Буду твоим единственным

Нортхэм молчал, глядя на ее решительное лицо и миндалевидные глаза, с вызовом смотревшие на него. Они были почти такого же цвета, как и ее волосы, и так же искрились золотистыми бликами.

– Да уж, – сухо бросил он. – Меня совсем не прельщает перспектива породниться с графом Роузмонтом.

Какой-то бесенок подтолкнул Элизабет на язвительное замечание:

– Полагаю, он тоже к этому не стремится.

– В его глазах мелькнула ирония.

– Тем лучше.

– И я тоже, кстати, – поставила точку в этом раз говоре Элизабет.

Ситуация становилась все более забавной, но Нортхэм постарался скрыть веселье. К тому же граф был заинтригован. Он видел, что Элизабет Пенроуз восприняла его интерес к себе как ухаживание и при этом вовсе не чувствует себя польщенной. Паника – вот как можно было описать ее состояние.

– Ну что ж, значит, мы не подходим друг другу, – нарочито вздохнул он, не желая заканчивать их пикировку, от которой получал удовольствие.

– Совершенно верно.

– В таком случае можно только порадоваться, что полковник не питал подобных надежд. Не хотелось бы его разочаровывать.

– Полковник? – У Элизабет перехватило дыхание. – Вы знаете Блэквуда?

– Да. Я служил под его началом в Индии.

– Как он поживает? – нетерпеливо спросила она.

– Отлично. И очень хотел бы знать, как поживаете вы.

– Внезапно Элизабет осенило:

– Он просил вас узнать, как у меня дела?

– Что-то в этом роде. Он давно не получал от вас известий. Насколько я понял, это на вас не похоже.

– Да, я совсем запустила свою переписку.

– Наверное, потому, что были слишком заняты. Наверное, помощь баронессе отнимает у вас много сил и времени.

Элизабет не могла не заметить осуждающие нотки, прозвучавшие в его голосе.

– Что связывает вас с Блэквудом?

– Я же сказал, он был моим командиром в Индии.

– Я имею в виду отношения. – Должна же быть причина, заставившая Нортхэма проявить к ней такой интерес.

– Сразу видно, что вы не представляете себе, что такое армия. Если полковник приказывает, все подчиняются. А когда он просит об одолжении, мы не можем отказаться, даже если вышли в отставку.

Элизабет кивнула. Она знала, какую преданность и восхищение вызывал полковник Блэквуду своих подчиненных. Если бы не болезнь, приковавшая его к инвалидному креслу, Блэквуд получил бы назначение, доставшееся Веллингтону, и, возможно, командовал бы войсками при Ватерлоо. Когда она сказала об этом полковнику, тот рассмеялся без тени сожаления. «Упаси Боже, милая, – возразил он. – Если бы Бони одержал надо мной верх, где бы мы сейчас были? Лопотали бы по-французски, как пить дать! Королю бы это не понравилось. Веллингтон – блестящий полководец. И всегда таким был».

– Полковник Блэквуд – кузен моей матери, – зачем-то объяснила Элизабет. – После ее смерти он назначил себя моим опекуном. Отец встретил его заботу обо мне в штыки. Так что, пожалуй, это и к лучшему, что большую часть времени он проводит за границей. Если бы он служил здесь, мне скорей всего запретили бы с ним общаться. А так мы можем переписываться. Я, можно сказать, выросла на этих письмах.

– В таком случае вы, наверное, очень близки.

– Да. Мне нравится так думать. – Черты Элизабет смягчились. – Сегодня же вечером напишу ему, чтобы не беспокоился. Удивительно, как это он не приказал мне явиться лично?

– Он подумывал об этом, но опасался, что вы откажетесь.

– И не хотел, чтобы один из его подчиненных стал свидетелем мятежа.

– Пожалуй. То, что я больше не ношу мундир, ничего не меняет.

Элизабет крепко сцепила сложенные на коленях руки, сдерживая дрожь в пальцах.

– Так в чем же состоит ваш интерес ко мне? – спокойно спросила она. – Вы ясно дали понять, что он не носит матримониального характера.

Нортхэм не уловил в ее тоне и тени разочарования. Она даже, пожалуй, испытывала облегчение, и он решил слегка поднажать.

– Должен сказать, что я совсем неплохая партия. Не знаю, как дочек, но я предмет воздыхания всех мамаш. Мне даже доверяют такую честь, как первый вальс с юной дебютанткой в «Олмэксе».

– Да, это и в самом деле высокая оценка.

Граф пропустил это саркастическое замечание мимо ушей.

– И к тому же у меня масса достоинств. Во-первых, у меня привлекательная внешность. И неплохие мозги. Временами я даже пользуюсь ими. – Он отметил, что Элизабет, делавшая вид, будто изучает рисунок на своем платье, с трудом сдерживает смех. – Я верный друг и добрый христианин. Во всяком случае, в церкви я бываю чаще, чем на рыбалке. При случае я не прочь заключить пари, но никогда не проигрываю больше, чем могу себе позволить. Я страстный любитель лошадей и хорошо прожаренных бифштексов миссис Уэдж. Пожалуй, это единственное, что волнует мою кровь. Пью я умеренно и не люблю злословить.

– Сэр, вы просто образец добродетели, и я искренне сожалею, что полковник не взвалил на себя обязанности еще и свата. – Она посмотрела на него, не скрывая веселья. – Ну как, это удовлетворило вашу раненую гордость?

– Мне стало намного легче. Спасибо.

– Кто такая миссис Уэдж?

– Кухарка в Хэмптон-Кроссе. Она там живет с момента его основания. – Заметив скептическое выражение на лице Элизабет, он поднял правую ладонь. – Клянусь, если это и преувеличение, то совсем небольшое. Ей можно было дать сто лет, когда я был совсем мальчишкой. Остается только удивляться, как ей удается не стареть, между тем как я становлюсь все старше.

– Что вы скажете обо мне полковнику? – спросила она вдруг.

Ей не удалось застать его врасплох. Граф ожидал чего-то в этом роде – его не обманул ее преувеличенный интерес к его персоне. Элизабет, очевидно, считала, что цель его приезда вовсе не та, какую он назвал, и надеялась выяснить, в чем же она заключается на самом деле.

– Правду, что же еще? – пожал плечами он. – Что вы здоровы и наслаждаетесь пребыванием в Баттенберне. Я так же сообщу ему, что вы, хотя и не вполне одобряете собравшуюся здесь компанию, тем не менее чувствуете себя достаточно комфортно. Конечно, две недели, что я проведу здесь, это небольшой срок, чтобы сделать окончательные выводы, но я обещаю постараться. – Он выдержал паузу. – И возможно, я позволю себе упомянуть, что он зря потратил деньги на учителей рисования, поскольку у вас нет никаких способностей к этому занятию.

Глава 2

– Он сказал, что у меня нет таланта к рисованию.

Элизабет сидела в спальне баронессы, удобно устроившись в большом кресле у камина. Ноги ее покоились на мягкой скамеечке, расшитой узором из розовых бутонов и зеленых листочков. По случаю теплой погоды окна были распахнуты настежь, и по комнате гуляли сквозняки, играя складками балдахина из дамаста цвета слоновой кости.

Леди Баттенберн высунула голову из-за шелковой ширмы.

– Но у тебя действительно нет таланта к рисованию, – подтвердила она. – Ты сама так говорила, да и Харрисон не раз намекал на это. Впрочем, мой муж ничего не смыслит в искусстве, и ты никогда не считалась с его мнением о живописи, театре или поэзии. – Голова баронессы и часть белого плеча снова исчезли за ширмой, где она с помощью горничной переодевалась на ночь. – Однако надеюсь, ты поставила его на место?

– Нет, я рассмеялась. – Элизабет до сих пор удивляла собственная реакция.

Из-за ширмы появилась баронесса, полностью готовая ко сну. Ее рыжие волосы были убраны под белый кружевной чепец, круглое лицо лучилось улыбкой. Облаченная в просторную, окутывающую ее, словно облако, ночную рубашку и бархатные голубые ночные туфли, она выглядела намного моложе своих лет. Отпустив горничную, она налила чай в две чашки и уселась напротив Элизабет на диванчик возле камина.

– Как именно рассмеялась, дорогая? – В голосе ее слышалось беспокойство. – Я имею в виду интонацию. Пренебрежительно? Весело? Или растерянно? Может, ты рассмеялась, чтобы скрыть обиду? Люди часто реагируют весьма не адекватно в ответ на неприятные замечания.