Будни самогонщика Гоши

Трик снял тетиву с лука. Степняк тем временем подъехал шагов на двадцать к соуку. Он наоборот лук достал, тетиву натянул и стрелу наложил. Верно, углядел зайца. После зимы тощие они. Но если пожарить зайчатину на вертеле да закусить хлебом, что колдун наверняка выменял в деревне, получится вкусно.

Больше ничего Трик подумать не успел. Наездник выстрелил вверх, прямо в сплетение веток соука.

* * *

Я прискакал в деревню, нещадно погоняя Буренку. За мной несся Нираг. Велосипед бы назад забрать да дорогу поровнее… Но все же успел на отпевание.

В центре деревни, меж домом Кодая и молельной избой, стоял низкий помост из досок. На нем лежал подросток-хрым, укрытый светлой дерюжкой. Прямо на земле сидела женщина, ее плечи беззвучно вздрагивали. Вокруг собрались другие сельчане.

По лицам читалось: взволнованы они не только смертью. Ей никого не удивишь. Хрымы гадали: что дальше.

Нираг вышел у меня из-за спины и спросил:

– Как это случилось?

Старый Кодай велел принести стрелу, убившую мальчишку. Сам рассказал:

– Утром его нашли. Дозорным на помосте был. Помост тот на верхушке старого соука прибит, снизу не видать. Стрела в сердце Трика вошла – снизу вверх, – он показал, под каким углом. – Так попасть – чудо надо. Или, скорее, колдовство проклятое.

Или прицел с тепловизором. Он, по меркам Мульда, – тем более колдовство, высшего порядка.

Отрок вынес стрелу – тонкую и длинную, совсем не похожую на тяжелый арбалетный болт, которым сподручно стрелять через ветки и не бояться, что в сторону уйдет. Оперение – черное, из пера орла или вороны – не разбираюсь, не мое это. Наконечника нет, обломан остался в сердце юного хрыма.

«Чую магию! – шепнула моя рука со спрятанным в ней помощником. – Слабую. Может, не в самой стреле была, а в луке».

«Тихо сиди и не высовывайся!» – я мысленно прикрикнул на него, и он стих. Не хватало еще, чтоб подарок Веруна вылез наружу и перепугал хрымов. Точно решат, что глей – колдун. Значит, ничем не лучше убийцы Трика.

Нираг тоже заинтересовался стрелой, покрутил в руках.

– Говорят, следов копыт кхара там совсем немного. Значит, лазутчик или малый отряд. Как думаешь, глей, зачем убили хрыма?

– Значит, увидел что-то, ему не полагавшееся. Или по какой другой причине. Но, коль в степи замятня, надо готовиться. Колдуны начали убивать хрымов и на одном не остановятся. Будет налет.

Наемник с пониманием кивнул. Война – дело привычное. Глей обещал на войне платить больше. Но и голову сложить можно на раз. Желают войны только безумцы. А если враг пришел в твой дом или в дом господина, которого защищаешь по найму, то выбора нет.

Сам я все же рад, что срочную и контрактную службу прошел, когда армия России не воевала. Грузинское принуждение к миру закончилось раньше, и слава богу. Правда, не знаю – какому. Дома крещен в православие. Здесь вроде как сдружился с Веруном. А есть еще верховный бог – Моуи.

Как раз служитель Моуи, обряженный в балахон с вышитыми на нем непонятными знаками, вышел из молельного дома. Он провел сложный ритуал, обдувая усопшего веером, обрызгав колодезной водой и бросив на покрывало щепоть земли. Потом запалил лучину и дохнул дымом в мертвое лицо. Надо полагать, призвал четыре стихии. Наконец, прочитал заупокойное. Просил Моуи о сладкой жизни для Трика после смерти, а предков принять душу парня и усадить его рядом с собой.

«Биб! Есть у него силенки? Как у него с магией, божественностью, волшбой?»

