Будни и праздники

Дмитрий вышел во двор. Люди уже разошлись. Только Палтусов смирно сидел на скамеечке. При появлении Дмитрия он поднялся, неловко тиская в руках белую летнюю кепку.

— Дмитрий Денисович… Помните уголки, что тогда в Рыбхозе…

— Ладно, Толик. Ты не виноват. Я все знаю.

— Нет, не все… С вами тут один человек поговорить хочет…

— Хочет — пусть придет и говорит. Я ни от кого не прячусь.

— Он не может прийти?

— Почему?

— Вроде опасается…

— Чего?

Палтусов замялся еще заметнее.

— Он сам все вам скажет.

— Прямо какие-то тайны мадридского двора! Что за человек?

— Чума.

— Очень подходящее имя.

— Вообще-то его фамилия Чумаров. Ребята Чумой прозвали. Он и в самом деле немного бешеный. Но справедливый. Раньше у нас бригадиром был, после уволился. Сейчас у связистов работает. Деревяшки ставит.

— Все это очень интересно. Чего же этот Чума от меня хочет?

— Говорю же, разговор у него к вам. Про уголки и про всякое другое. Я ему как-то показывал вас на улице. Вы из клуба шли, а он живет рядом.

— Ладно, Толик. Как-нибудь напомни мне про этого Чуму. Договорились? А сейчас, извини, времени нет.

XXXIV

В субботу Кайтанов улетел в Ташкент с отчетами за месяц. Накануне он еще раз сказал Дмитрию:

— Я понимаю, тебе нужно скорее сдать трассу. Но кому другому поручить участок? Самусенко? Могилову? Ведь каникулы начнутся. Так что выручай, Димка!

Так Папышев вступил в права исполняющего обязанности начальника участка.

Перед самым отъездом Кайтанов оставил ему подробные указания.

— Главное — разогнать людей с утра по работам. А там — делай, что хочешь. Кто начнет выпендриваться — нервы себе не порти, бери объяснительную и в стол. Следи за нашим «генштабом». Сумарокову я сказал ясно: чтобы к моему приезду кран, ЗИЛок и оба бульдозера были на ходу. Могилов пусть заканчивает бокс. Самусенко займется бригадами на гидроузле и цементном комбинате. Да, еще… Могут поступить вагоны с лесом и кирпичом. Сам в это дело не встревай — сплошная морока. Поручи Самусенко. Не опоры — справится. Кроме того, могут позвонить от заказчика…

Он перечислял и перечислял, так что Дмитрий исписал своим мелким почерком шесть или семь страничек в записной книжке, все отчетливее понимая, что скучать ему не придется.

Наконец, Кайтанов стал прощаться.

— Между прочим, кто такой Чумаров? — неожиданно для себя задал вопрос Дмитрий.

Кайтанов даже передернулся, лицо стало жестким, глаза сощурились.

— Кто тебе говорил о нем? — быстро спросил он.

— Случайный собеседник…

— Что именно говорили? — напористо настаивал Кайтанов.

— Хороший малый, опытный линейщик…

— Да уж, опытный… — губы Кайтанова сложились в презрительную гримасу. — Особенно в пасквилях. Весь участок грязью облил. — Он посмотрел на часы. — Извини, нужно ехать. Вернусь, расскажу об этом Чумарове подробнее. А ты тем временем не больно прислушивайся к случайным собеседникам.

Кайтанов уехал. Дмитрий взялся было за документацию по рыбхозовской линии, но не работалось.

Он закурил и вышел из конторы. На участке было пусто. Суббота. Даже черная собака исчезла куда-то. Дмитрий оглядел двор: все эти неказистые строения, выстроившуюся в ряд технику, утрамбованный грунт с проступившими на нем темными пятнами солярки и светлыми — соли… Вот так всегда. Приезжаешь на время, а потом жалко уезжать. Неужели он сможет через месяц расстаться с Кайтановым, Малявкой, Васей Плотниковым, Виктором, Рустамом, Сашкой?

У проходной дремал сторож дядя Коля. Дмитрий пригляделся к нему внимательней. Бритоголовый, морщинистый старик, но удивительно крепкий, двужильный, похожий чем-то на отставного прапорщика. Каким ветром за несло его в этот молодой город?

— Дядя Коля, не запирайте пока контору, я часика через полтора вернусь. Прогуляюсь немного.

— Ничего, запру, — отвечал тот. — А подойдете — отопру. Какое мое занятие? Отпирать да запирать, верно?

Сейчас, в полдень улицы Райцентра тоже были пусты. Субботний день изменил весь ритм жизни города. Лишь оттуда, где возвышалась плотина, доносился неумолкаемый гул — дыхание большой стройки. Там работали по скользящему графику — день и ночь, без выходных и праздников. Но здесь — где сгрудились предприятия-субчики, царили тишина и покой.

Пуст был и Сухой Парк. Ветер нес по его высохшим аллеям обрывки бумаг, те цеплялись за жесткие ветви.

У Дмитрия всегда сердце кровью обливалось, когда он видел следы отступления человека перед враждебными силами.

Он помнил крохотные, вросшие в землю деревеньки с наглухо заколоченными окнами, которые видел в глухих уголках Забайкалья. Человек задумал вторгнуться в тайгу взять ее богатства, да силенок не хватило, пришлось отступить. Человеку! Но отступать — не всегда означает проиграть. Дмитрий верил, что Человек еще вернется. И там в Забайкалье, и здесь — в Сухом Парке. И Сухой Парк еще выстрелит в небо зелеными стволами. Человеку иногда приходится отступать. Но сила его в спокойном и сосредоточенном упорстве.

Дмитрий достиг Новых домов и словно бы очутился в ином мире. Мире, уже отвоеванном человеком. По тротуарам в густой тени текла говорливая толпа. Хорошо было чувствовать себя среди людей, видеть их лица, улыбки, добрые взгляды. Не спеша Дмитрий дошел до базара. Справа от ворот желтела бочка с пивом, рядом стояли столики. День был жаркий, но продавец работал сноровисто. Взглянув на умиротворенные лица любителей пива, Дмитрий свернул к бочке.

С кружкой пива он отошел в сторонку и расположился за высоким зеленым столом. С удовольствием выпил полкружки, и тут заметил, что за ним пристально наблюдает незнакомец.

Это был ладный, хорошо сложенный мужчина лет тридцати, смуглый, с насмешливым взглядом и длинными чумацкими усами. Его сильные руки, как канатами, были переплетены набухшими венами. Все это Дмитрий машинально отметил про себя и отвернулся. Он не любил, когда его изучали с такой откровенной бесцеремонностью. И тут он с досадой — скорее почувствовал, чем увидел, — что незнакомец взял свою кружку и направляется к нему.

— Можно, — произнес усатый тоном, не допускавшим возражений и поставил кружку рядом.

— Пожалуйста, — ответил Дмитрий, пожимая плечами. — Места хватит всем.

— Ты новый мастер у Кайтанова? — в упор глядя черными глазами, негромко спросил он.

— А в чем, собственно, дело?

— Говорили ребята, что наконец-то появился на участке мастер, который не ворует и дело знает.

Дмитрий смерил странного незнакомца с головы до ног взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. Он всегда был щепетилен в вопросах чести и если что — не отмалчивался, защищая достоинство того круга, к которому принадлежал. Услышав из уст обывателя циничную фразу, воспринимал это как личное оскорбление и смело шел на конфликт.