Будни ваятеля Друкова
Шрифт:
– Чего разорался? – лаконично спросила она. – Мало того, что всю ночь куда-то ходил, шарахался туда и сюда, да ещё тут мне концерты устраиваешь.
– Кто ты, женщина? Кто я? Впрочем, кто я, мне известно. Я, наверное, матрос! А ты постирала мне тельняшку? Правда, у меня на этот счёт имеется немало и других предположений.
–Ты со своими скульптурными делами совсем из ума выжил. Запомни! Ты – Денис Харитонович Друков! Тебе сорок лет. Познакомились мы с тобой вчера у трубопровода, который перекачивает за границу чернозём. Ты у меня в гостях, Дениска? Вспомнил?
– Где я живу?
– Чёрт тебя
– Полегче на поворотах, женщина! Я – гений! Я ещё, кроме этого, пишу стихи в стиле японского танку и хокку. Мне, почему-то, кажется, что я сейчас проснулся совсем не в России. Есть такая замечательная страна. Она самая лучшая в мире.
– Как обычно, бредишь, Денис Харитонович. Какая Россия? Нет такой страны, и никто у нас о ней никогда не слышал. Я сразу поняла, что ты – сумасшедший.
– Почему ты так решила?
– Да потому, что бормочешь постоянно: «Это сон! Это сон!». А ты ведь всегда жил и живёшь в стране Разгуляндия.
– Но это же полный абсурд!
Она села на старое пошарканное кресло и внимательно посмотрела на Друкова. Настойчиво недоумевала над тем, что за дурак ей встретился вчера возле «чернозёмной трубы». Почему она притащила его в свою квартиру? Наверное, потому, что он чем-то похож на её третьего покойного мужа. Пожалела бедолагу. Да и, кроме того, он со значком Лауреата, значит, всяко и разно, встречался с Задорным Теннисистом, величайшим из самых великих существ и явлений всех времён и народов.
Женщина с белым лицом и такими же глазами терпеливо объяснила Денису, где он находится. На окраине столицы Труба. Его, почему-то, принесли сюда на носилках нищие. При этом они пели весёлые песни и кричали «ура». Почему? Ах, да! Она вспомнила. Ведь вчера же был всеобщий народный праздник – День гречневой каши. Задорный Теннисист по этой причине и встречался со своим народом, точнее, с детьми трубопроводов.
– Ты, наверное, даже не помнишь моего имени, Друков? – задала она Денису уместный вопрос. – Помнишь или нет?
– Не помню, – честно признался скульптор, – и, вообще, я ничего не помню. У меня, видимо, жуткая амнезия.
– Запомни, блаженный мужик! Меня звать Батыга. Если коротко, то Бота.
– Чертовщина какая-то! Ну, если уж ты меня пригласила к себе женщина без зрачков и нормальных глаз, давай уж приляжем! Займёмся сексом, что ли. Снимай с себя эту прозрачную синюю одежонку! Она в таком деле ни к чему.
– Я своими белыми глазами вижу гораздо больше, чем ты, душевно больной человек. Ну и чудо навязалось на мою голову!
Но дальше спорить с ним Батыга не стала. Разделась и легла на широкий и видавший виды диван. Он поступил точно так же, разделся догола. Может быть, здоровый секс или самая примитивная эротика, в конце концов, поможет ему хоть что-то вспомнить.
Ему нравилось то, что Батыга его совершенно не стеснялась, и Денис тоже не испытывал смущения. В нём вспыхнуло ярким огнём желание обладать ей. Но больше всего он думал сейчас о том ему найти дорогу домой. Он не собирался надолго оставаться в этом неухоженном логове У него есть уютная, обустроенная квартира и мастерская почти в
самом центре Москвы. Он не сомневался, что находится в России, а не в какой-то там Разгуляндии, дикой стране абсурда и одновременно иной реальности.Вся эта несуразица непонятным образом возникла из его же собственных жутких снов. Не больше и не меньше. Поэтому он немного успокоился. Ну, подзабыл кое-что. С кем не бывает. Дела житейские. Потом всё вспомнится. Просто надо будет в дальнейшем поменьше работать, и память вернётся.
Привычным движением руки Друков начал искать между ног Батыги то самое сокровенное «вместилище», в которое он незамедлительно собирался окунуться одной из частей своего тела. Но долгий поиск положительных результатов не дал. Ваятель не обнаружил никаких углублений и даже их жалкого подобия.
Обиженная Батыга резво вскочила на ноги и сурово констатировала:
– Ты совершенно больной на голову, Друков! Ты даже не заметил, что я и говорю с тобой, не раскрывая рта.
– Да. Говоришь сквозь зубы… Обратил внимание.
– Дерьмовый ты скульптор! На моём теле не имеется того, что ты ищешь.
– Но почему?! – Друков тоже вскочил на ноги, держа левой рукой свой внезапно обмякший эротический «инструмент». – Почему этого у тебя нет?
– Потому, дурашка, – уже почти нежно и спокойно пояснила Батыга, – что я не человек, а гипсовая статуя. Ты же ведь скульптор, а не хрен с горы! Должен был сразу обратить на такие мои особенности… организма внимание.
Руки его затряслись. Ну, ничего себе! Он в гостях у статуи, причём, у той, которую создавал не он, а какой-то… бездарь. Друков начал судорожно одеваться, с большим трудом соображая, как это, в каком порядке следует делать. К своему горькому сожалению, Денис Харитонович начал помаленьку осознавать, что он, возможно, на самом деле, попал в страну полного абсурда, проснулся совсем не там, где должен был это сделать.
Гипсовая женщина посочувствовала ему:
– Ты – странный мужчина, не от мира сего.
– Я из России, Батыга!
– К тому же ещё и сумасшедший. А я привела тебя в свою квартиру потому, что пожалела. Тебе очень холодно было, тебя трясло и знобило, как крокодила на плывущей льдине.
– Меня и сейчас трясёт. Что же мне теперь делать?
– Если тебе не трудно, Денис, вынеси на улицу мусор. Там, за углом, стоят зелёные контейнеры, Ты их сразу увидишь.
– А что потом?
– Потом вернёшься, и будем вместе думать, как и чем тебя лечить. Может быть, я тебе что-нибудь спою или исполню танец живота.
– У вас здесь, в Разгуляндии, все люди, что ли, гипсовые и каменные, Батыга?
– Ты совсем рехнулся! Таких обаятельных и особенных женщин, как я, единицы. Но имеются всякие. К примеру, ползающие и даже летающие.
– Я попал в круг полного и жестокого абсурда, – он прошёл на кухню, взял два больших полиэтиленовых пакета с мусором. – Самоё страшное заключается в том, что этот круг никак не размыкается.
– Ничего страшного. Просто на какое-то время у тебя мозги в голове склеились, и пока они никак не размыкаются. Ну, чего ты застыл у двери с пакетами, наполненными мусором? Или ждёшь, что я приветливо помашу тебе вслед батистовым платочком?