«Самую малость, хозяин. Деревенские не посвящены в таинства».

Поэтому молитвы, вознесенные к Моуи под руководством сельского попа, земли Кираха не защитят.

Я дал матери Трика серебряную монету. Не жалко… Но «золотой запас партии», точнее – серебряный, не безграничен. Кончится, если транжирить.

На обратном пути в замок ехали с Нирагом рядом. Он просвещал.

– Когда степняки нападают, старейшина уводит крестьян и скот в лес. Просит помощи у соседей. Судьи всегда дают людей – до сотни, но только на время набега. Никаких постоянных крепостей у кордона со степью не строили. Смысла нет. Колдуны десять мер в сутки проходят. Хотят – здесь нападут. Или спустятся вниз вдоль реки и вторгнутся в другое глейство.

Я слушал его и думал: почему служил в автороте, а не в спецназе? Подготовил бы разведывательно-диверсионную группу, чтоб только ножами и едреной мамой могла вырезать в ночи батальон «зеленых беретов», да с ней прогулялся бы в степь…

– Нираг! Так не пойдет. Не для того вспахиваем поля, сажаем рощу Веруна, сеем свеклу, чтоб все досталось басурманам.

– Кому?!

Невидимый местный автопереводчик странно искажает незнакомые ему слова. Пришлось объяснить, что «басьюрман» – это степной колдун из мест, откуда я прибыл. И там колдунов тоже не любят. Особенно в Сирии. Применяют к ним антиколдунное средство – Су-25 «Грач» с ракетами воздух-земля. Разумеется, про «Грачей» и Сирию я не стал рассказывать Нирагу. Тем более, через дверь в холме тяжелое оружие не протянуть.

Да и, честно говоря, не хочу оставлять криминальных хвостов в России. ТТ и ППС – это шалости, пусть даже формально тянут на статью. А вот если вздумаю купить пулемет, гранатомет или партию «Калашей», мной заинтересуются. Скорее всего – куда более серьезные люди, чем наш участковый. Да и вообще, я – на Севере. Неожиданное появление в начале зимы и снова исчезновение могут быть поняты неправильно… Или, хуже того, правильно. Поэтому обходимся тем, что я в последний раз натаскал в Мульд через рощу Веруна.

Конечно, в Россию вернусь. Маме позвонить, волнуется. Но через полгода-год, не раньше. Когда моим поклонникам осточертеет ждать и следить за домом.

В здешнем доме, в Кирахе, вместо военных приготовлений пришлось заняться совсем другим. Груз забот не то чтобы свалился с плеч. Но – потеплело на душе, когда увидел ее.

Мюи вертелась вокруг кхаров, пасшихся на лугу перед замком, и нетерпеливо оглядываясь вокруг. Она же первая заметила нас с Нирагом и бросилась навстречу. Десяток шагов пробежала, потом вспомнила – дочери брента надлежит держаться с достоинством. Остановилась, ждет. Улыбку сдержать не может, поблескивая серебряными наконечниками клыков. И ничуть они ее не портят…

Вместо ласковых слов обрушилась с упреками: твоя самобеглая двухколеска не едет. Колесо не крутится.

Эх, барышня… Вижу твое смущение. Поломала велосипед, а прямо сказать боится. Поэтому чисто по-женски вместо «извини» перешла в атаку.

– А арбалет стреляет?

Зря я это сказал. Вроде как сразу счет за все блага выставил.

Серебряный клычок закусил губку, смуглые щечки покраснели еще больше, но тут дочку выручил Клай.

– Вот, господин. Приняли приглашение.

Я соскочил с коровы. Чесслово, рад его видеть. Но не согнутым в поклоне. Все же два раза в бою были. Могли оба богу душу отдать, если бы я или он сплоховал. За мое «колдовство» перед судьей отдувались. Чарку поднимали. Чай, не чужие. А стоило деньжат прикопить и землю купить – он снизу вверх на меня смотрит. Поэтому не удержался: