Будьте здоровы и держите себя в руках

“Показывал” ее молодой ученый из отдела профессора Николая Ярославовича Заданевича, большого специалиста в области паранойяльного бреда – попросту паранойи.

“Показывать больную” – это устойчивый оборот в медицинском мире. Так что особо чувствительные к русскому языку и обидчивые граждане (а таковых сейчас развелось множество) пусть меня строго не судят.

Надо сказать, что так называемая “патологическая ревность”, или “бред ревности”, – явление сложное. Всегда бывает очень трудно отдифференцировать бред ревности от естественного чувства ревности. Тем более – и это знает практически каждый, – что тот, кто дает повод для возникновения этого чувства, – большой выдумщик и конспиратор. А бывают, ну, просто виртуозы.

Когда пациентка удалилась из кабинета, все психиатры стали высказывать свои версии и научные гипотезы.

Постепенно разговор зашел… о чем бы вы подумали? Ну конечно же, о любви.

Профессор Заданевич, как я уже сказал, был большим специалистом по паранойе – и начал развивать теорию, которую он очень любил. Мол, любовь, друзья мои, это некая болезнь. Это некая психопатология. В острой фазе, которую назовем влюбленностью, влюбленный находится в психотическом состоянии. Он все время, не переставая, все двадцать четыре часа в сутки думает только об объекте своей любви. Он не может думать ни о чем другом. Взгляд его блуждает, и все у него валится из рук. Вместо книги он видит фигу – то есть этот самый объект своей влюбленности. Это навязчивое состояние, на высоте своей достигающее бреда. Работать такой человек не может. Ему следует выписывать больничный лист, чтобы он не наломал дров.

Когда такой “влюбленный”-хирург оперирует, то вместо операционного поля он видит Ее.

Когда он сидит за штурвалом самолета, с ним рядом в самолете летит Она.

Когда он стоит у станка, Она рядом – но не остановит его в тот момент, когда палец мечтателя попадет под фрезу и превратится в шахматную ладью.

И вот профессор Заданевич так убедительно все аргументировал… Вдруг академик Пожаров, потушив свою только что зажженную “столичную” сигарету, оттолкнулся ножками от пола и выкатился на своем рабочем кресле на колесиках из-за своего большого, заваленного диссертациями стола. Кулачки были его сжаты, а кресло медленно катилось к профессору Заданевичу.

Когда академик подъехал к Николаю Ярославовичу, он поднял кулачки над своей головой. Все затихли. А некоторые даже закрыли глаза рукой.

Страшный крик пронзил тишину. “Колька! Ты просто никогда, никогда никого не любил!!!”

Это был ненаучный спор очень крупных ученых.

Количество замков, которые вешают на мостах мира влюбленные-брачующиеся, катастрофически увеличивается с каждым днем. Ключики влюбленные выбрасывают в какой-нибудь водоем – то есть любовь навсегда. На замке остаются только имена. Его имя плюс ее. А вот ключик выбрасывают зря! Я видел большой замок, когда замковая промышленность еще работала не только на влюбленных и выпускала не только маленькие замочки.

На этом большом амбарном замке была процарапана нервно и глубоко надпись: “Чтоб ты сдох! Сволочь!”

Самый дурацкий вопрос – “Изменяли ли вы когда-нибудь своей второй половине?” При положительном ответе в глазах спрашивающих ты выглядишь как идиот откровенный. При отрицательном ответе ты выглядишь как просто идиот.

Но все-таки последующая короткая история не про меня.

Они очень любили друг друга. А еще он очень любил по-своему свою жену. А его партнерша и объект его любви по-своему любила своего мужа. Так бывает…

Но у них возникла новая любовь друг к другу. Та, о которой как раз говорил профессор Заданевич.

Ее муж уехал в командировку читать лекции по линии общества “Наука”. В другой город. На два дня.

Они лежали в постели. Им было хорошо. За окнами было темно. Зима. Холодный февраль.

Звонок в дверь вызвал учащенное сердцебиение одновременно у обоих – но не то сердцебиение, что возникало у них при встрече друг с другом.

Она накинула халат и посмотрела в глазок. Точно. За дверью с маленьким чемоданчиком стоял ее муж. Дверь была закрыта на всякий случай на щеколду. Этаж 16-й. Это я сообщаю на всякий случай.

Он, голый, взял вещи в охапку и выскочил на балкон. Она закрыла за ним дверь.

“Да… Выходит, анекдоты рождаются в реальной жизни…” – подумал невесело он.

Она открыла входную дверь и впустила мужа.

В тот день умер генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов, и лекции в маленьком городке, как, видимо, и во всех других городах нашей необъятной родины, отменили.

На балконе он с трудом оделся, боясь свалить многочисленные лыжи, и стал ждать. Любовь его замерзала и постепенно превращалась в сосульку.

Через час, когда муж пошел принимать душ, нашего героя освободили.

“Не мог сделать этого раньше. Сволочь!” – подумал человек на балконе.

Любовь не выдержала испытания и исчезла вместе с Андроповым.

Будьте здоровы и держите себя в руках.

41. Одна грань одного стакана

Я не буду затрагивать ни экономических, ни политических, ни исторических аспектов этой глобальной темы. Это не в моей компетенции. Вот в эмоциях, как бывший психиатр, я понимаю больше.

Читателям, находящимся в “завязке”, то есть закодированным, “зашитым” или бросившим употреблять алкоголь с помощью каких-нибудь других нетрадиционных методов, а также страдающим хроническим алкоголизмом и находящимся в запое; беременным; лицам, не достигшим 18 лет; страдающим сахарным диабетом, циррозом печени, язвенной болезнью желудка, сердечно-сосудистыми и другими заболеваниями внутренних органов; и, наконец, членам общества борьбы за трезвость этот текст читать строго воспрещается!

Ну вот, а немногим оставшимся читать этот текст можно. Если они, конечно, не за рулем.

Как-то меня попросили дать небольшое интервью для одного американского телевизионного канала и рассказать… про водку. Сколько про нее уже сказано-пересказано, одному только Богу, не знающему, что это такое, известно. Я давно водку не пью, потому как перешел на вино, но помню ее и кое-что про нее знаю. Большое видится на расстоянии!

Во время моего интервью случайно выяснилось, на мой взгляд, интересное и парадоксальное явление. Судьба водки, полная трагических, комических, абсурдных и дурацких поворотов, похожа на нашу человеческую судьбу в нашей родной стране.

Водку критиковали. Ею восторгались. Ее запрещали. Ею гордились. Она дорожала и дешевела. Водка уходила в подполье (это был период андерграунда), из-за нее страдали произведения искусства (водка – жертва цензуры). Ее запрещали показывать в фильмах, на картинах, но она была и всегда оставалась неотъемлемой частью национальной культуры и одновременно национальным проклятием. Она вызывала, как теперь говорят, “национальную болезнь”, которая унесла тысячи жизней, и среди них, этих жизней, часть цвета нашей культуры.