Будни самогонщика Гоши

– Власть его не распространяется на животных. А ни один из хрымов не согласился бы зайти в рощу ночью. Тем более – после взрыва. Если Верун приказал бы – или убежали бы, или умерли на месте от страха.

– Храбрецы. Мать их… А Создатель?

– Выхода у него не было. Залечил тебя и оживил.

– Чтоб только оттащил собаку?!

– Не знаю. Меня спасал, я же его творение. Всего не знаю. Придешь с угощением – расспросишь. Хозяин! Позволь совет. Надо поспать час или два. Прямо тут.

Сложив руки на пузе и на собачьей башке, я обнаружил, что потерял ППС. В сарае или уже здесь, после прохода.

Сегодня Рэмбо из меня не удался. Ладно, закрою глаза на минуту и тотчас открою.

Открыл.

Оказывается, совсем рассвело. Минутка длилась часов шесть. Хрымы и воины сидели на телегах. Завтракаете, дети пырха, а ваш хозяин лежит и голодает?

Я вскочил. Слабость как рукой сняло. Только жрать хотелось – готов у Бобика отобрать и сгрызть мясную кость.

Впрочем, он тоже голодал. Сидел неотлучно при мне и истекал слюной, чуя запах жратвы. А ведь только щенок!

– Идем!

Он радостно пометил куст на краю священной рощи и метнулся к телегам. Хрымы мигом бросили есть и развязали мешок с щенячьим кормом. Это пять-шесть либ в сутки, больше двух кило чистого мяса. Плюс кости. А что вы хотели? Малыш растет.

Мне толком поесть не дали. Из-за поворота донесся частый стук копыт кхара. Гнали его, словно желали загнать насмерть.

Над головой бедного быка мелькнула голова поменьше – огненно рыжая. С клыками, но хотя бы не с бивнями.

Я едва успел крикнуть:

– Мюи! Стой! Это мы.

Верховая амазонка уже подняла арбалет с наложенной стрелой. А усилие у него, напоминаю, – убийственное, запрещенное в Российской Федерации. Здесь не Россия, но умирать второй раз за шесть часов обидно.

Драгоценный арбалет хлопнулся в траву. Наездница слетела с замученного кхара и бросилась ко мне с объятиями. Трапезу пришлось прервать, но – ни разу не жалею.

Клыки, украшенные серебряными наконечниками, немного царапаются при поцелуе. Это тоже ничего. Но потом компас чувств развернулся на 180 градусов.

Дальше она, едва освободившись от объятий, начала кричать, упрекать, что бросил ее без внимания, едва не погиб, бросив бы тем самым ее окончательно… Так радоваться надо, что вот – живой! Или нет?

Тут Бобик разрядил конфликт. Наверно, уже расправился с трапезой. Два кило – на один клык. Ткнулся в нее башкой, едва не повалив Мюи. Потом стал на задние лапы, передние водрузил ей на плечи и лизнул. Не родился ни человек, ни ант, ни хрым, кто способен после такого продолжать скандал.

Хорошо, что здесь девушки не красятся. Вся краска с глаз оказалась бы на лбу. Огреб бы не пес, а я.

Замечу: если бы кто другой так вздумал миловаться с Бобиком, облаял бы. Признал только Мюи, кроме хозяина. Домашним хрымам позволяет себя кормить и терпит рядом с собой. И все.

– Куртку испортил…

Мюи выколупала из нее острый кусок металла. Жарко, кстати. Я скинул куртку и свитер. Футболка оказалась в крови. С лица ее Бобик смыл, до пуза не добрался. На футболке группа Kiss в молодости. В дырках и в моей кровищи – настоящие бруталы-вампиры.

– Прости. Надо с Веруном потолковать.

Паузу сделал, чтоб Мюи пришла в себя и сохранила лицо. Спустила пар и видит: меня помяло не на шутку. А она – сперва с арбалетом, потом с кулаками. Теперь мнется, теребит шерсть на загривке Бобика и не знает, что дальше сказать.

Я снова потопал в рощу.

– Биб, тащи сюда Создателя.

В этот раз бог явился где-то через четверть часа. Наверно, решил показать: он не дворовый хрым, прибегающий по щелчку пальцев. Я пенять не стал. Поклонился в пояс.

– Благодарен тебе, Верун. Жизнь мне спас. Я твой должник.

– Еще рощу посадишь! – тотчас откликнулся меркантильный дедок.

– Как земель прирежу себе – сразу. Обещаю. Я совсем мертвый был?

– Кровью истек – помер бы. А выжил бы – без глаз остался, – не стал скромничать тот. – Нехорошие люди ждут тебя. И матушку не повидал?

– Ни матушку, ни отца. Два шага всего ступил. Там тонкий провод был натянут. Только порвал его, не заметив, – взрыв.

– И помощник не заметил?

– Предупредил, но поздно. Тот мир ему плохо известен.

– Все равно. Непорядок. Хочешь – заменю его.

Такой себе гарантийный сервис…

– Спасибо, но не надо. Старается он. Скажи, Верун. Мама моя сердцем маялась. Могу тебя попросить – и ее подлечить? Если через переход в рощу приведу.

– Мало тебя приложило… Учти, там погибнешь – не спасу.

Не отказал. И то – хлеб. А домой сейчас и так не полезу. Взрыв тот наверняка как сигнализация сработал. Мол – бродит Гоша по своему сараю. А у сарая на снегу и следов нет. Мистика. А мистика всегда привлекает ненужное внимание.

Я почесал репу и внезапно переменил план.

Ведь переход-то закрыть надо! Если и ППС в сарае остался – вообще труба. Коль зайдут туда чавелы еще раз и обнаружат игрушку пропавших сородичей, тогда точно будут искать меня до скончания века. Моего.

Вздохнув, я поперся по хоженой и такой знакомой тропе.

Переход остался открыт, из него тянуло колющей стужей. Пистолет-пулемет к счастью, нашелся сразу.

Я шагнул на порог стальной двери, того самого «выставочного образца». Сразу захотелось схватить ППС и выпустить весь магазин в урода, поставившего на меня мину. Допустим, брюхо и морду мне Верун подлатал. А кто починит самогонный аппарат? Компрессор? Сварочник? Подъемник? И кучу всякого дорого мне оборудования, безжалостно посеченного осколками.

Хорошо, все спиртное вывез. Пожара не случилось, и том спасибо.

Шипели остатки аргона, вырываясь из продырявленного баллона. Через выбитое окно проник луч зимнего солнца, в нем крутились снежинки, опускающиеся на забросанный осколками и мусором пол. И тишина.

– Биб! Вылезай. Прошвырнись вокруг сарая, глянь – нет ли кого.

Выставив боевое охранение, рискнул ступить вперед. В памяти вдруг всплыл разговор с Веруном о родителях. Богу врать нельзя – он мне в мозги щупальце сунет и сам все узнает. Да совесть надо иметь, мама волнуется, пусть даже вида не покажет.