам», то есть военным самолетам, можно будет долететь до «нашего сада», то есть до западных районов Советского Союза, всего за несколько минут. Согласны со мной?

— Возможно, что это так. Но что из этого следует?

— Неужели не понятно? Не будут же немцы строить аэродром у границ Советского Союза, чтобы летать о него бомбить Лондон? У самолетов и горючего не хватит на такой рейс.

В здравом смысле отказать Юргенсону было нельзя, как, впрочем, и всем, кто старался предупредить нас о грозящей опасности.

В конце мая — начале июня 1941 года эта опасность витала в воздухе. Как перед грозой, каждый испытывал какое-то необъяснимое томление, особое внутреннее напряжение. Многомиллионная гитлеровская армия нависала над нашими границами. И хотя наша пресса высказывалась об отношениях с Германией в дружелюбных тонах, тем не менее тревога среди населения Эстонии, Латвии и Литвы нарастала. Усиливалась она и среди нас.

Правда, чувства наши — я говорю о себе и своих сослуживцах, с кем близко общался, — были двоякими.

С одной стороны, вера в нашу мощь и несокрушимость, чему в немалой степени способствовали технические достижения и рекорды того времени: перелет через Северный полюс в Америку Чкалова, Байдукова и Белякова, рекорды В. Коккинаки и Гризодубовой, высадка на дрейфующую льдину научной экспедиции Папанина, спасение челюскинцев. Добавьте сюда Днепрогэс, Магнитку, Сталинградский тракторный, начавшее поступать в войска новейшее вооружение — и вам будет понятно, на чем основывалась наша уверенность. Плюс ко всему — святая вера в гений Сталина, который все знает и ничего плохого не допустит…

С другой стороны, опасность со стороны фашистской Германии была столь очевидна, что игнорировать ее оказалось уже невозможно. И возникал мучительный вопрос: все ли у нас правильно делается? Разумеется, этот вопрос каждый таил в себе, но, когда тысячи людей думают одно и то же, они невольно начинают действовать сообща.

Военную опасность в приграничных районах Прибалтийского Особого военного округа чувствовали многие и, как могли, содействовали повышению боеготовности частей. Однако известное Заявление ТАСС от 14 июня разрядило обстановку. Тогда же в наших воинских частях, располагавшихся в приграничных районах, больше стали говорить о текущей боевой учебе, разрешили командному составу отпуска, которые до этого предоставлялись весьма неохотно и очень небольшому количеству лиц.

18 июня я получил задание организовать в районе города Лиепая изыскательские работы для аэродрома второй очереди. Из Риги я выехал на следующий день, 20-го был в Лиепае и прямо с вокзала отправился в штаб 67-й стрелковой дивизии, размещавшейся в военном городке на окраине.

Обычно в штабе соблюдался размеренный деловой ритм, на этот раз меня удивило непривычное оживление: поминутно хлопали двери, из кабинета в кабинет бегали люди, беспрестанно звонили телефоны. Все были чем-то чрезвычайно озабочены. Первое, что пришло мне в голову: не начались ли штабные учения? Командир дивизии генерал Н. А. Дедаев принял меня тотчас же. Это тоже меня озадачило. Обычно в других штабах я привык ждать, ибо дела мои не имели особой спешности. Представившись, я доложил о цели своего задания.

— Самое подходящее время — строить аэродром, — скептически усмехнулся Н. А. Дедаев. — А не спросили вы, часом, свое начальство, о чем оно думает? Немецкие войска вплотную пододвинуты к нашим границам, и с минуты на минуту здесь может начаться… — Как бы спохватившись, что сказал лишнее, генерал заговорил о деле. — Сегодня я свяжусь с начальником штаба округа и уточню некоторые вопросы. Тогда все станет ясным. Приходите ко мне завтра утром, часам к десяти.

Я покинул кабинет генерала с неосознанным чувством тревоги. Ну что ж, завтра все станет ясным. Я и подумать не мог, что ни завтра, ни послезавтра мне уже не удастся встретиться с генерал-майором Н. А. Дедаевым. Лишь много лет спустя, уже после окончания Великой Отечественной войны, я узнаю о том, какая героическая роль выпала на долю этого человека в обороне Лиепаи.

Утром следующего дня я снова отправился в штаб дивизии. У входа в городок меня остановил дневальный, не желавший признавать моего служебного удостоверения, дававшего мне право беспрепятственного прохода на территорию воинских частей округа.

Красноармеец сказал:

— Там нема никого.

Я не поверил бойцу. Как это «нема никого», когда вчера здесь стояла целая дивизия? Однако, попав наконец за ворота, был удивлен необычной тишиной и безлюдьем. Кое-где лишь виднелись группки бойцов, грузивших на подводы ящики и мешки.

Обеспокоенный, побежал к штабу. И там пусто. Двери комнат раскрыты настежь, сквозняк гоняет по полу обрывки газет. Куда же все подевались? В это время в коридор заглянул с катушкой проводов связист.

— Есть кто-нибудь в штабе? — спросил я.

— Есть, пройдите к дежурному.

— А что произошло? — спрашиваю просто так, заранее зная, что боец не ответит.

— Ушли по тревоге.

В комнате дежурного за уставленным телефонами столом сидел незнакомый командир с интендантскими петлицами и громко кричал кому-то в телефонную трубку, что надо пошевеливаться.

Улучив минуту, я спросил:

— Скажите, что произошло? Мне командир дивизии приказал быть у него сегодня в десять утра. Я пришел, но штаб пуст. Как мне поступить?

— А кто вы такой? — спросил меня интендант.

Я коротко ознакомил его со своим заданием.

— Дивизия поднята по тревоге.

— Связь с Ригой есть?

— Есть.

Попросив разрешения позвонить, я уселся за телефон и через многочисленные «Фиалки», «Тюльпаны» и «Незабудки» дозвонился до штаба округа. К сожалению, моего непосредственного начальства на месте не оказалось. Голос дежурного был спокоен, и я не решился спросить, как обстоят дела. Если бы произошло нечто чрезвычайное, дежурный не был бы так безмятежен. Мало-помалу успокоился и я. Значит, генерал Н. А. Дедаев действует по какому-то своему плану. Вот только его намек о немцах… Что бы это значило?

Около часу дня дозвонился до своего руководства в Риге. Доложил:

— Хозяин со своей семьей уехал на новые заработки, не выполнив вашей просьбы.

— Я вас не понимаю, слышится в трубке раздраженный голос. — Говорите яснее, какие заработки и какой хозяин?

Действительно, кто ожидал, что надо будет прибегать к эзоповскому языку? Ясно, что меня никто не поймет. Оставив конспирацию, прямо сказал о сложившейся ситуации. На другом конце провода, видимо, были озадачены не меньше моего. Наконец после долгой паузы получил приказание:

— Оставайтесь в Лиепае. В понедельник, часов в двенадцать снова позвоните мне. Думаю, к этому времени я разберусь, в чем там дело.

Вот так. Война была буквально у порога, а в штабе округа не знали, куда и зачем ушла дивизия.

До понедельника оставалась уйма времени. Вернулся в гостиницу, пообедал в городской столовой и отправился в кино, где шел американский фильм «Анна Каренина». Американская Анна не бросилась под американский поезд, потому что в критический момент появился американский Вронский и два любящих сердца слились воедино.