Будни и праздники

— Знакомься, — торжественно сказал мне Карл. — Знаменитый скульптор, величайший мастер своего дела. Специалист не только по тончайшей резьбе, но и монументалист.

Скульптор засмущался, стал благодарить господина Карла за столь высокую оценку его скромных трудов и повел в мастерскую.

Мы не спеша, равняясь на размеренную походку Карла, направились к стекляшке. Я с любопытством поглядывал на великого мастера, который юлил вокруг Карла. Боже, во что он превратил художника и, судя по всему — талантливого человека!.. Это не мастер, а какой-то холуй…

За толстыми стеклянными стенками оказались леса, обрамляющие гигантскую скульптуру. Снизу я разглядел невероятных размеров башмаки с лепными узорными бантами — ни дать ни взять — белые баржи с белыми парусами.

Пришлось отойти подальше, чтобы прочитать на постаменте слова, выложенные метровыми буквами: «ЭТО Я. ОТНЫНЕ И НАВСЕГДА».

— Нельзя ли посмотреть лицо? — спросил я скульптора.

— Не полезете же вы под самый купол! — он кивнул на железную лестницу, уходящую по стеклянной стене вверх.

— Полезу, — твердо сказал я. — Работа стоит того.

Скульптор просиял, а Карл сдержался, изучая меня.

Я сбросил пальто. Цепляясь за перекладины, зачастил руками и ногами по тонким железным прутьям. До самого верха не отдыхал, хотя, признаюсь, хотелось остановиться и сбросить непривычное напряжение…

Да, это было лицо Карла — удивленное, носатое, с надменно прищуренными глазами и властно выпяченным подбородком. Иного я и не ожидал увидеть. Хотя надо отдать должное скульптору: сработано мастерски.

Спускался я долго, медленно — уже порядком устал. Скульптор встретил восторженными словами:

— Феноменально! Вы, оказывается, спортсмен! Мы-то ползаем, как букашки…

Похвала не понравилась Карлу. Он с опаской глянул в мою сторону и сухо спросил:

— Ну, что увидел?

— Оказывается, это вы, господин Карл. Похоже, как две капли воды.

— Да? А почерк художника чувствуется?

— Еще как, господин Карл.

— Возьми на заметку. Я должен высказаться по этому вопросу.

— Непременно, господин Карл.

— Ну, дорогой, — повернулся он к скульптору. — Давай заканчивай. Ко дню моего рождения. Понял?

— С полуслова, господин Карл! Не сомневайтесь.

Скульптор закрутился волчком, залебезил, рассыпался в заверениях преданности и любви. Он явно перегнул, даже Карл поморщился.

— Ну, насчет любви — ты брось.

В геликоптере, когда мы опять взмыли ввысь, Карл с чувством высказался:

— Хороший он мужик. Понимающий, правильный. Люблю таких. — И вдруг спросил: — Ну, как тебе монумент?

— Грандиозно, — мотнул я головой.

— Еще бы. Создается на века! Запомнил надпись?

— «Это я. Отныне и навсегда», — продекламировал я.

— Вот-вот. Обрати внимание: я не стал выпячивать себя. Ты не найдешь на постаменте моего имени. К чему бахвалиться? Лучше скромно, без претензий: «Это я». Так впечатляет больше. И знаешь, по моей задумке это не только мой портрет. Это больше, чем я сам. Это все мы, противостоящие разрушительной силе глупого добрячества. Потому и начертано. «Отныне и навсегда». Ведь мы на земле будем вечно.

«Поживем — увидим», — усмехнулся я про себя и стал осматривать местность, над которой летели. Пока ничего особенного, ровно, пустынно.

Геликоптер был уже далеко от города, а мы все летим и летим. Вот летчик стал снижать легкую послушную машину над полем, заросшим бурой травой.

Приземлились у небольших строений, и опять к нам бежал некто, но уже молодой и быстрый. Он махал шапкой и кричал: «Добро пожа-а…ть!

— Отличный парень, — доверительно сообщил мне Карл. — Пойдет за меня в огонь и в воду. Преклоняюсь перед такими.

— Кто он?

— Мой главный охотник.

Главный охотник тем временем добежал до нас и с восторгом произнес:

— Добро пожаловать, ваша светлость! — Он не сводил восхищенных глаз с Карла, на меня даже не взглянул.

— Ладно, хоть шапку надень, — капризно поморщился Карл. — Готов ли к охоте?

— Готов, ваша светлость, — выдохнул главный охотник и замер.

— Ну давай, веди коня, — распорядился Карл, и парень умчался к сараям. — Поохотимся немного, ты не против? — спросил он.

— Что вы, господин Карл. Интересно.

— Даже очень, — подтвердил он. — Тем более, что я охочусь по-особому. Ты хочешь спросить — как? Не торопись, увидишь.

Карл вернулся к геликоптеру и, натянув перчатку с длинным кожаным рукавом, достал из кабины чучело какой-то птицы, похожей на небольшого орла. Чучело он держал за ноги и ждал, когда же охотник подведет коня — ржание и топот уже доносились, да и сам парень вовсю спешил к Карлу.

— Ты заметил, что у меня нет ружья, — сказал Карл, с нетерпением поджидая главного охотника. — Не могу стрелять в безобидных животных. Это не что иное как примитивное убийство. Иное дело — соколиная охота. Вот он, мой сокол. Висит и не подозревает, что сейчас устремится за добычей.

— На кого охота?

— На зайцев, разумеется. Правда, живых зайцев давно нет, я использую электронные заменители… Ну я же просил, — поморщился Карл. — Не нужно вопросов. Увидишь собственными глазами.

Главный охотник подвел красавца коня и помог Карлу подняться в седло. Карл повернул кольцо на шее у сокола — птица встрепенулась и гордо уселась на кожаной карловой руке. Голова ее размеренно двигалась — то в одну сторону, то в другую, перышки топорщились, глаза мерцали. «Сокол-то электронный», — понял я.

Карл был великолепен. Возбужденный предстоящей охотой, весь устремленный для броска, он зорко осматривал поле перед собой, выискивая добычу.

— Что там за куст впереди? — спросил Карл у главного охотника. — На моем поле не было никаких кустов… Кажется, он шевелится!

— Мой ягненок, — еле слышно объяснил главный охотник. — Пустил травку пощипать. Не знал, что вы прилетите…

— Я же предупреждал: ждите в любое время! — резко ответил Карл. Он что-то сказал в квадратную металлическую коробочку, похожую на микрофон, и сокол рванулся ввысь. Карл тронул коня и забормотал в микрофон, корректируя полет сокола: