Будни и праздники

— Говори, я услышу!

— Впечатляет! — выкрикнул я.

— Еще бы! У меня будут на эту тему стихи.

— Будут! — выкрикнул я.

— Не ори! Аппаратура работает.

Я невольно попятился к входной дыре на боку ракеты: хлынула новая волна спутников, обвешанная ракетами и пушками. А ведь эта армада в любую минуту может обрушиться на Землю, сжечь ее и разнести в клочки.

Карл забеспокоился:

— Пора уходить! Чего доброго подцепит…

Мы вернулись в кабину, закрыли за собой люк, и Карл скомандовал:

— Трогай, капитан. Желаю мягкой посадки!

— Спасибо, господин Карл, — прогудело в ответ. — Примите меры безопасности.

Не скажу, что процесс снижения был приятным и не сказывалось гашение скорости в атмосфере Земли. Особенно неважно чувствовал себя Карл, но тем не менее мы благополучно плюхнулись в какое-то озеро, и нас встретила на катере группа спасателей. Потом нас посадили в реактивный самолет, а потом, уже поздно ночью, геликоптер Карла доставил в город.

Уснуть я не мог. И не только потому, что меня обступила знакомая тяжесть и вовсю бухало в висках, но и потому, что я как никогда остро осознавал степень опасности, нависшей над нашей Землей…

Вышел на свежий воздух, по тихим ночным улицам прошатался до рассвета, а в девять, с трудом сдерживая свои чувства, опять поднимался в кабинет Карла.

Но дверь открыть не успел — навстречу вышла Ри. Она была в легком платье, шапочке, чему-то улыбалась. Как будто не висели над землей бомбы и ракеты, как будто не были нацелены на мирные города ядерные пушки… Все проблемы решены!..

— Хочу вас обрадовать, — сказала Ри. — Господин Карл объявил сегодня выходной день. Персонально для меня и для вас.

— Жаль, — вздохнул я.

— Разве вы не устали? После вчерашнего полета?

— Устал. Я ото всего устал.

— Зачем так мрачно. День сегодня хороший, солнечный… Знаете, что? Давайте отдыхать вместе.

— Боюсь, не получится. Я мрачный, подозрительный..

— Неправда. Не наговаривайте на себя. Ну что, договорились?

— Можно попробовать… Куда пойдем?

— Если не возражаете, в парк.

Ри подхватила меня под руку, и мы, отбив каблуками дробь на каменной мостовой, вошли под унылые, замерзшие кроны деревьев. Утреннее солнце, хотя и яркое, не могло их отогреть. Редкие пожухлые листья кое-где сиротливо висели на ветках, напоминая о радостных летних днях, теплых ночах и зеленом ласковом шуме.

Впереди замаячили агенты Карла — я сказал об этом Ри, и она удивилась:

— За нами следят?

— За мной, — уточнил я. — Так что подумайте, с кем вышли на прогулку. Человек я опасный. Могу репутацию испортить.

— Ой, ой, — шутливо ответила Ри. — А я не боюсь.

Да, мрачно в парке, хмуро, солнце совсем не радует… Но пойти больше некуда. Везде слежка, досмотр…

— Скажите, как вас по-настоящему зовут? — спросила Ри.

— Не помню, — чистосердечно ответил я. — Пробую вспомнить, пока не получается.

— Действительно, человек вы опасный, — озорно глянула на меня Ри.

— А вас как зовут? Маргарита?

— Нет. Говорить не имею права.

— Значит, вы мне не доверяете.

— Если и скажу, называть тем именем нельзя.

— Почему?

— Запретил… Господин Карл.

— А если я… иногда… когда никто не слышит…

— Никогда. Обещайте.

— Обещаю.

— Мэри.

— Спасибо. Вы действительно мне доверяете.

Карловские агенты подошли совсем близко, того и гляди на ногу наступят. Как же быть? Я сказал девушке:

— Давайте сделаем доброе дело. Все равно не дадут поговорить.

— Давайте!

— Филипп в больнице. Нужно навестить.

— Такого не знаю.

— Вы не знаете, что он Филипп. Только вот где больница?

— Идемте. Я проведу.

Прибавили шаг. И сразу же наткнулись на булочную. Я попросил Мэри купить для больного несколько пышек. В счет моего долга.

С покупкой мы двинулись дальше. Я подробно рассказал о Филиппе, о том, как мы вместе терпели лихо в лагере и на рудниках, о том, как его засыпало.

— Догадалась, о ком вы говорите, — вздохнула Мэри. — Бедный Филипп.

А вот и больница — приземистое одноэтажное здание с облупившейся штукатуркой. Окна-бойницы смотрели мрачно, отчужденно. Обитая железом дверь оказалась закрытой. Лишь после настойчивого стука где-то в глубине зашаркали и недовольный мужской голос спросил:

— Вам кого?

Мэри отстранила меня и строго сказала:

— Мы от господина Карла, откройте.

Небритый щупленький человек в желто-грязной накидке, которая когда-то называлась халатом, впустил нас в коридор.

— Нам нужен больной по имени Филипп, — продолжала Мэри.

— Никаких Филиппов не знаю, — сердито ответил человек. — Вы что-то путаете.

— Его привезли два дня назад, — объяснил я. — По личному распоряжению господина Карла.

— Ну ищите, — зябко поежился человечек и ускользнул в темноту коридора.

Я потянул на себя ручки первой же боковой двери. Остро пахнуло нечистотами.

Вошли. Небольшая комната густо уставлена койками. Больные лежат тихо, под серыми одеялами. Кое-где лихорадочно блестят глаза.

— Кого ищете? — тихо спросил кто-то, я едва расслышал.

— Филиппа. Его привезли два дня назад, — ответил я.

— А, посмотрите дальше, — прошелестел голос.

Заглянули в следующую дверь. Такой же тяжелый запах, такой же удручающий вид.

— Я здесь, здесь! — обрадованно отозвался Филипп, увидев нас. Он лежал в углу, и к нему пришлось пробираться по узкому проходу между коек.

— Присаживайтесь на постель, — слабо улыбнулся он. — Это государственная больница, всем места не хватает… — Филипп был бледен. Всклокоченные, слипшиеся волосы разметались по лоснящейся подушке. На небритых скулах темнели то ли ушибы, то ли несмытая пыль рудников.